Итак, хоть я и против Путина, это не потому, что у него нет души, а из-за того, что у него в душе. В его интервью Financial Times в 2019 году есть отрывок, иллюстрирующий, как он говорит от всей души. Тогда он торжественно заявил о своей абсолютной нетерпимости к шпионам, предающим свою страну, сказав: «Предательство – самое тяжкое преступление, и предатели должны понести наказание»106. Из этого откровенного выплеска ясно, что Путин не испытывает личной симпатии к Сноудену или Ассанжу; он помогает им лишь для того, чтобы позлить своих врагов, и страшно представить себе судьбу потенциального российского Сноудена или Ассанжа. Неудивительно, что в другом интервью Путин сказал, что, хотя Сноуден не предатель, он не понимает, как Сноуден мог сделать то, что он сделал со своей страной… Здесь мы можем получить некоторое представление о душе Путина и о том, как работает его разум.
Отрицать, что у вашего политического врага есть душа, – не что иное, как регресс к вульгарности, которая перекликается с другими перлами Байдена. Например, в 2007 году он сказал в поддержку Барака Обамы: «Я имею в виду, что вы получили первого мейнстримного афроамериканца, который красноречив, умен, чистоплотен и симпатичен. То есть, это же просто сказка»107. Эти примеры показывают, что если президентство Байдена окажется лучше, чем президентство Трампа, то не из-за его души. Чем меньше Байден будет полагаться на свою душу, тем лучше для всех нас.
29. Классовая борьба против классизма
На церемонии инаугурации президента Джо Байдена была одинокая фигура, которая приковывала к себе всеобщее внимание самим своим присутствием, выделяясь как диссонирующий элемент, нарушавший спектакль двухпартийного единства: Берни Сандерс. Как выразилась Наоми Кляйн, не так важны были варежки, как его поза:
ссутулившийся на стуле, со скрещенными руками, физически дистанцировавшийся от толпы. Впечатление, которое это производило, заключалось не в том, что человек остался в стороне на вечеринке, а скорее в том, что человеку не интересно к ней присоединяться. На этом мероприятии, которое являлось, прежде всего, демонстрацией межпартийного единства, варежки Берни символизировали всех, кто никогда не входил в этот сфабрикованный элитой консенсус108.
Каждый философ знает, как впечатлен был Гегель, увидев Наполеона, едущего по Йене верхом – для него это было все равно, что увидеть мировой дух (преобладающую историческую тенденцию) на коне… Тот факт, что Берни затмил Байдена на его инаугурации и что его простой образ мгновенно стал знаковым, указывает на то, что истинный мировой дух нашего времени был там, в его одинокой фигуре, символизирующей скептицизм по поводу фальшивой нормализации, инсценированной во время церемонии. Прославление его образа говорит о том, что у нас все еще есть надежда; люди осознают, что необходимы радикальные перемены. Линии раздела, похоже, четко очерчены между либеральным истеблишментом, воплощенным в Байдене, и демократическими социалистами, самыми популярными представителями которых являются Берни Сандерс и Александрия Окасио-Кортес.
Однако за последние недели произошло нечто такое, что, кажется, нарушает эту четкую картину. В своих интервью и других публичных выступлениях Александрия Окасио-Кортес защищала Байдена от нападок со стороны социал-демократических левых. В своем интервью, опубликованном 19 марта в журнале демократических социалистов Америки Democratic Left, она «соединила крайне щедрые похвалы демократической партии с яростной критикой социализма»109. Как рассказывал Эрик Лондон, в своем интервью она
представляет Демократическую партию как полностью трансформировавшуюся в партию рабочего класса. Она говорит, что администрация Байдена и нынешние демократы «полностью переосмысливают себя в гораздо более прогрессивном ключе». Давление со стороны левых привело к «почти радикальным переменам» среди укоренившихся демократических лидеров… Единственным препятствием для достижения совершенства истеблишментом демократической партии является левая оппозиция. Эта политик, сделавшая карьеру на критике «демократического истеблишмента» и изображающая из себя аутсайдера, теперь превратилась в самого яростного защитника истеблишмента и самого неистового противника внешней критики.
Исходя из этого, Окасио-Кортес, естественно, отвергает левую критику Байдена как «в действительности привилегированную критику»110, мобилизуя старое и очень подозрительное различие между «добросовестной критикой» и «недобросовестной критикой». Она утверждает: «Недобросовестная критика может очень быстро разрушить все, что мы построили… у нас нет времени, и мы не можем себе позволить развлекать недобросовестных участников нашего движения». (Кстати, я отчетливо помню это различие со времен своей юности, когда коммунисты во власти регулярно противопоставляли «конструктивную» критику деструктивной антисоциалистической критике.) Если у нас «нет времени развлекать недобросовестных участников нашего движения», не является ли это (не слишком) тонким призывом к чистке? Окасио-Кортес идет дальше, обвиняя левых оппонентов Байдена в том, что они, критикуя президента, демонстрируют свое презрение к бедным и угнетенным111. Она также заигрывает с политикой идентичности в противовес «классовому эссенциализму» и повторяет старый трюк либеральных левых, обвиняя своих левых критиков в служении правым: «Когда вы говорите, что “ничего не изменилось”, вы называете людей, которые сейчас защищены от депортации, “ничем”. А мы не можем допустить этого в нашем движении»112. (Наверное, неудивительно, что в конфликт между Окасио-Кортес и демократическими социалистами теперь вовлекается даже полиция – СМИ сообщали о визитах полиции к пользователям Twitter, критикующим Окасио-Кортес в соцсетях113.) Но стратегия Окасио-Кортес здесь двойственна, ведь в то же время она осуждает администрацию Байдена за слишком медленное движение по Новому Зеленому Курсу114 и за недостаточные инвестиции в обновление инфраструктуры115, а также ругает Байдена за «варварские» условия пересечения границ страны116. Таким образом, она придерживается последовательной стратегии: она хочет, чтобы радикальные левые доверяли администрации Байдена, но одновременно осуществляли «добросовестную критику» и толкали ее вперед.
Проблема, которую я вижу в этом рассуждении, приписываемом Окасио-Кортес, заключается в его скрытой предпосылке: якобы радикальные левые заходят слишком далеко в направлении «классового эссенциализма», тем самым игнорируя антирасистский и феминистский прогресс, достигнутый администрацией Байдена. Но действительно ли демократическая партия отстаивает важность этих двух видов борьбы в противовес радикальным левым? И разве некоторые радикальные феминистки и активисты BLM также не поддерживают демократический истеблишмент?[25] Часть BLM отделилась от движения именно из-за поддержки последним демократической партии, поскольку, как они выразились, «заключить союз с демократической партией – значит заключить союз против самих себя»117. Раскол между демократическим истеблишментом и левыми радикалами не имеет ничего общего с проблемой классового эссенциализма.
Во-первых, здесь следует отметить, что (в старой терминологии Мао Цзэдуна), конфликт между Окасио-Кортес и демократическими левыми – это не «противоречие» между народом и его врагами, а противоречие внутри самого народа, которое должно разрешаться путем дебатов. В нашем случае это означает, что ни одна сторона не должна относиться к другой как к агенту, тайно работающему на врага. Но давайте перейдем к основному вопросу: кто прав в этом конфликте, или, по крайней мере, кто в меньшей степени плох? Меня так и подмывает ответить на это словами Сталина: они оба хуже. Что я имею в виду?
В каком-то абстрактном теоретическом смысле позиция радикальных левых верна: Байден не даст долгосрочного решения, а глобальный капитализм сам по себе является конечной проблемой. Однако это понимание никоим образом не оправдывает то, что можно было бы назвать принципиальным оппортунизмом – удобную позицию критики каждой скромной прогрессивной меры как неадекватной и ожидания истинного движения, которое, конечно, никогда не наступает. Поэтому Окасио-Кортес права в том, что от Байдена нельзя просто отмахнуться как от «Трампа с человеческим лицом» (как я уже отмечал). Многие меры, принятые или предложенные его администрацией, нужно поддержать, включая выделение триллионов долларов на борьбу с пандемией, экономическое возрождение и выполнение экологических обязательств. Еще один шаг администрации Байдена, который следует воспринять серьезно, – это налоговая реформа, необходимая по мнению министра финансов Джанет Йеллен. Следуя шагам, предложенным Томасом Пикетти, она повысила ставку корпоративного налога в США с 21 % до 28 %, а также требует от международного сообщества последовать ее примеру и повысить налоги до сопоставимого уровня… Это и есть «классовый эссенциализм» (стремление к экономической справедливости), к которому нужно отнестись серьезно. Я думаю, Крис Силлизза прав в том, что важнейшими словами в речи Байдена на совместном заседании Конгресса 28 апреля 2021 года были следующие: «Мои сограждане-американцы… экономика просачивания благ сверху вниз никогда не работала»[26].
Однако, если каждая из противоположных позиций (принятие повестки демократической партии, пустой левый радикализм) сама по себе неверна, то разве их сочетание – утверждение о том, что мы должны из тактических соображений поддержать Байдена, даже зная, что его политика не сработает, – не равносильно циничной манипуляции? При таком подходе мы официально остаемся в рамках системы, но на самом деле преследуем собственные, более радикальные и темные цели. Однако истинная суть такого подхода обычно противоположна: мы думаем, что преследуем скрытую радикальную цель, а в действительности идеально вписываемся в систему, или, если процитировать Дуэйна Русселя, «именно эту прагматичную попытку сохранять актуальность и влияние внутри демократической партии мы должны подвергнуть сомнению»