жил за древние иконы миллионы. Протесты интеллигенции, как свидетельствует распродажа шедевров Эрмитажа, не помогли бы. Однако мирового рынка древнерусского искусства в то время не существовало. В самый острый момент валютного кризиса, в начале 1930‐х годов, когда советское руководство было готово на все, иконного Меллона не нашлось. В силу именно этих причин, а не благодаря заговору Грабаря шедевры древнерусского искусства остались в России.
Со временем Тетерятников стал утверждать, что Грабарь не ограничился чисткой советских музеев от фальшивок, а создал «сталинскую шарашку», иконный аппендикс ГУЛАГа, где работали главные иконописцы-реставраторы дореволюционного времени[700] и где производство подделок было поставлено на поток. Вывод апокалиптический:
…сталинские искусствоведы в штатском нашпиговали многие великие мировые музеи своей продукцией. Так, например, в Нью-Йоркском музее Метрополитен десятки фальшивых икон, столько же и в знаменитом Лувре. А вот в Национальной галерее Норвегии еще больше фальшивок, да и в Национальной галерее Швеции не мало. Германский музей Реклингхаузен также инфицирован подделками. Эпилог пока не может быть написан. Нужна организация, нечто вроде Международной комиссии – Трибунала для расчистки мировых музеев от продукции сталинского культурного Гулага[701].
Следует сразу же отметить огульность этих заявлений. Конкретных примеров фальшивых икон в названных музеях Тетерятников не приводит. Сначала он утверждал, что иконная шарашка работала в Третьяковской галерее, но, получив заверение коллеги из Москвы, что «„копийной мастерской“ в ГТГ не было»[702], решил поискать в Кремле.
Утверждение о существовании иконной шарашки, массово производившей подделки, нашло приверженцев среди современных исследователей. Прежде чем обратиться к их доводам, зададимся вопросом здравого толка: зачем массово производить фальшивый новодел, если в собственности государства после революции оказались десятки тысяч икон?
Доводы, которые современные исследователи приводят для доказательства существования «фабрики по изготовлению фальшивок» сначала в ЦГРМ, а после их закрытия в Кремле, строго говоря не являются доказательствами. Одни доводы носят общеисторический характер. К их числу, например, относятся рассуждения о том, что индустрия подделок существовала и процветала в России с конца XIX века, что «иконное предпринимательство» до революции подготовило кадры реставраторов, которые затем перенесли свои «навыки» по изготовлению подделок в советские музеи и реставрационные мастерские, что даже самые прославленные частные коллекции, которые советская власть распродавала, не были защищены от попадания в них мастерски сделанных фальшивок. Как общеисторические эти рассуждения верны, но огульно и автоматически считать их доказательством поддельности икон, проданных «Антиквариатом», или доказательством существования иконной шарашки нельзя. Для доказательства подделки в каждом конкретном случае нужно проводить экспертизу иконы.
Другие доводы в доказательство существования советской индустрии фальшивок, мягко говоря, вызывают недоумение. Так, Пятницкий для этого использует следственные дела Г. О. Чирикова и П. И. Юкина, включая и показания, полученные на допросах, и даже явные доносы[703]. Оба реставратора были арестованы ОГПУ в 1931 году по обвинению в участии «в контрреволюционной организации» и осуждены по печально известной политической 58‐й статье. Одним из пунктов предъявленных им обвинений было изготовление фальшивых икон. Методы добывания признательных показаний в ОГПУ, как и методы фабрикации там следственных дел, хорошо известны, но Пятницкий не принимает это во внимание. Более того, сам признавая, что в опубликованных материалах следствия по делу Чирикова и Юкина отсутствуют конкретные названия фальсифицированных икон и заключения экспертов-искусствоведов, Пятницкий тем не менее считает обвинения доказанными[704]. Его не настораживает и тенденциозность следствия, при которой изготовление фальшивых произведений искусства считалось политическим преступлением. Столь некритичное использование материалов следственных дел, относящихся ко времени сталинских репрессий, не позволяет принять эти доводы.
Не менее проблематичным доказательством существования «иконной шарашки» является и другой факт, который приводит Пятницкий, а именно наличие с 1934 года реставрационной мастерской в Кремле, где работали художники-иконописцы. Этому факту есть разумное историческое объяснение. Мастерская существовала при Комиссии по реставрации Московского Кремля, которая должна была реставрировать фрески и иконы кремлевских соборов. Стоит ли удивляться тому, что в ней работали иконописцы. Руководить комиссией назначили пенсионера Грабаря, а именно его сторонники теории заговора считают руководителем «шарашки». Не случайно Владимир Тетерятников, попав во время перестройки в архив ГТГ, вместо того чтобы изучать скучные инвентари, копался в архиве Грабаря, но найти доказательств индустрии фальшивок так и не смог.
Сам по себе факт существования музейной реставрационной мастерской и наличия в ней реставраторов икон не может служить доказательством изготовления фальшивок. И в Эрмитаже, где работает Пятницкий, такая мастерская имеется. Доказанным является только то, что в ЦГРМ проводили антикварную реставрацию икон перед продажей. Однако стала ли икона в процессе такой реставрации подделкой, нужно доказывать в каждом конкретном случае, опираясь на научные методы анализа, а не на огульные заключения общеисторического толка. Да и сам Пятницкий пишет об отсутствии четкого определения поддельной и подлинной иконы, так как специфика этого произведения искусства, по его словам, состоит в том, что «иконы не могут находиться более десятка лет без постоянной реставрации, хотя бы превентивной»[705]. Тем не менее в стремлении выдать желаемое за действительное и при отсутствии неоспоримых доказательств Пятницкий прибегает к подмене понятий, при которой копия становится аналогом фальшивки, а реставрация – аналогом подделки[706]. Сенсационные заявления о заговорах и фальшивках привлекают внимание обывателя, но чтобы убедить ученых, нужны доказательства[707].
Возвращаясь к основателю теории заговора, Тетерятникову, следует сказать, что им двигала жажда все новых сенсаций. Его теория разрасталась как на дрожжах, превратившись в конечном итоге в абсурд. Тетерятников стал объявлять фальшивкой все, что попадалось ему на глаза, причем чем знаменитее памятник, тем хуже, тем больше шума: новгородские таблетки, гостинопольские иконы, собрание Чирикова, «Отечество» из собрания Боткина… Довольно скоро Тетерятников стал определять фальшивки по фотографиям даже без осмотра физического состояния иконы или другого художественного произведения, причем в своих высказываниях всегда был безапелляционен[708]. Начав с собрания Ханна, Тетерятников затем объявил фальшивками фактически все произведения древнерусского искусства, проданные в сталинское время за рубеж, а потом стал готовиться и к разоблачению собраний крупнейших российских музеев. Письмо Тетерятникова к переводчику его книги от 2 августа 1980 года свидетельствует о том, что он планировал написать пять книг: подделки в собрании Ханна, фальшивки в музеях мира, советская диверсия по фальсификации русской культуры, биография (его собственная) и, наконец, фальшивые иконы в российских музеях, включая Третьяковскую галерею и Русский музей[709]. Замысел последней книги, кстати сказать, противоречит его же собственному заявлению о том, что Грабарю удалось очистить российские музеи от подделок.
Со времени скандальных разоблачений Тетерятникова прошли десятилетия, но и современные исследователи не имеют доказательств правдивости его теории заговора интеллигенции (действовавшей вкупе со сталинским Политбюро!). Все заявления о массовом экспорте фальшивок и «сталинской иконной шарашке» по изготовлению подделок как были, так и остаются голословными.
Однако вернемся к истории первой советской иконной зарубежной выставки. Ее советские и западные устроители не делали секрета из замены главных шедевров Древней Руси копиями. Во всех каталогах заграничной выставки и архивных документах, связанных с выставкой, икона Брягина «Богоматерь Владимирская», как и остальные пять копий, выполненные для этой выставки, значились современными работами с указанием имен иконописцев, которые их создали. Поскольку при изготовлении этих копий и показе их на выставке не было цели ввести зрителя в заблуждение, то считать их подделками или фальшивками неправомерно. Наличие на выставке копий шести шедевров Древней Руси само по себе не может служить и доказательством того, что «Антиквариат» продавал фальшивки. Во время выставки эти копии, как, впрочем, и другие иконы с выставки, действительно пытались продать, но переписка Грабаря с Гинзбургом, о которой речь пойдет в следующей главе, свидетельствует, что эти иконы предлагались покупателям как копии, а не древние шедевры. Кроме того, ни одна из копий, сделанных для советской иконной заграничной выставки, не была продана. Все шесть благополучно вернулись в СССР. Местонахождение пяти из них известно, об этом будет рассказано в следующих главах. На обратной стороне икон еще со времен выставки сохранились наклейки с названием иконы и именем реставратора, который сделал копию. Таким образом, эти иконы продолжают открыто существовать именно как копии.