льного художественного значения не остановило советское руководство от продажи «Благовещения» ван Эйка, «Мадонны Альбы» Рафаэля и многих других шедевров живописи, которые именно в те дни, когда выставка икон пребывала в США, снимали со стен Эрмитажа и отправляли туда же, за океан, новому хозяину, министру финансов США Эндрю Меллону.
Таможенные льготы и запрет на продажу при условии некоммерческого ввоза икон, которыми, например, в Англии и США были повязаны национальные комитеты, проводившие выставку, также полностью не могут объяснить несостоявшуюся распродажу. В крайнем случае советские власти могли бы выплатить неустойку лондонскому и нью-йоркскому портам или же, договорившись с покупателями, сначала вывезти иконы назад в СССР, а затем завершить сделку обычным путем, через советское торгпредство в Берлине.
Одну из главных причин несостоявшейся распродажи икон с выставки следует искать в экономической депрессии, парализовавшей Запад. У музеев не было средств. Ранее приведенные материалы свидетельствуют, что минимальная цена, которую «Антиквариат» запрашивал за факсимильную копию, составляла около 500 долларов, подлинники ценились дороже. Как показывает транспортная страховка экспонатов выставки в США, индивидуальная оценка икон колебалась от 750 до 15 тыс. долларов. Это были огромные по тем временам суммы. По свидетельству Розеншейна, Ильин оценил выставку в 1,5–2 млн золотых руб., что по официальному обменному курсу, существовавшему в то время в СССР, составляло от 700 тыс. до миллиона долларов. Кому-то эта цена может показаться не столь уж и высокой. За «Мадонну Альбу» Рафаэля примерно в то же время Меллон заплатил более миллиона долларов. Однако объективно в условиях депрессии на Западе мало кто, подобно Меллону, располагал свободными наличными миллионами.
Богатая Америка, на которую так надеялся Грабарь, не составляла исключения. Переписка американских музеев, которые принимали выставку, свидетельствует, что найти деньги даже для оплаты транспортировки и страховки икон не было пустячной проблемой. Музей истории, науки и искусства Лос-Анджелеса[888] с опаской запрашивал у Американского Русского института информацию о расходах на выставку, заранее оговорив, что, скорее всего, не сможет ее финансово осилить[889]. Из этого правила были лишь редкие исключения. Так, директор Мемориального музея М. Х. де Янга в Сан-Франциско получил от Совета попечителей музея свободу действий в использовании средств. Именно этот музей, если верить письму Розеншейна, спрашивал Американский Русский институт о возможности купить иконы. Однако на мой запрос из музея сообщили, что в нем нет русских икон[890].
О тяжелом финансовом положении музеев США свидетельствует и «совершенно конфиденциальный доклад», который в мае 1932 года по просьбе Розеншейна подготовили американские эксперты, муж и жена, «мистер Поп и профессор миссис Акерман». Розеншейн обсуждал с ними перспективы «реализации картин Эрмитажа». Он рекомендовал Попа и Акерман как «солидных людей», «прекрасных знатоков в области искусства, дружественно настроенных в отношении СССР» и «связанных с виднейшими представителями мира искусства и музеями». Они якобы даже представляли интересы английской королевской семьи в вопросах искусства. Видимо, речь идет об Артуре Попе и его жене Филисс Акерман, американских специалистах по персидскому искусству[891]. Действительно, они были связаны с ведущими музеями и частными коллекционерами. Кроме того, Поп был известен своими симпатиями к СССР. Он был попечителем Американского Русского института, а также вице-президентом Национального совета американо-советской дружбы. Доклад Попа и Акерман ушел Мессингу в Наркомвнешторг и в копии – Ильину в «Антиквариат».
Поп и Акерман составили сводку финансовых трудностей девяти ведущих музеев США. В частности, они сообщали, что Музей искусств в Детройте[892] может быть закрыт по крайней мере на год и что почти все его кураторы уволены, а директор вынужден взять годовой отпуск без сохранения содержания. Музей искусств Толидо, штат Огайо, в течение долгого времени намеревался купить некий предмет из стекла с эмалью, который был предложен в треть цены. Совет директоров, однако, несмотря на выгодность предложения, его отклонил. У музея были большие долги, и от покупок на длительное время следовало отказаться. Второй по величине в США, «Пенсильванский музей в Филадельфии»[893], уволил 11 сотрудников и с трудом выплачивал проценты по банковскому долгу в 500 тыс. долларов, не имея средств на погашение основной суммы кредита. Музей был закрыт три дня в неделю. Музей Университета Пенсильвании[894] также вынужден был уволить ряд сотрудников и был открыт только несколько дней в неделю. Музей современного искусства в Нью-Йорке был совершенно без средств и едва мог осилить оперативные расходы.
В обзор попали и музеи, которые принимали советскую выставку икон. Про Институт искусств в Чикаго Поп и Акерман сообщали, что тот не может продолжать закупки для пополнения коллекции и изо всех сил пытается пережить трудное время, не прибегая к увольнению кураторов и сокращению зарплаты. Художественный музей Вустера вынужден был распродавать ценные бумаги для того, чтобы выполнить контракт на строительство пристройки к зданию. Музей Метрополитен в Нью-Йорке по крайней мере полгода не делал никаких приобретений.
Богатые частные коллекционеры тоже переживали тяжелые финансовые времена и осторожничали. Доклад Попа и Акерман содержит сведения и об этом. Так, доход «госпожи Рокфеллер Мак‐Кормик»[895], известной покупками дорогостоящих предметов искусства, в 1932 году составил только 24 % от уровня 1930 года. Крупные покупатели Джулс Баш[896] и Джордж Блюменталь[897] совершенно покинули художественный рынок. По сведениям Попа и Акерман, все крупнейшие коллекционеры Филадельфии и Детройта, Эдсел Форд[898] например, совершенно прекратили покупать произведения искусства. «Госпожа Джон Д. Рокфеллер»[899], по слухам, сказала, что их обязательства перед Рокфеллер-центром[900] делают новые покупки невозможными и что им повезло, что они смогли купить произведения искусства два года назад. Финансовое положение богатых коллекционеров не могло не сказаться и на положении продавцов искусства. Многие антиквары разорились или были на грани банкротства[901]. По словам Попа и Акерман, редактор «Art News» господин Френкель (S. W. Frankel) якобы сказал, что практически все антиквары Нью-Йорка обанкротились. По словам Френкеля, все они серьезно задолжали «Art News» за размещение рекламы и «выудить» у них даже небольшие суммы по долгам совершенно невозможно. Заключение, к которому пришли Поп и Акерман, было неутешительным: в Америке нет серьезного спроса на шедевры, их можно продать лишь за ничтожные суммы[902].
Мнение Попа и Акерман получило полную поддержку другого эксперта, Эдуарда Бернейса[903], к которому тоже обратился Розеншейн. В своем меморандуме Бернейс писал, что и до депрессии рынок произведений искусства в США был очень узок. Только самые богатые люди могли позволить себе коллекционировать, но и они покупали шедевры не ради искусства, а ради выгодного вложения капитала и социального престижа. Депрессия привела к тому, что денег на прихоти теперь не было, изменилось и общественное мнение – тратить деньги на произведения искусства в то время, когда большинство нации с трудом сводит концы с концами, считалось позором. Сложилась парадоксальная ситуация: в момент, когда стало выгодно покупать подешевевшие мировые шедевры, спроса на них не было. Этот парадокс Бернейс объяснил так: покупательная способность в период депрессии определялась не тем, сколько денег оставалось в распоряжении того или иного человека, а тем, сколько денег в результате кризиса и депрессии он потерял. Бернейс подтвердил, что крупные покупатели, такие как Отто Кан[904], Джордж Блюменталь, Пирпонт Морган, больше ничего не покупают, а некоторые даже распродают свои коллекции. Бернейс рекомендовал советским продавцам переждать трудное время, использовав его для просвещения американцев – приглашать в советские музеи американских экспертов, чтобы те дали хвалебные интервью и написали восторженные статьи, рассылать репродукции произведений по музеям, университетам, художественным обществам, другими словами, использовать затишье на антикварном рынке, чтобы подготовить почву для продаж к тому моменту, когда экономическая ситуация изменится к лучшему[905].
Несмотря на плачевное состояние дел на антикварном рынке, Розеншейн во время пребывания в Нью-Йорке в мае 1932 года предпринял попытку выйти на серьезных покупателей. Прежде всего, Розеншейн вел переговоры, вероятно через Амторг, с неким мистером Дарвином. В архиве сохранилось одно из писем Дарвина. Судя по подписи и указанному адресу, речь идет о Генри Льюисе Дарвине (Henry Lewis Darwin, 1886–1945), сенаторе от штата Техас[906]. Розеншейн предложил Дарвину купить у СССР Codex Sinaiticus – Синайский кодекс, один из самых выдающихся письменных памятников христианства, датированный IV веком. В XIX веке монахи греческого монастыря Святой Екатерины на Синае на полтора месяца одолжили рукопись русскому императору Александру II для подготовки факсимильного издания. Однако рукопись так и осталась в России; монахи в утешение получили факсимильную копию. В мае 1932 года Розеншейн предлагал Синайский кодекс за 1–2 млн долларов. Дарвин намеревался собрать деньги «в своей группе»