.
Американский Русский институт все же вынужден был отказать Музею истории, науки и искусства Лос-Анджелеса, который, узнав, что иконы находятся по соседству в Сан-Франциско, попросил привезти выставку в Южную Калифорнию. Руководство института мотивировало отказ тем, что из‐за транспортировки из одного конца страны в другой иконы получили значительные повреждения. Американский Русский институт хотел прервать турне, закончив его выставкой в Сан-Франциско[944]. В Лос-Анджелес иконы не поехали, но и в Сан-Франциско дело не закончилось. Иконам предстояло вновь по железной дороге пересечь континент, посетить Кливленд, предположительно последнюю остановку, за которой должно было последовать возвращение в Нью-Йорк, а затем на родину. Однако Музею искусств Цинциннати удалось уговорить институт по дороге из Кливленда в Нью-Йорк завезти выставку к себе, таким образом добавив еще одну остановку к и без того длинному турне[945]. А впереди было еще длительное путешествие через океан назад в СССР.
Глава 6. Коммерческие итоги выставки
Увлекая Госторг идеей выставки, Грабарь уверял, что нужно будет потратиться только на ее подготовку, а потом-де выставка будет путешествовать по странам и континентам на основе почетного приглашения, так что за все будут платить западные спонсоры, ни одна советская копейка не будет потрачена, а затем последуют заказы от коллекционеров, музеев и антикваров на новый товар – древнерусские иконы. В какой мере оправдались эти надежды?
Архив Музея Виктории и Альберта хранит детальную информацию о механизме финансирования выставки, которая позволяет показать, как советские и западные организаторы поделили финансовые обязательства по ее проведению. В письме председателю Британского иконного комитета Мартину Конвею директор Музея Виктории и Альберта Маклаген писал, что музей предоставит выставочные площади при условии, что «никакая работа, связанная с получением, отправкой или показом экспонатов, не будет касаться работников музея, все расходы по организации, найму рабочей силы, материалам и т. д. будут покрыты членами комитета и в случае порчи или потери любого из экспонатов выставки музей не будет нести ответственность»[946]. Другими словами, Музей Виктории и Альберта не нес никаких расходов по выставке. Роль музея свелась к предоставлению выставочных площадей и хранилища.
Спонсором лондонской выставки выступил Британский иконный комитет, который должен был оплатить расходы по изданию каталога и афиш, а также рекламу, зарплату грузчикам, дежурным в музейных залах и продавцу каталогов. По самым скромным начальным подсчетам, для этого требовалось 200 фунтов стерлингов. Комитет собирал частные пожертвования по подписке, но до конца сентября 1929 года удалось выручить только 74 фунта[947]. Этих денег едва хватало, чтобы напечатать афиши (12 фунтов), 2 тыс. экземпляров каталога (30 фунтов) и заплатить за работу продавцу каталогов (30 фунтов). Положение было плачевным, от рекламы выставки из‐за недостатка средств на время пришлось отказаться. Это беспокоило директора Маклагена, который считал, что отсутствие рекламы помешает успеху выставки[948]. Выручила компания «Подземные электрические железные дороги» («Underground Electric Railways»), которая согласилась бесплатно развесить афиши выставки на станциях лондонского метро[949]. После открытия выставки продажа тысяч экземпляров каталога поправила дело. В конце ноября Фарбман сообщал, что комитет начал «делать деньги» на выставке, что позволило разместить рекламу в лондонской прессе. Благодаря продажам каталога комитет не только возместил все свои расходы на выставку, но и немного заработал на ней[950].
По мнению британских организаторов выставки, советская сторона должна была оплатить все транспортные расходы по доставке экспонатов в Музей Виктории и Альберта и вывозу их из Англии, страховку в пути и на время выставки, а также содержание советских специалистов, которые сопровождали иконы. Именно так понимал условия соглашения председатель Британского комитета Мартин Конвей, подавая 16 июля 1929 года заявку на проведение выставки Свидерскому в Наркомпрос[951]. Телеграфный ответ Свидерского, однако, свидетельствует, что советская сторона рассчитывала потратиться только на доставку груза в порт Лондона и страховку в пути, а также содержание советских представителей[952]. Эти условия не устроили Британский комитет, у которого не было средств. Фарбман поехал в Москву и заверил британцев, что дело будет улажено[953].
В результате «Антиквариату» пришлось оплатить не только транспортировку груза из Вены и Москвы в Лондон и страховку в пути, но и счет лондонского порта, доставку груза из порта в музей и страховку на время проведения выставки. Какова была общая сумма, в точности не известно, но примерно оценить ее можно. Доставка из лондонского порта в музей 47 ящиков икон, прибывших из Гамбурга на пароходе «Чибис», обошлась в 64 фунта 17 шиллингов[954]. Доставка из порта в музей 14 икон «Антиквариата», прибывших из ленинградского порта, составила 7 фунтов 19 шиллингов и 7 пенсов[955]. В общей сложности только за эти две небольшие транспортные услуги по доставке груза из порта в музей, если считать по существовавшему в то время в СССР официальному курсу 7 руб. 60 коп. за английский фунт, «Антиквариату» пришлось заплатить более 500 руб. золотом[956]. Расходы на транспортировку груза из Вены и Москвы в Лондон наверняка были значительно больше расходов на местные перевозки. Следует также добавить страховку ценного груза в пути и во время выставки[957], зарплату, транспортные билеты и содержание Самуэли, Домбровской и Юкина. С учетом всего этого расходы «Антиквариата» только по лондонской выставке будут исчисляться тысячами золотых рублей.
Коммерческие условия показа икон в Германии и Австрии мне не известны, но на основании косвенных свидетельств можно с большой степенью вероятности предположить, что в этих странах, как и в Лондоне, организационные расходы несли западные спонсоры. Для того чтобы возместить свои расходы, немецкие организаторы, начиная с Кельна, стали брать входную плату, а в Вене просили продлить выставку на несколько дней, с 23 до 27 октября, иначе, как говорилось в телеграмме из австрийской столицы, «будет большая потеря (денег. – Е. О.)». Возможно, таким образом в Вене пытались покрыть расходы за счет дополнительных средств от продажи каталога и входной платы[958]. Материалы американских архивов свидетельствуют, что в США не Американский Русский институт, а сами музеи являлись спонсорами выставки. Они несли все расходы по распаковке, паковке, развеске икон, изданию каталога и рекламе. Каждый музей оплачивал транспортировку и страховку ценного груза до следующего пункта назначения выставки. Кто оплатил страховку и транспортировку груза в Германию, Вену, США, а затем назад в СССР, точно не известно, но модель финансирования лондонской выставки позволяет предположить, что, скорее всего, платил «Антиквариат». В Германии и Вене «Антиквариату», как и в Лондоне, пришлось оплатить содержание советской делегации и специалистов, сопровождавших выставку. В результате общие затраты «Антиквариата» на заграничную выставку будут исчисляться уже не тысячами, а десятками тысяч золотых рублей.
Вопреки заверениям Грабаря, советскому правительству пришлось потратить деньги на проведение выставки, и немало, а немедленного дохода от нее не было. Распродажа икон с выставки не состоялась, средства от продажи каталогов и афиш, входная плата, в тех случаях, когда она взималась, шли западным организаторам выставки. Музеи и институты получали иконы и фрески бесплатно, они ничего не платили советской стороне за право показать произведения древнерусского искусства в своих стенах[959]. С учетом всего сказанного следует признать, что «Антиквариат» нес большие убытки.
Однако не следует забывать, что выставка должна была работать не на сиюминутный коммерческий эффект, а на перспективу. По задумке организаторов, мир должен был увидеть русские иконы и восхититься. Эту задачу выставка выполнила. Благодаря ей десятки тысяч людей на Западе открыли для себя древнерусское искусство. Показ русских икон в залах Музея Виктории и Альберта в Лондоне по соседству с картонами Рафаэля, с которых были сделаны гобелены для Сикстинской капеллы, трудно переоценить. Это было признание мирового значения русской иконы. В Мюнхене русские иконы выставлялись на мольбертах в зале, стены которого были сплошь закрыты гобеленами конца XVIII века, сделанными по росписям станц Рафаэля. Грабарь восхищенно писал: «Трудно было придумать для икон лучший фон, нежели рафаэлевские гобелены». Более того, продолжал он, до сих пор гобелены забивали все выставки, организованные в этом зале, иконная выставка стала первым случаем, «когда не гобелены бьют, а сами они убиты цветностью икон»[960]. В США, по мнению Венди Салмонд, выставка стала одним из блокбастеров периода начала Великой депрессии и, несомненно, имела общественный и художественный эффект. Так, в Музее искусств Вустера во время показа икон они были включены в детскую обра