зовательную программу. Американские дети создавали свои образы, вдохновленные произведениями древнерусского искусства[961].
По замыслу организаторов выставки, научный интерес и художественное признание должны были в перспективе стать залогом коммерческого успеха. Практически сразу же после возвращения выставки на родину, прервав временное затишье, возобновился отбор икон на продажу из Третьяковской галереи и других музеев. По мнению Грабаря, благодаря выставке русская икона стала объектом коллекционирования на Западе[962]. Так ли это? Привела ли выставка к немедленному формированию музейных и частных коллекций русских икон на Западе? Вопреки надеждам советских и западных искусствоведов и торговцев, скорых заказов от музеев на русские иконы не последовало[963], тем не менее крупные частные покупатели появились. В какой мере это было заслугой выставки?
Через несколько лет после выставки при участии «Антиквариата» в США возникло два крупных частных собрания русских икон. Они принадлежали авиапромышленнику Джорджу Ханну и послу США в СССР Джозефу Дэвису (им будут посвящены специальные разделы в этой книге). Однако свидетельств, что Ханн или Дэвис посещали советскую иконную выставку, нет. В то время они еще не интересовались русским искусством. Существует мнение, что совет покупать иконы Ханну дал русский американец Андрей Авинов, энтомолог, художник и директор Музея естественной истории Института Карнеги в Питтсбурге. По одной из легенд, Авинов якобы даже ездил в Москву в качестве доверенного лица Ханна[964]. Вполне возможно, что Авинов, эмигрант из России, не упустил возможность посмотреть выставку древнерусских икон, когда та путешествовала по США. Хозяин другой частной коллекции русских икон, Джозеф Дэвис, открыл русское искусство также не на советской заграничной иконной выставке, а в Москве, где он в 1937–1938 годах исполнял обязанности посла США. Дневник Дэвиса свидетельствует, что его «образовывала» советская действительность – антикварные магазины Москвы и Ленинграда.
Из европейских крупных покупок русских икон у «Антиквариата», совершенных вскоре после выставки, известна сделка со шведским банкиром Улофом Ашбергом. В августе 1935 года он купил у «Антиквариата» 33 иконы, хотя заплатил не миллионы, а всего лишь 6 тыс. руб.[965] Интерес Ашберга к русским иконам также не стоит относить к заслугам советской иконной выставки, так как у него уже до того было большое собрание, более 200 икон. Ашберг начал покупать иконы в годы нэпа в России, задолго до того, как первая советская иконная выставка поехала в заграничное турне. Тем не менее сделка с «Антиквариатом», заключенная в 1935 году, вполне могла быть результатом того резонанса, который советская иконная выставка вызвала на Западе. Возможно, она воодушевила Ашберга на новую покупку произведений древнерусского искусства.
Владельцы других значимых европейских коллекций русских икон, которые собирали их в 1930‐е годы «по следам выставки», как, например скандинавские дипломаты Эйнар Крaнe, Валдемар Эббeсенс, Вилхелм Ассарссон и его друг историк искусства Бертел Улоф Хинце, покупали иконы в основном в СССР – на толкучках, в Торгсине и в магазинах «Антиквариата»[966]. Их интерес к русским иконам не был прямым результатом заграничной иконной выставки. Однако даже если они и не побывали на ней, то, несомненно, слышали о выставке, что не могло не повлиять на их увлечение древнерусским искусством.
Ожидаемого потока заказов на иконы от западных музеев и крупных частных коллекционеров после закрытия выставки не последовало, но она, безусловно, привела к развитию контактов с европейскими и американскими фирмами, которые продавали произведения русского искусства. «Антиквариат» владел огромным иконным фондом (прил. 10). Много ли удалось реализовать через западных антикваров, а также антикварные магазины внутри СССР? В какой мере выставка повлияла на развитие в 1930‐е годы массового антикварного рынка и какие именно иконы пользовались преимущественным спросом? Исследователи только начинают изучать этот вопрос, но мнения уже разделились.
Ю. А. Пятницкий считает, что, хотя «надежды советских чиновников сразу же получить поток заявок на иконы от западных музеев и антикваров не оправдались», «все же именно благодаря этой выставке и ее резонансу „Антиквариат“ наладил массовые поставки икон на западный рынок, причем вывозил произведения и легально, и полулегально, но еще чаще нелегально» (выделено мной. – Е. О.)[967]. Принимая во внимание, что Всесоюзное общество «Антиквариат» было ликвидировано в 1937 году, речь идет о том, что именно в 1930‐е годы красным купцам удалось создать массовый рынок русских икон на Западе.
В противовес Пятницкому, Венди Салмонд, которая изучила иконные коллекции, находящиеся в США, считает, что, несмотря на огромный общественный интерес, выставка не привела к созданию в 1930‐е годы «систематической и информированной рыночной базы», по крайней мере в США. Она пишет, что, по мнению организаторов выставки, как свидетельствует предисловие к каталогам, только древние иконы представляли ценность, тогда как более поздние считались выражением упадка иконописи[968]. Салмонд считает, что план Грабаря возбудить в Америке интерес к древним иконам и создать рыночный спрос на них провалился. Древнерусские иконы как отсутствовали, так и по сей день, за редким исключением, отсутствуют в американских музеях и частных коллекциях[969].
Американские покупатели на русские иконы появились сразу же по следам выставки, но, за исключением Ханна и в определенной мере Дэвиса, это был спрос не на те «серьезные» иконы, которые рекламировала выставка. «Тех американцев, – пишет Салмонд, – которые покупали иконы в 1930‐е годы, привлекали иконы совсем другого рода и по совсем другим причинам. Почти без исключений, все они были поздними иконами семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков»[970]. Покупателями этих икон были в первую очередь американские туристы, которые посетили СССР в период «великого туристского нашествия» конца 1920‐х – начала 1930‐х годов. Они покупали иконы в комиссионках и антикварных магазинах, но не как произведения искусства, а как экзотические сувениры на память о России или в подарок друзьям.
Попытки создать в США иконный рынок через посредничество частных фирм также, по мнению Салмонд, не привели в 1930‐е годы к формированию коллекций древних и, с точки зрения организаторов выставки, художественно значимых икон. В то время основными покупателями русских икон в США были… домохозяйки, которые видели в иконе предмет декора для своих домов. Они покупали в основном небольшие иконы XIX века в декоративных окладах. Учителями, формировавшими вкус этих коллекционеров-обывателей, были не искусствоведы и почитатели искусства типа сэра Конвея и не антиквары с мировым именем типа Джозефа Дювина, а коммивояжеры, братья Хаммер, которые, совершив революцию в антикварной торговле, продавали «сокровища царской семьи» через универмаги в США.
Показательно, что первая распродажа Арманда Хаммера в универмаге «Scruggs Vandervoort and Barney» в Сент-Луисе состоялась в начале 1932 года, когда иконная выставка, вызвав огромный общественный резонанс, уже направлялась на предпоследний показ в Кливленде. Возможно, не только коммерческие нововведения Арманда Хаммера, сделавшего ставку на снобизм обывателей и их падкость на сенсации, но и советская иконная выставка способствовали успеху хаммеровских антикварных торгов в универмагах. После Сент-Луиса выставка-распродажа Хаммера посетила еще восемь универмагов в крупнейших городах США, пять из которых совсем недавно принимали выставку русских икон – Чикаго, Сан-Франциско, Кливленд, Рочестер и Нью-Йорк[971].
Рыночные приемы, с помощью которых братья Хаммер да и другие антиквары, например Александр Шеффер (Alexander Schaffer)[972] или фирма Золотницкого «А La Vieille Russie», подогревали интерес к новому товару, представляли спекуляции на трагических страницах русской истории и прежде всего гибели семьи последнего царя и краха российской аристократии. Практически всем предметам на таких распродажах продавцы приписывали «дворцовый провенанс»[973]. Владеть иконой из России, особенно если она принадлежала царской семье, значило приобщиться к истории и миру, которого никогда не существовало в Америке и который до сих пор овеян в этой стране ореолом почтительного уважения. Богатые домохозяйки, которые и представляли основных покупателей на хаммеровских распродажах в универмагах, были особенно падки на такую рекламу[974].
В результате, по мнению Салмонд, в 1930‐е годы русская икона обрела в Америке новую сущность: не предмет религиозного культа, не показатель достижений советской реставрационной науки, не шедевр живописи, а сувенир или предмет декора и способ приобщения к миру царской семьи и аристократии. Такое восприятие имело мало общего с научными и образовательными целями первой советской иконной выставки, которая рекламировала икону прежде всего как произведение древнего искусства. Со временем бывшие дипломаты, туристы и домохозяйки передали свои покупки в американские музеи. Так русские иконы оказались в музеях Нью-Йорка, Вашингтона, Детройта, Рочестера, Цинциннати, Ричмонда, Бруклина, Буффало…