искусства, привело к превращению иконы в художественный товар и в период острого валютного кризиса в СССР поставило под угрозу распродажи иконные коллекции советских музеев. Государство воинствующих безбожников использовало предметы ненавистной религии, чтобы получить средства для построения атеистического коммунистического общества. Кроме того, вопреки антикапиталистической идеологии, продажи способствовали обогащению мировых капиталистов: иконы, проданные в сталинские 1930‐е годы, принесли и продолжают приносить их западным владельцам большие барыши.
О чем свидетельствуют эти парадоксы? Прежде всего о том, что идеология не была единственным, а зачастую и главным принципом в принятии решений и в практике даже таких фанатично преданных идее борцов, как большевики. Принципы практической целесообразности и выгоды, прагматичность и расчет были в арсенале советского руководства. Следует также признать, что советской экономической политике и советскому экономическому строю не были чужды и принципы рыночного предпринимательства. Не вызывает удивления, что борьба людей за выживание и их стремление к личной выгоде привели к формированию вездесущего черного рынка[1453]. Однако в развитие рынка в СССР внесло вклад не только общество, но и государство. Так, сталинское время оставило нам пример экономически успешной, хотя и циничной крупномасштабной предпринимательской деятельности государства, которое использовало массовый голод для того, чтобы собрать у населения валютные ценности через сеть магазинов «Торгсин».
История, рассказанная в этой книге, идет в русле тех же выводов. Сталинское руководство, отрицавшее рынок и прочно укрепившее фундамент первой в мире плановой централизованной «нерыночной» экономики, стало одним из создателей мирового рынка русских икон. Советы предложили Западу новый художественный товар, произведения древнерусского искусства, и немало сделали для его рекламы. В этом – еще один исторический парадокс. Большевики объявили войну капиталу и грезили о мировой революции. Однако валютная нужда заставила их играть по правилам мирового рынка.
Все это свидетельствует о том, что сталинизм не был лишь идеологией, политической системой и/или социальным феноменом в истории. Он представлял собой социально-экономическое явление, в котором предпринимательство, прагматизм и целесообразность играли не последнюю роль и порой заставляли на практике отказываться от догматических и утопических постулатов марксизма.
Русские иконы в музеях мира: состоялось ли признание?
В экспортном фонде «Антиквариата» оказалось несколько тысяч икон (прил. 10). Документов, которые позволили бы точно сказать, сколько из них было продано, нет[1454]. Есть основания полагать, что «новорожденный» мировой рынок русских икон не смог поглотить такую массу товара, тем более что в то время Запад переживал затяжной экономический кризис, который привел к резкому спаду продаж произведений искусства. Предположение о том, что иконный фонд «Антиквариата» не был полностью распродан, подтверждают далеко не полные данные о возврате икон из «Антиквариата» в Третьяковскую галерею, Исторический и Русский музеи. Вопрос о том, сколько икон вернулись в российские музеи и каково их значение в современных музейных коллекциях, ждет своих исследователей.
Изгои революции и сталинской индустриализации, русские иконы разлетелись по миру. Одни, оказавшись сувенирами в чемоданах западных туристов, затерялись навеки. Мы никогда не узнаем об их судьбе. Другие попали в частные собрания или к антикварам и до сих пор служат развитию мирового антикварного иконного рынка. Время от времени проданные в 1930‐е годы иконы появляются на аукционах. Проследить судьбу икон, попавших в частные коллекции, из‐за закрытости информации не всегда возможно. Однако исследователям доступны для изучения музейные собрания. Много ли в них икон из сталинского экспортного фонда 1920–1930‐х годов? Обзор мировых музейных иконных коллекций – предмет этого очерка – дает основания полагать, что экспортный фонд «Антиквариата» в значительной степени остался нераспроданным.
В Национальном музее Швеции хранится одна из самых значимых в мире коллекций русских икон. Ее ядро составили собрания двух шведов, банкира Улофа Ашберга (Olof Aschberg, 1877–1960) и дипломата Вилхелма Ассарссона (Vilhelm Assarsson, 1889–1974).
В 1933 году Ашберг подарил свою коллекцию, около 250 икон, Национальному музею в Стокгольме[1455], однако львиную часть этого подарка составляли иконы, которые он купил в России в первой половине 1920‐х годов, то есть до создания экспортного фонда икон и начала массовых сталинских продаж. В те годы Ашберг покупал иконы у бедствующих «бывших» на блошинах рынках, а также в комиссионных и антикварных магазинах[1456]. К сталинским продажам в собрании Ашберга следует отнести те 52 иконы, что Ашберг купил в СССР осенью 1928 года при посредничестве Грабаря, а также 33 иконы, купленные у «Антиквариата» в 1935 году, бóльшая часть которых была подарена стокгольмскому музею в 1952 году. Ашберг также покупал иконы у западных антикваров, в частности у фирмы «A La Vieille Russie», которая в то время находилась в Париже. Среди этих покупок могут оказаться иконы «Антиквариата», но они будут исчисляться единицами.
До передачи в музей иконы находились в особняке Ашберга в Буа дю Роше (Bois du Rocher) недалеко от Версаля. Во время нацистской оккупации Франции погиб архив Ашберга и многое из его собрания произведений искусства, в котором, в частности, были картины Левицкого и Шагала[1457]. Передача икон в Национальный музей в Стокгольме в 1933 году, возможно, спасла их от гибели во Второй мировой войне. Подарок Ашберга превратил Национальный музей Швеции в самое крупное в то время собрание русских икон среди частных и государственных собраний за пределами России.
Дипломат Вилхелм Ассарссон собирал свою коллекцию в 1930‐е годы, когда работал в шведском посольстве в СССР[1458]. По сохранившимся сведениям он покупал иконы в комиссионках, Торгсине и магазинах «Антиквариата». Таким образом, его коллекция является результатом сталинских продаж. Сколько в ней было икон, неизвестно, но, судя по всему, речь идет о десятках икон: сохранившийся в библиотеке Ассарссона альбом содержит аннотированные фотографии 80 икон. Ассарссон продал свою коллекцию бизнесмену Oке Вибергу (Ake Wiberg, 1902–1963), с которым дружил. В 1950–1960‐е годы 13 икон из коллекции Ассарссона – Виберга разными путями оказались в Национальном музее в Стокгольме[1459]. Таким образом, в Национальном музее Швеции около ста икон происходят из экспортного фонда «Антиквариата». Одна икона из коллекции Ассарссона – Виберга была подарена шведскому принцу Евгению и находится в музее его имени (Prins Eugens Waldemarsudde museum). Другие иконы из коллекции Ассарссона, которые оказались у Виберга, по всей вероятности, были проданы частным коллекционерам и разлетелись по миру. Две из них попали в музей в городе Реклингхаузен (Recklinghausen) в Германии[1460].
Иконы из коллекций Ашберга и Ассарссона представляют школы иконописи XIV–XX веков. Специалисты высоко оценивают художественное значение этих коллекций, в составе которых оказались прекрасные образцы древнерусской живописи[1461], что опровергает миф о массовой распродаже фальшивок. Следует также подчеркнуть, что появление в начале 1930‐х годов большой художественно значимой коллекции русских икон в одном из национальных музеев Европы послужило делу пропаганды древнерусского искусства. Прошло время, «Антиквариат» закрыли, а иконы, купленные Ашбергом и Ассарссоном, продолжали вдохновлять искусствоведов, коллекционеров, антикваров, внося свой вклад как в признание древнерусского искусства, так и в развитие антикварного рынка икон.
В Национальной галерее в Осло в Норвегии также есть русские иконы. Они попали туда из коллекций двух норвежцев, Рудолфа Зейннер-Хенриксена (Rudolf Zeinner-Henriksen, 1878–1965) и Эйнара Крaнe (Einar Krane, 1885–1958). Оба оказались в России еще до революции, и в течение десятилетий их жизнь была тесно связана с этой страной.
Зейннер-Хенриксен начал бизнес в Санкт-Петербурге в 1903 году, а после революции стал торговым представителем Норвегии в СССР. Известно, что он стал покупать иконы в 1920‐е годы, когда их предложение на внутреннем рынке было огромно. Высокое качество его коллекции гарантировали знания и советы реставратора Павла Юкина и историка искусства Николая Репникова[1462]. В Национальной галерее в Осло, как свидетельствует ее каталог 1973 года, оказалось по крайней мере 18 икон из собрания Зейннер-Хенриксена[1463]. Семь икон из его собрания попали в галерею еще в 1928 году. Значит, они были куплены до того, как был создан сталинский экспортный фонд. Еще две поступили в галерею в 1934‐м, остальные – в 1950‐е и начале 1970‐х годов. Несколько икон из коллекции Зейннер-Хенриксена также есть в Художественной галерее Бергена (Bergen Billedgalleri).
Эйнар Крaнe с 1906 до 1946 года служил в посольстве Норвегии в Москве. Вторая жена Кране, Екатерина, была русской. От своего отца она унаследовала большую коллекцию икон, собранную еще до революции. Кране пополнил ее, продолжая покупать иконы после прихода большевиков к власти, когда в результате революционного насилия иконы превратились в товар, в избытке предлагаемый на блошиных рынках, в комиссионных и антикварных магазинах. В собрании Крaнe было более ста икон. В Национальной галерее в Осло оказалось по крайней мере 11 икон Кране, некоторые из них происходят из коллекции его тестя