! Как же ты не догадался, кретин?! Фальшь... Всё фальшь! — Роберт выкрикивал проклятия и без толку пинал ногами объём голографического изображения. Колосс состоял... из воздуха.
Придя в себя, Роберт попытался связаться с Центром. Браслет связи не работал: очевидно, повредился, когда его хозяин падал из машины. Дождь заливал лицо, которое Роберт так и не смог толком оттереть от грязи.. Мокрый и несчастный, он стоял у подножья гигантского фантома и соображал: что же делать? Затем, выругавшись, вернулся на шоссе и побрёл к ближайшему телефону, чтобы вызвать вертолёт.
Роберт мылся под душем, как никогда, долго. Горячая вода нещадно секла тело. Она, как ни странно, усмирила отчаянье и развеяла скорбь. Вода очищала. Мозг — от пьяного дурмана, а тело от преждевременной усталости, которая губит всех нервных людей. Когда Роберт выключил оба крана и надел халат, прежние беды и проблемы показались ему почти ничтожными. Чувство одиночества и неудовлетворённости миром? Господи, как это знакомо: банальнейшие проявления комплекса неполноценности. Угрызения совести? Чушь всё это... Пусть мир содрогается от стыда за своё ничтожество. Он, Роберт, не хуже других. Может, даже лучше. По крайней мере у него в душе осталось хоть несколько капель сострадания. Неизвестно, правда, — зачем...
Роберт оделся и, чувствуя себя обновлённым, решил зайти к биохимику.
«Надо извиниться и приободрить толстяка. Мы одной верёвочкой связаны... — думал он по пути. — Нечего и нечем мне кичиться. Мой монстр не лучше, а может, и похуже, чем генная бомба Оливера...»
У знакомой двери Роберт остановился, поднял руку, чтобы позвонить.
Он не успел коснуться кнопки звонка — за дверью грянул выстрел.
Роберт рванул дверь и замер от ужаса: посреди комнаты, уткнувшись головой в лужицу крови, лежал Оливер. Рядом валялся пистолет.
«Он всё-таки послушался моего совета, — внутренне содрогнулся Роберт. — Он нашёл свою бетонную стену, за которой нас уже не мучают угрызения совести... Впрочем, может, Оливер только ранен и ему ещё можно помочь?»
Роберт перевернул тело. Пустые глаза биохимика глядели сквозь Роберта и весь этот мир в запредельные далн. Роберту показалось, что в них застыло удивление. По-видимому, в последний миг жизни, уже заглянув туда, Оливер понял: нет никаких запредельных далей, миров, сфер... Ничего нет там. Всё здесь, только здесь!
ВСТРЕЧА НАД ОКЕАНОМ
Планер набрал высоту, и Роберт выключил мотор. Небо сразу как бы подступило ближе, а когда он открыл фонарь кабины, то и заговорило: запело едва слышно в элеронах и плоскостях, зашумело свежим ветерком, негромко забренчало струной антенны.
Планер, ведомый автопилотом, шёл широкими галсами вдоль берега океана. Затем Роберт направил его к Опухоли, над которой почти постоянно громоздились облака, и лёгкая машина стала то взбираться на восходящие токи, то скатываться с них, будто санки, в воздушные ямы.
Время уходило, и солнце повернуло ближе к западу, клонясь за черту окоёма. Оно вызолотило тучи и землю, руки Роберта, и он улыбнулся, вспомнив, как боится полковник Хьюз мифического вируса «З», обитающего в зоне Опухоли.
«Пора домой, — подумал Роберт. — Я в самом деле спятил: методично и целеустремлённо ищу в небе свои алкогольные галлюцинации. Надо будет проконсультироваться у Эвелины...»
Он взялся за штурвал, и тут в разрыве туч, в молочной дымке, соединяющей две небесные крепости, мелькнуло что-то чёрное.
Лыжница!
Роберт включил мотор, бросил машину в крутой вираж.
«Она! Значит, то не было наваждение. Кто бы она ни была — она существует. Реальная, живая, такая красивая и... испуганная».
Девушка в чёрном свитере заметила планер и резко свернула в сторону, намереваясь спрятаться в недрах ближайшего облака. До неё было не больше полутора километров.
— Нет, милая, — прошептал Роберт, сжимая штурвал. — Я не дам тебе уйти. Хватит меня дурачить.
Он быстро настиг беглянку, но в последний момент лыжница вновь обманула его: нырнула вниз, и Роберту пришлось делать новый вираж.
— Не бойся меня! — крикнул он, привстав. — Не убегай, слышишь!
Теперь он следил за каждым движением девушки и вскоре, бросая планер из стороны в сторону, догнал её.
— Куда же ты? — опять крикнул он. — Постой!
Лыжница обернулась на бегу, взмахнула рукой, будто хотела ударить преследователя или бросить в него камнем. В следующий миг она поскользнулась (господи, ну как можно поскользнуться в небе?) и упала на крыло планера.
Роберт схватил её за руку.
Планер качнуло вправо, но автопилот тут же выровнял машину. Девушка рванулась, чтобы высвободиться. Внезапный и нелогичный страх за неё — свалится! вот сейчас свалится! — сжал сердце Роберта, и он заорал, удерживая её уже двумя руками:
— Тебе что — жить надоело?! Упадёшь!
В гневных глазах девушки мелькнула тень удивления. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она никак не могла отдышаться — жадно хватала ртом тугой встречный воздух, задыхалась.
— Дурак, — наконец прошептала она и снова попыталась высвободиться, но уже не так резко и настойчиво. — Некуда мне падать, понял? Отпусти меня!
Роберт молчал. Он даже глаза прикрыл, стараясь, чтобы руки его не сделали больно небесной лыжнице, чтобы они заговорили её страх.
— Вы стервятники. — Девушка заплакала. — Вы хуже стервятников. Тем падали хватает, а вам живых людей подавай. Зачем, ну зачем ты охотишься за мной?
Ладонь у лыжницы была горячая, чересчур горячая.
— Послушай, — сказал он, — разве так охотятся? Да, верно, я искал тебя. Искал — это верно. Я думал — ты сон или мираж. Или привидение. Я тебя через иллюминатор первый раз увидел, помнишь? Ты испугалась тогда...
Планер, не рассчитанный на пассажира, резко сбавил скорость. Шум встречного потока воздуха стих.
— Ты вся горишь, — встревожился Роберт. Он осторожно погладил пальцами недоверчивую и напряжённую ладошку девушки. — Простыла, наверно, в своих небесах... Ты не больна?
Лыжница повернула к нему золотисто-смуглое лицо. Слёз на нём не было — высушил ветер, потрескавшиеся губы сложились в презрительную улыбку:
— Ты что, действительно дурак или прикидываешься?Привидение, фея, сон... Да, я больна, я — не человек. Ты же с этой проклятой базы, сам должен знать. Это вы сделали нас такими.
На Роберта будто дохнуло замогильным холодом Змея.
«Генная бомба, — обожгла его страшная догадка. — Значит, на полигон каким-то образом попали люди. В зоне Опухоли я видел крыши... Хьюз заверял, что бунгало нежилые... Лыжница сказала „нас“... Получается, что Хьюз или не знает о людях, или лжёт...»
— Сколько вас? Как вы попали в зону взрыва? Почему ты пряталась? — Он засыпал девушку вопросами. — Расскажи мне всё. Я в самом деле из Центра, но, поверь, ни о чём не знал. Да и сейчас ничего не понимаю.
— Зачем тебе? — взгляд небесной лыжницы по-прежнему был враждебен. — Нас бессовестно обманули, сделали подопытными кроликами. Теперь преследуют. Могут в любое время убить... Ты один из них.
— Этого не может быть! — Роберт потряс головой, будто вновь увидел наваждение. — Ты что-то путаешь, девочка. Ты, наверное, путаешь... Молчи. Ничего не говори. Мне надо подумать...
Они опустились ниже туч, и слева по курсу открылся буро-зелёный нарост Опухоли, над которым дрожало странное марево: там шевелились фантастических размеров то ли черви, то ли внутренности — розовые, омерзительные, как и само извращение природы, созданное Оливером.
«Вот почему он застрелился, — Роберт шаг за шагом постигал страшную механику эксперимента. — Он всё знал.
Хьюз, конечно, знал. Вне всяких сомнений, это его идея — проверить „добрую“ бомбу на „человеческом материале“. Какой негодяй! Оливер успокоил свою совесть пулей... Теперь мне ясны его реплики: „Вы ничего не знаете, Роберт“ и „Спасибо за совет“. Но где найти пулю для Хьюза? И чем помочь несчастным?»
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Бланка.
— Расскажи обо всём, Бланка. Клянусь: я ничего не знал.
— Отпусти меня. Я не убегу.
Роберт разжал левую руку, а правой продолжал перебирать и гладить горячие пальцы небесной лыжницы, успокаивая её и себя одновременно.
— Мы купили здесь землю и бунгало, по объявлению. Нам сказали, что всё это осталось после съёмок какого-то фильма... — Девушка вздохнула, вытерла глаза. — Взяли гроши. Мол, потому что местность дикая, до ближайшего посёлка около сотни миль. Отец давно хотел иметь свой угол. Свой, понимаешь?! И брат хотел...
— Понимаю, — поспешно сказал Роберт. — Мой отец тоже когда-то мечтал о маленькой ферме. Не дождался... Я бы ему сейчас что угодно купил, да поздно. — Он достал из-под сидения куртку, и ветер тотчас стал рвать её из рук. — Надень. Здесь чертовски дует.
Бланка покачала головой.
— Не надо. Мне жарко. Я же говорила — мы теперь не люди. Всё изменилось. Во мне, остальных наших людях... Дэвид, мой брат, говорит, что это мутация. Мы научились летать — очень быстро научились. А ещё раньше — чувствовать. Всё, что происходит вокруг. Но не здесь, а там, где мы живём. Я, например, и сейчас там всё чувствую: что делают мои друзья, куда летит или ползёт любая тварь, какое из растений растёт или засыхает, кто кого хочет съесть. Я вижу каждого вашего охранника на вышке и знаю, о чём плачет или по какому поводу смеётся его душа. Вон, кстати, колючая проволока. По ней бегут мириады серебристых мурашей. По-видимому, это ток... О чём тебе ещё рассказать?
— Вас много? — спросил Роберт и не узнал свой голос.
— Двенадцать семей. Я не считала — сколько нас. Двое уже умерли, старики. Ещё во время мутации. Ты же знаешь: бомбу взорвали зимой, когда здесь день и ночь лили дожди... Мы тогда ничего не поняли. Она мигнула, как зарница, напугала немножко — для гроз не то время. Потом мы забыли...
— Бланка! — воскликнул он, привлекая девушку к себе. — Любимая, чудо моё... Я тоже болен. Ты мне снилась и мерещилась. Каждый день, ежеминутно... Ты, наверное, не поймёшь меня, потому что живёшь своей болью. Можешь ли ты представить богатого учёного, который одинок и несчастен так же, как и ты? Я ведь тоже нелюдь, Бланка. Я искал тебя в небесах, слышишь, любимая. Я тоже мутант. — Он говорил горячо, полуприкрыв глаза, чтобы в слова не проникла фальшь. — По-видимому, я тоже облучён. Давно, ещё в детстве. У меня была очень добрая мама, Бланка. Радиацию доброты ещё никто не зарегистрировал, но она есть, существует. Я знаю это. Потому и мучаюсь...