Снова смешавшись с посетителями ярмарки, Элис обернулась, поймала взгляд Джинни и поняла: это не поможет, толпа так же защитит от опасности, как стадо скота. Реальный мир сосредоточился в небольшом пространстве, где взгляд холодных лиловых глаз дочери тьмы (ее лицо утратило остатки человечности, являя чистую ненависть) скрестился со взором Элис, видевшей то, чего не могли рассмотреть другие, — чудовище в облике красавицы.
Возможно, именно это ее остановило — взгляд из-под черной маски, торжествующий и холодный… Элис словно ступила на ледяной мост: встретила взгляд Джинни и ответила на него со всей ненавистью, на какую была способна.
Джинни все поняла. Она улыбнулась, показав зубы. Но гнев уже стер всякий страх, Элис собралась и успокоилась. Она заметила, что кто-то движется в ее сторону, злобно улыбаясь. Потом этот человек остановился — Элис не столько увидела, сколько почувствовала это. Должно быть, он понимал, что здесь не место для стычки. Не хотел рисковать. А Элис и Джинни мерялись силами в странном промежуточном пространстве, не здесь и не там. Не буду бояться, подумала Элис. Мы слишком хорошо поняли друг друга. Первый раунд начался.
Надев туфли, она развернулась и направилась к выходу. Люди Джинни оставались на краю поля зрения, не делали попыток приблизиться. Взгляд самой Джинни холодил затылок. Элис оглянулась — почти против воли, — но продолжила путь.
Оставалось двадцать ярдов до выхода.
«А вдруг вместо меня они убьют Джо?»
Мысль обрушилась как ушат холодной воды, и Элис споткнулась, почти потеряв равновесие. Затем она вышла из ворот на широкую безопасную улицу, и эта игра — что бы она ни означала — закончилась. А потом Элис задрожала.
Два
На этот раз Джо был уверен, что не ошибается. Он вытянул шею и крикнул сквозь толпу, не обращая внимания на удивленные взгляды и раздражение:
— Джинни!
Девушка обернулась. Нет, не она. Джо расстроился и удивился, что мог так обознаться. А потом увидел Джинни — в каком-то нелепом виде. Джо позвал ее и принялся расталкивать людей, пробираясь к ней.
— Джинни! Постой!
Одетая в черное, она стояла у тира в сверкании разноцветных огней и казалась особенно тонкой и хрупкой: бледное лицо, светлые волосы, белые руки. Когда Джо подошел, девушка слегка поморщилась. Запах ацетона от белого спрея на ее волосах смешивался с едким дымным запахом, как от горелой бумаги.
— Ты пришел, — сказала она.
Джо обнял ее. Не время для вопросов, подумал он. Она так беззащитна.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он с вымученной улыбкой. — Исчезла, напугала меня! Я уж подумал, ты меня бросила.
Он улыбался, а сам украдкой вглядывался в нее, отыскивая следы от уколов.
Джинни смотрела безучастно, и Джо понимал: нужно увести ее домой. Вряд ли она превысила дозу, и следов от иглы на руках не было. Но девушка казалась больной, а он по опыту знал, какой отравой дилеры разбавляют свой товар — «дерьмо», название вполне подходящее.
— Под чем ты? — шепотом спросил он, обнимая Джинни за плечи.
Джинни удивленно посмотрела на него.
— У тебя еще осталось?
Она должна бросить эту дрянь. Проблем с полицией нам не надо. Джо повторил тихо и терпеливо:
— Осталось или нет?
Джинни помотала головой. Отлично. А теперь надо забрать ее домой и надеяться, что вместе с героином она не наглоталась стрихнина, мышьяка, стирального порошка или чего-то в этом роде. Черт, ну и дела. Где она отыскала деньги? Джо знал, что Джинни давно на мели, получает лишь минимальное пособие. Он еле слышно выругался, взял ее за плечо и повел, как слепую, вперед — за ворота и дальше по улице.
Будь у меня хоть капля рассудительности, подумал Джо, я бы бросил ее там же, где нашел. Хватает проблем и без чокнутой подружки-наркоманки. Он повидал достаточно таких, пока разъезжал с группой, и знал: глюки, ломки и передозы — еще не самое страшное. Иногда можно и банк сорвать — получить закупорку вен, повреждение мозга или заразу от грязной иглы. Сам он не употреблял ничего, кроме травы. Хочешь жить счастливо — не связывайся с наркоманами.
Но теперь появилась Джинни.
Шум ярмарки стих за спиной, звук шагов разносился в тишине. Джинни шла позади, понурившись, одной рукой держалась за руку Джо, а другой ухватилась за полу его плаща. При взгляде на нее сердце сбивалось с ритма. Из-за разрисованного лица Джинни казалась трогательно беззащитной, и он был готов сделать для нее все, что угодно, — умереть ради нее, с ее именем на устах, как герой старой баллады. Это неистовое желание ошеломляло; Джо молчал всю дорогу, погрузившись в размышления. В его квартиру они пробрались потихоньку, не потревожив бдительную хозяйку. Джо открыл дверь и сказал:
— Ты ведь ничего от меня не скрываешь?
Джинни посмотрела на него и покачала головой.
— Ты должна мне доверять, — продолжал Джо. — Я люблю тебя. Я хочу помочь. Ты слишком умна, чтобы погрязнуть в этой дряни. Понимаешь?
Джинни улыбнулась и едва заметно кивнула.
— Отлично. Входи.
Она снова кивнула.
— Но почему ты исчезла? От кого убегала?
Она ответила едва слышно, тишайшим шепотом. Джо снова взял девушку за руки, стараясь не слишком сильно сжимать их.
— Я не слышу.
— Я испугалась… — повторила Джинни чуть громче. — После того, как Элис тебе рассказала… Боялась, что ты уйдешь…
— И не надейся.
Он не удержался и обнял ее, привлек к себе. Страх ушел. Джинни была такая маленькая, такая хрупкая. Осмелится ли он когда-нибудь обнять ее со всей страстью?
— Никогда. Я здесь надолго, Джин. Мы вдвоем против целого света. Забудь об Элис. Она нам не нужна.
Слова текли сами — те, которые он не находил для Элис, которые представлял себе, шептал, придумывал в ночи.
Джо никогда и никому не говорил таких слов, но теперь они прозвучали, и взгляд Джинни оживился, отчаяние сменилось надеждой. В радостном воодушевлении он осознал, что дал какое-то обещание, почти не заметив этого. Однако жалеть не о чем, без сомнений. Все, что у него есть, отныне принадлежит Джинни. Не могло быть иначе — он понял это сразу же, едва взглянув в ее глаза. Но что именно он обещал? Джо еще пытался понять это, когда обнял девушку и повел в комнату.
Два
Для эйфории времени не было. Элис не спаслась, а лишь получила передышку. Рано почивать на лаврах, думала она, надо подготовиться к нападению, которое непременно последует. Глядя в окно на улицу, Элис набрала номер фулборнской больницы, дождалась ответа.
— Я хотела бы поговорить с доктором Менезисом. По очень важному делу.
— Прошу прощения, доктор не может ответить. Кто его беспокоит?
— Элис Фаррелл. Мы с доктором встречались сегодня утром. Скажите, пожалуйста, когда он подойдет?
— Боюсь, он болен. Его пациентами занимается доктор Лоури.
— Но мы виделись утром, и все было в порядке!
— Несчастный случай произошел после обеда.
— Какой несчастный случай?
— Простите, я не могу…
— Какой несчастный случай? — Элис настаивала. — Пожалуйста, скажите!
Секретарь помедлил.
— Доктора сбила машина, мисс Фаррелл. Сбила и уехала. Полиция ведет расследование.
Элис молча повесила трубку. Почувствовала себя больной и слабой перед лицом правды, которая преследовала ее после появления Джинни.
Теперь от них нет избавления, подумала она.
Вневременность, которая прежде так нравилась Элис, сделала Кембридж тюрьмой для нее и оплотом для детей тьмы. Город, где раз в три года менялось две трети населения, город съемных комнат, разорванных связей. Десятилетие за десятилетием эти создания ходили по тем же мостовым, стояли в тех же подворотнях, слушали те же гимны, доносившиеся из церквей над рекой, и их лица точно так же плыли в потоке памяти, как и лица их жертв.
Их не замечали, а они влачили свое существование на границе человеческого мира, тщательно выбирая себе жертв: бродяга, умирающий в луже крови и вина, одинокий турист, студент со следами уколов на руках и скверной репутацией. В Кембридже всегда был высокий уровень самоубийств, статистики списывают это на стресс и наркотики. Так легко все объяснить, так легко закрыть глаза на факты.
А они, наверное, смеялись, наслаждаясь вечной юностью и властью! Они ощущали себя ангелами! Сколько снов ими отравлено? Сколько мужчин хранили образ Розмари в своих сердцах и памяти? О да, ее спутники должны были смеяться, незримо скользя сквозь толпу прохожих, касаясь живой плоти, осязая биение крови.
Элис содрогнулась, на мгновение поддавшись этим роковым чарам. Потом неторопливо встала. Хватит, сказала она себе. Время вышло.
Может быть, это болезнь? Паника была почти непереносимой, нарастала сама собой, вызывала головокружение, как самые большие в мире американские горки, которыми управляет ухмыляющаяся смерть, а вокруг — черная пустота и ужас.
— Вот черт, — сказала Элис и под барабанную дробь паники начала планировать наступление.
Один
Розмари была права: несколько дней я недужил, глаза болели от света, но со временем все прошло. Я тихо отлеживался на складе, и рядом постоянно кто-то был — иногда Рэйф, иногда Элейн или Зак. Лихорадка трепала меня почти две недели, я мало ел, но много пил; казалось, я никогда не утолю жажду. Розмари появлялась очень ненадолго и всегда со спутниками. Она заходила на несколько минут, чтобы узнать о моем состоянии или показать газетные сообщения о полицейских расследованиях. Похоже, дело «о теле в водосливе» отправили в архив, его сменило дело о пивной «Лебедь» — убийство и поджог, призванный, по мнению полиции, скрыть кражу со взломом. На месте преступления нашли два тела, обгоревшие до неузнаваемости. По записям дантиста установили, что это бармен и официантка.
«Полиция допрашивает подозреваемого», — удовлетворенно сообщали газеты, и это развлекало моих компаньонов.
Розмари читала мне эти статейки, улыбалась и уходила по своим делам, а мне оставалось лишь скрипеть зубами от бессильной любви и ненависти. Она сияла: лицо оживленное, волосы как облако, каждый раз новое платье — тонкий флер с цветочными узорами, шелковый шифон, белый лен с бордюром из роз, экзотично до непристойности для тех суровых послевоенных лет. Розмари казалась воплощением чистоты, а ее в