– Только не наказывай Янь Мин, – почти требую. – Это была моя затея.
– Нет-нет, – отмирает малышка, – сестрица Ю, ты не должна…
Фэн Лэйшэн взмахивает рукой, заставляя нас обеих проглотить слова, которые уже плясали на языке.
– Никто не собирается вас наказывать. Так, Ваше Высочество?
Святая Дева кивает.
– Более того, – добавляет она дружелюбно, – приглашаю присоединиться к нашей трапезе.
– Присоединиться? – мы обе удивлены, но каждая своему. Разве я не наблюдала только что нечто интимное между этими двумя?
– Ли-эр, – считывает мои мысли Фэн Лэйшэн, – не глупи. Я лишь сказал Ее Высочеству то, что не предназначалось для чужих ушей. Не более. Не придумывай того, чего нет и быть не может.
И, будто подтверждая свои слова, нагло притягивает меня к себе, едва ли не силой усаживая рядом.
А Янь Мин складывает что-то в голове и выдает:
– Ее Высочество? То есть принцесса? Неужели та самая?
– Я слышу в вашем голосе разочарование, дитя мое, – грустно произносит Святая Дева. – Но да, я та самая принцесса…
И, горько хмыкнув, избавляется от своей маскировки.
Мы обе замираем: я – прямо в объятиях Фэн Лэйшэна, даже забывая возмущаться его наглости. А Янь Мин так просто каменеет, приоткрыв рот и прижав руки к груди.
Принцесса вовсе не уродина, иные небожительницы могли бы позавидовать ее красоте: по хрупким плечам юной девушки льются искрящиеся серебром светлые кудри, а глаза у нее цвета спелых вишен. Но при этом она – человек.
Зато теперь понятно, почему прячется ото всех: за одну только внешность ее могут признать демоницей и убить.
Кажется, что-то подобное и произошло с той самой принцессой, если я правильно помню байки, которые травил сказитель, забредавший в деревню Бамбукового Ветра. Но я хочу услышать историю из ее уст.
Эпизод 13Та самая принцесса
Династия Фа уже третье столетие правила царством Шэнь, что лежало на севере континента. Государство процветало, и правящая семья пользовалась огромной любовью народа. На них смотрели все, а потому правитель и его семья должны были в каждом своем поступке являть пример для народа. Так и было до тех пор, пока последний правитель Хуэйцин не сделал своей наложницей прекрасную Синьи.
Ее имя значило «радость». И действительно, каждый, кто видел девушку, улыбался. О красоте юной Синьи ходили легенды. Вот только она была не из знатного рода – всего лишь певица с дивным голосом, чудесно игравшая на эрху[13]. Ее пение и игра завораживали, а красота пленяла и лишала рассудка…
Именно так решили придворные, когда Синьи вошла в царский дворец. И, не успев переступить порог, получила титул Драгоценной Супруги. Правитель словно позабыл, что у него есть еще целый гарем, где множество женщин жаждали его благосклонности. Он даже повелел евнухам не приносить ему таблички с именами других жен и наложниц. Зачем? Он желал лишь одну: Синьи. И прелестница отвечала ему нежной и преданной любовью.
Но невозможно уберечься женщине в гареме, если остальные сестры настроены против нее. Так вышло и с Синьи. Поползли слухи, что она демоница, опутавшая своими чарами повелителя, а значит, не видать династии Фа прежнего благоденствия и процветания. Что только не делали обозленные наложницы, чтобы извести Синьи! Но влюбленный правитель всегда вставал на сторону своей Драгоценной Супруги, и доставалось обычно обидчицам. А это лишь распаляло их ненависть.
И все-таки правитель, у которого множество важных дел, не мог быть рядом со своей супругой сутки напролет – слишком многое требовало его внимания. Да и умница Синьи не удерживала его возле себя, понимая важность долга перед страной и народом. Даже забеременев, она с легкостью отпускала повелителя. Знала, что, как только выдастся свободная минутка, Хуэйцин снова будет рядом с ней.
Однажды правителю пришлось надолго покинуть столицу. Придворный лекарь, подкупленный Благородной Супругой, уговорил Хуэйцина оставить возлюбленную во дворце: мол, в таком состоянии ей вредна дорожная тряска. Правитель согласился, хоть и с тяжелым сердцем.
Но едва он, сопровождаемый пышной процессией, отбыл из дворца, как в павильон Небесных колокольчиков, ближайший к покоям Его Величества и дарованный Синьи, явилась Благородная Супруга со свитой. Ее сопровождала сама Вдовствующая Госпожа, мать нынешнего правителя. Намерения, приведшие Благородную Супругу, были самые благие: проведать сестру, которая очень тяжело носила своего малыша. Она даже шаманку с собой захватила – чтобы очистить покои Синьи от злых духов.
«Наверняка они изнуряют бедную сестрицу», – ворковала Благородная Супруга, прикрывая ярко накрашенный рот богато расшитым рукавом.
Шаманка брызнула в лицо Синьи каким-то отваром, который помешивала в чаше, расхаживая кругами по комнатам, и мир прекрасной музыкантши закачался и поплыл. Очнулась она уже на кровати, связанная по рукам и ногам заклятиями, а злобная страшная старуха с неестественно синими горящими глазами бормотала над ней проклятия.
Синьи не могла сдвинуться с места, да и крика ее никто бы не услышал – шаманка предусмотрительно запечатала ее уста. А после, когда все ушли, могла лишь плакать.
С того дня Драгоценная Супруга гасла, как свеча. Больше не звучали мелодии эрху, не вторил им прекрасный голос. И глаза, которые сравнивали с очами феникса, больше не источали света и жизнелюбия. Тоска и отчаяние пеплом оседали в них.
Путешествие правителя затянулось, и когда Синьи пришло время разрешиться от бремени, возлюбленного не было рядом. Зато тут как тут оказались Благородная Супруга и Вдовствующая Госпожа. Роды Синьи выдались очень тяжелыми, и, дав жизнь маленькой принцессе, она умерла.
Вдовствующая Госпожа и Благородная Супруга, едва взглянув на новорожденную малышку, поняли: их план удался. Головку принцессы покрывал белокурый пушок, а глазенки были цвета спелых вишен и лучились любопытством.
Девочку назвали Юнсюэ, где первая часть звучала как «лепесток лилии», а вторая – как «снег». Принцессой Снежных Лилий нарекут гораздо позже, а пока женщины, затаившись, ждали воли правителя.
Хуэйцин, конечно же, по возвращении впал в ярость, что ему не сообщили о смерти Драгоценной Супруги. Но куда сильнее он разгневался, увидев дочь: волосенки у нее к тому времени уже прилично отросли и поблескивали лунным жемчугом даже при свете дня.
«Я баловал Синьи, холил и лелеял, – злился Хуэйцин. – А она родила мне такую уродливую дочь. Уберите это с глаз моих! Чтобы я никогда ее не видел. Отправьте в самый дальний монастырь благодетельницы Гуаньинь, пусть там замаливает свои грехи».
Шли годы, Юнсюэ росла в окружении добрых и любящих монахинь, которым было все равно, какого цвета волосы у юной подопечной и каким оттенком отливают глаза. К тому же маленькая принцесса была очень милой и талантливой: за что бы она ни бралась, все получалось у нее самым лучшим образом. И вот к пятнадцати годам Юнсюэ расцвела, унаследовав красоту матери и блистая образованностью и талантами.
Тем временем царство Шэнь, будто и впрямь пало на него проклятие, все слабело и нищало. И когда войска соседнего государства Лин подошли вплотную к границам некогда великого и процветающего Шэнь, тому нечем было ответить.
Тогда Вдовствующая Госпожа предложила: «Пусть одна из принцесс отправится в Лин и выйдет замуж за кого-нибудь из их принцев. Тем упрочит мир между двумя государствами».
Хуэйцин, у которого буквально душу вынули после смерти любимой Синьи и ее, как он считал, предательства, легко согласился. Всех принцесс он недолюбливал – может быть, потому что не мог открыто любить ту единственную, что была дороже остальных.
В Лин приняли предложение: с той стороны тоже не особенно хотели изнуряющей войны. Жениться предстояло наследному принцу, у которого уже имелось множество наложниц, но до сих пор не было официальной жены. Той, кого он назовет своей царицей, когда сам унаследует трон. И благородная принцесса из правящей династии соседнего государства подходила на такую роль лучше всех. Кто знает, ведь потом будущий правитель Лин сможет претендовать на трон Шэнь, особенно если появится наследник.
Но вот беда: наследный принц государства Лин прослыл далеко за пределами своей страны жестоким грубияном и распутником. Он предавался самым немыслимым грехам, и те оставили отпечаток на его внешности – принц рано обрюзг, стал тучен и страдал одышкой. Кто захочет замуж за такого, даже если в перспективе предстоит стать правительницей? К тому же до этого еще надо дожить.
Потому-то в павильонах, окружавших покои правителя Шэнь, поднялся вой и плач. Никто не хотел отдавать свою дочь принцу-распутнику. Вдовствующую Госпожу осаждали заплаканные супруги и наложницы Хуэйцина, умоляя защитить их дочерей. И та смогла. Она вовремя вспомнила о принцессе Юнсюэ. Которую никому не было жалко.
«Да, пусть поедет она», – сказал правитель и удалился с собрания, где обсуждался важный вопрос.
И принцесса Фа Юнсюэ впервые за пятнадцать лет покинула монастырь…
Монахини сказали ей, что там, внизу, лучше прятать волосы и скрывать глаза – не все смогут оценить их красоту. Но принцесса не поверила, потому что во дворце ее сразу же окружили любовью и заботой. Бабушка часто звала к себе обсудить буддийские сутры, отец обнял и попросил – именно попросил, а не приказал – помочь ему избежать войны. И даже взял с собой к гробнице матери. Сердечко Юнсюэ радостно трепетало: теперь у нее была семья, ради которой она готова на все!
Весть о браке она восприняла с благодарностью – отец же позаботился о ней, выбрал хорошего мужа. Так думала Фа Юнсюэ, сжимая в руках брачный договор, пока ее повозка в сопровождении пышной свиты двигалась в сторону шатров наследного принца Лин.
Лин Фухуа тем временем, ожидая молодую супругу, предавался утехам с тремя девицами. Он не собирался отказываться от своих привычек из-за того, что его вынудили жениться на какой-то чужестранке.