В это мгновение мы не чувствовали себя древними богами, скорее юными влюбленными, которых загнали в угол. Тогда я первой поцеловала Лэйшэна – он бы не посмел сам. Для него я всегда была богиней, перед которой должно преклоняться, за которой – целовать следы. А коснуться ее губ, ее тела – это почти святотатство. Но он позволил себе забыться и отдаться чувствам.
У той меня, великой Дайюй Цзиньхуа, этот трепетный мальчик не был первым, ведь та я пришла в мир на тысячелетия раньше него. Но он определенно был самым нежным, самым страстным, самым безумно влюбленным! Его девственная спальня наверняка до сих пор хранит отголоски моих стонов. Как и моя память.
Только вот тело… Это тело знает лишь одного мужчину. Но помнит и другого – того, кто пронзил сердце отравленным кинжалом. Оно помнит сладкую боль познания и горькую – разочарования. И не желает повторить последнее.
Впрочем, Фэн Лэйшэну сейчас явно не до повторений – лежит на кровати бледный, с посиневшими губами, весь в окровавленных бинтах. Он терпеть не может, когда другие видят его слабость. Но я – не другие и прекрасно знаю, каков Владыка Ночи на самом деле, во всем своем блеске и величии, ибо знавала его в лучшие времена. Мое уважение к нему неизменно. Просто сейчас приправлено злостью.
Кидаюсь к его постели, опускаюсь на вышитую золотом подушку, что брошена рядом на пушистый ковер, – Лэйшэну все эти вещи не нужны, наверняка велел положить для меня. Ага, корчась от боли, харкая кровью – но сначала для меня. У-у-у! Убила бы!
Сжимаю его ладонь – совсем ледяная. Длинные ресницы трепещут, глаза распахиваются. Несколько мгновений он смотрит на меня неосознанно, а потом дергается, пытаясь изобразить поклон.
– Так! – вскипаю я. – Еще раз сделаешь попытку выразить почтение, я тебя поколочу! Не посмотрю на твои раны! Клянусь!
Лэйшэн слабо улыбается, тянет к себе наши сцепленные руки и прижимается к тыльной стороне моей ладони щекой.
– Сюли… – нежно шепчет он, и я вырываю свою руку, трясу ее – хоть он и болен, хватка о-го-го. Как пальцы не переломал?!
– Сколько раз просила не называть меня этим именем?
Лэйшэн закрывает глаза и горько усмехается.
– Только Сюли любила меня, – говорит тихо. – Цзиньхуа не принадлежала никому, Ю выбрала брата.
– А Сюли, – безжалостно чеканю я, – ту, которая любила только тебя, ты убил.
– И никогда не прощу себе это, – произносит он, и его ненависть к себе обжигает меня.
Мне трудно представить, каково это – жить непрощенным, таскать на плечах непомерный груз вины.
– Если бы ты только знала, как я был счастлив, когда вместе с ней произносил клятвы Небу и Земле. Несколько мгновений абсолютного ослепительного счастья. Несколько мгновений, за которые перед глазами пронеслась целая жизнь – наша с ней. Та, где у нас уютный дом, полный музыки и смеха. Где резвятся наши дети – два мальчика и прелестная девочка. Где мы стареем вместе и умираем в одной постели, держась за руки и улыбаясь друг другу. Уходим без сожалений. Чтобы пройти вместе еще через множество воплощений. Жизнь, за которую я отдал бы тысячелетия своего никчемного бессмертия. Но, видимо, я слишком многого захотел, да, Цзиньхуа? Или мне звать тебя Ю? Кто ты теперь? Кто ты для меня? Кто я для тебя?
– Ты тот же, кто и прежде, – усмехаюсь я и смахиваю слезы. Кажется, за тысячу лет среди смертных я научилась плакать. – Глупый, невыносимый, невероятно занудный Фэн Лэйшэн – тот, кого мне хочется убить. Но при этом он слишком дорог мне, чтобы я могла его потерять.
– Но ты не любишь меня, ведь так?..
Мотаю головой.
– Люблю, идиот, очень люблю. Просто не так, как бы тебе хотелось. Не так, как Пепла. То, что я чувствую к тебе, сложнее и глубже. Но… я не желаю тебя. Когда была Жу Сюли – желала, теперь – нет. Прости.
– Не извиняйся, – Лэйшэн улыбается так светло и чисто, что у меня начинает щемить сердце, – я, кажется, тебе уже говорил: ты и брат – единственные, кто бесценен для меня. Я не могу потерять ни одного из вас. И сейчас понял: если вы будете счастливы – значит, и я буду.
Я фыркаю:
– С чего ты решил, что я буду с ним? Он всего лишь мой страж. Разве такой достоин великой Дайюй Цзиньхуа, Богини Чудовищ?
Фэн Лэйшэн усмехается:
– Ты хотя бы себе не лги, хорошо? Я видел вас сегодня. Вы светитесь рядом. И брат любит тебя, всегда любил…
– Да, именно поэтому наложил на меня Печать и отправил на перерождение, – не без ехидства произношу я.
– У него не было выбора.
Вскидываю брови.
– Это что, ваше семейное выражение?
– Нет, это наш семейный приоритет. Поэтому прошу – не разбей ему сердце.
– Я – ему?! – Хочется истерически расхохотаться. То есть он со своим досточтимым братцем превратили великую богиню в ничтожество, а сердце, видите ли, разбивать буду я! Где справедливость?
Лэйшэн, кажется, удивлен моим возгласом:
– Конечно! Он же тебе просто не способен – великий Бай Гаошан совершенно беспомощен в любви.
– А ты-то?
– Речь не обо мне, – отрезает Владыка Ночи и вдруг подается вперед. Он буквально впечатывает свою ладонь в мой затылок, тянет к себе и впивается в мои губы диким, обжигающим поцелуем.
Я машу руками, извиваюсь, отталкивая его изо всех сил.
– С ума сошел! – кричу, когда Лэйшэн наконец отпускает меня.
– Нет, просто проверил.
– Что ты проверил, ненормальный?!
– Себя и тебя.
– И какой в этом смысл?
– Очень важный, Цзиньхуа. Теперь я знаю, что тоже больше не хочу тебя. Теперь мне будет легче тебя отпустить. Возможно, я просто слишком близко подошел к твоему огню, вот и обжегся. А потом принял этот ожог за страсть. Кажется, сегодня Бесовка оказала мне неоценимую услугу: исцелила меня от застарелой многотысячелетней иллюзии. И знаешь, мне стало легче.
Я совершенно не злюсь на него за такие слова – у меня самой будто гора с плеч упала. Моим личным кошмаром было противостояние братьев из-за меня. Да, я в любые отношения несу хаос – такова моя суть. Но совсем не хочется ссорить их. День и Ночь должны быть вместе. Из века в век.
Подаюсь ближе и осторожно обнимаю, чтобы не навредить ему еще больше. Стараюсь не смотреть на шрамы, которые пересекают безупречную смуглую кожу, игнорирую ожоги и прижимаюсь к горячей груди.
– Фэн Лэйшэн, выслушай мое пророчество!
– Ого-о-о! – почти восхищенно тянет он. – Пророчество от самой Дайюй Цзиньхуа! Это пугает!
Несильно ударяю его кулаком в плечо – даже не морщится, хотя я задела рану.
– Будешь слушать?
– Весь внимание, о богиня!
– Совсем скоро ты встретишь любовь всей своей жизни. Я вижу ее.
Лэйшэн включается в игру:
– И какая она?
– Настолько красивая, что ты ослепнешь! Юная, прекрасная, сияющая, как солнце!
– Я заинтригован. – Он гладит меня по волосам, словно маленького ребенка. Сейчас я радуюсь, что Пепел одним мановением руки вернул мои прежние длинные локоны и они вновь волочатся следом по изразцовым плитам Небесного Царства. Только они больше не черные – теперь в них, потрескивая, прячется рыжее пламя. Говорят, волосы человека показывают его суть. Вот и моя, огненная, рвется наружу, предупреждает: не тронь, обожжет, особенно если стоять близко!
– Она будет великой богиней. Настолько значимой, что боги и императоры будут кланяться ей.
– И зачем же настолько прекрасной великой богине кто-то столь ничтожный, как я?
– Эй! – Я злюсь и вскакиваю с места. – Не смей недооценивать моего стража! И не напрашивайся на комплименты! А то! – Грожу ему кулаком и оборачиваюсь к двери: – Братец Юэ Ту, где там твои микстуры? Скорее лечи его! Но помни: он нужен мне живым!
– Уже бегу! – Лунный Заяц тут же возникает на пороге с увесистым медицинским сундучком в руках. Еле тащит.
И на красивом лице Фэн Лэйшэна я замечаю испуг. Кажется, настоящий.
А вот не надо было играть с огнем! Теперь пусть пеняет на себя.
Мое же хорошее настроение уже ничто не испортит.
Эпизод 22Заводишь друга – смотри в его сердце
Как только я покидаю Дворец Закатной Луны, мне едва ли не под ноги бросается юный небожитель. Черные одежды с серебряной вышивкой говорят, что передо мной один из теневых стражей Небесного Царства.
– О великая Дайюй Цзиньхуа, позвольте этому недостойному рабу потревожить речами ваш слух!
– Поднимись, – бросаю с едва сдерживаемым раздражением. За тысячу лет я отвыкла от пафоса и преклонения, и как-то не хочется привыкать снова. – Говори.
– Этот раб ответствует великой богине: наш командир просил вас найти возможность увидеться с ним, – произносит юноша и замирает в полупоклоне, дожидаясь моего ответа.
Я медлю.
Последнюю тысячу лет командир теневых стражей не менялся – это по-прежнему бывший Наследный Принц Небесного Царства Линь Вэйюань. Что же могло потребоваться Его Высочеству от меня? Мы никогда не были дружны. На суде он и вовсе выступил против меня, так как всегда был главным поборником морали и правил в Небесном Царстве. Правда, и бывшего Наследного Принца кара постигла быстро и была довольно суровой, потому что я – та, кого никто не имеет права обижать. Даже если он тысячу раз прав, как Линь Вэйюань в тот день.
Должно быть, у юнца еще осталась капля совести, в отличие от его венценосных родителей. Все-таки я была одной из тех, кто защищал его Драгоценную Розочку Зензен Киан, которой он дал имя Чжэнь Цянцян. Но Императрица оказалась непреклонной: ей в лице невестки нужна была соратница по интригам и пакостям, а не принцесса-заложница павшего народа птиц-зарянок – без власти и влияния, почти рабыня. И пусть Чжэнь Цянцян беззаветно любила ее единственного сына, в глазах матери-Императрицы это не делало ее достойной Наследного Принца. А потом в войне чудовищ против богов нежная Розочка и вовсе показала шипы, встав под мои знамена.
Принц сам должен был вынести приговор возлюбленной, ведь он ратовал за то, что перед законами Небесного Царства все равны. И Линь Вэйюань зачита