ив. А до остальных и дела нет!
Мы с Пеплом переглядываемся и знаками, чтобы не обидеть хозяина, показываем друг другу, что ничего не поняли.
Чжуи хватает с земли одни из свитков, прикладывает к спине Куйсина и спешно записывает определение. Видимо, у него там уже целый словарь таких терминов.
– Драгоценный старший брат, – продолжает играть в притворную вежливость Владыка Дня, – где вы подобного нахватались?
– Да так. – Вэньчан поводит узкой, почти девичьей ладонью. – Случилось у меня тут одно нечаянное знакомство с некой особой.
Его помощники дружно заходятся кашлем и неприлично обрызгивают стол и нас вином.
– Что не так? – Вэньчан вскидывает брови. – Она была моей музой, она вдохновляла меня, а теперь… Эх… – Он подпирает голову кулаком и устремляет вдаль полный печали взор. – У моей Ро-Ро всегда было полно идей, одна другой веселее.
Замечаю, как его помощники испуганно переглядываются. Похоже, им так не казалось.
А Вэньчан между тем продолжает:
– Вот взять хотя бы тебя, сестрица Цзиньхуа…
– Меня? – Теперь становится страшно мне. Оглядываю себя – как бы любительница повеселиться что-нибудь на мой счет не придумала.
– Ну… Не совсем тебя. Твоего духа-прислужника, Маогуя. Разве он никогда не казался тебе странным?
– Еще как казался, – признаюсь честно. – Кот без шерсти! Кто вообще такое придумал?
– Ро-Ро и придумала. Оказывается, в их мире такие коты есть и стоят очень дорого. Вот мы и провели эксперимент над Маогуем. Он тогда еще котенком был, мало что понимал, поэтому быстро свыкся с новым обликом. А когда я ему рассказал, что сфинксы – элитные коты, очень редкие и дорогие, и вовсе загордился.
Ну да. Вспоминаю нашу первую встречу: именно так Кот мне и сказал.
Вэньчан распаляется сильнее.
– Понравилось ему голиком шастать! – хихикая, говорит он. – Ну не чудесно ли? – И так активно жестикулирует, что даже чашу с вином едва не опрокидывает.
– Тише-тише, старший! – страхует его Пепел. – Не надо так резко!
– Что это за особа? Где она теперь? – подаю я голос. Мне простительно любопытство, я ведь женщина, хоть и чудовище.
Чжуи машет на меня пухлыми ручонками и торопливо заявляет:
– Сгинула! Слава Будде!
Его восклицания тонут в трагическом вздохе Вэньчана.
– Она забрала сердце нашего господина! – со слезами в голосе жалуется Куйсин.
– Кто же она? Бесовка? – прищуривается Пепел, сжимая мою руку, чтобы не влезла раньше времени со своими расспросами.
– Хуже! – дружно констатируют божественные помощники.
– Разве может быть кто-то хуже Бесовки? – удивляюсь я.
– Девушка из Другой Истории… – разом выпаливают Куйсин и Чжуи.
– Другой Истории? – а это уже мы с Пеплом.
– Ага, ведь наша вселенная состоит из множества историй… Каждая история – мир, – чуть оживляется Вэньчан. – Мириады миров, которые кружат в космической тьме, как пчелы над тарелкой меда…
Сейчас, взглянув на него, я вижу перед собой древнее и мудрое существо. Настолько древнее, что оно уже видело все – и теперь страшно скучает.
– Старший брат, – почтительно произносит Гаошан, – вы же всеми этими мирами и повелеваете. И даже целой вселенной. Да что там – вы же их и создали!
– Все не так просто, – печально отзывается Вэньчан. – У меня, как вы уже знаете, тоже случается творческий кризис. Некий застой. В такой момент и происходит Искажение.
– Искажение? – на разные голоса переспрашиваем все мы и ежимся – потому что звучит пугающе.
– Да, этакая дыра. И в эту дыру проваливается часть созданной мной вселенной. Но поскольку там все иное, возникает Другая История – альтернативная вселенная, уже неподконтрольная мне. Там даже бог свой. И законы свои. Но иногда наши вселенные притягиваются, и тогда обитатели Другой Истории могут попасть в наш мир. А это искажает Глобальный Сюжет. И уже никто ничего не может изменить. Ни я, ни тем более вы.
И переводит на нас внимательный, будто вскрывающий взгляд. Сразу становится ясно: понял и прочитал мои намерения. Недаром же мудрецы говорят: хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах.
Только вот наш бог не смеется. Он серьезен как никогда.
Эпизод 24Творить, но не вытворять
Нет-нет-нет!
Я так не играю!
Я пришла сюда, чтобы попытаться спасти тех, кто мне дорог – даже не подозревала до сих пор, сколько их. Где там братец Маогуй? Понятия не имею, в каком он состоянии теперь, но сердце тянет, да и любопытство гложет – что же их связывало с Юэ Ту? И принцесса Фа Юнсюэ? Я оставила ее не очень живой. И проклятый генерал Се Чжимин, и моя маленькая названая сестренка Янь Мин, и бывший Наследный Принц с его любимой Розочкой? Что будет со всеми ними, если позволить этому Глобальному Сюжету течь как течет? Если ничего не изменить?
Поэтому, опустив чашу на стол, упрямо заявляю:
– Так нельзя! – И, оглядев своих собеседников, добавляю: – Мы ведь боги, Предвечные! От нас зависят судьбы Трех Миров! – Тянусь через стол, хватаю Вэньчана за грудки, встряхиваю. – Соберись! Ты должен знать, что делать!
– Тише-тише, – останавливает меня Пепел, обнимая за талию. – По-моему, ты хлебнула лишнего, Цзиньхуа.
Я оглядываюсь и фыркаю: этот тоже не понимает? Притом главного, корневого: я больше не Дайюй Цзиньхуа, он сам дал мне другое имя. И это изменило меня. Да что там – все изменило! В ту ночь он сам создал меня, заново – своей.
Мне хочется наорать на него, крикнуть: я – твой Огонек! Вот только любой огонь гаснет, если его усиленно засыпать пеплом…
Вырываюсь из объятий, смотрю строго.
– Не останавливай меня, – говорю, а самой слова горчат.
Как ни странно, Вэньчан вступается за меня:
– Сестрица Дайюй права. Мне давно следует собраться и начать действовать. Но вот беда: я увяз в прокрастинации, – выдает он еще одно малопонятное словечко, должно быть, снова из Другой Истории. – И не вижу выхода… Это правда, та девушка унесла с собой мое сердце. – Вздыхает. – И желание жить…
– Не верю! – усмехаюсь я. – Ты – Великий Бог и Создатель Всего Сущего! Как какая-то глупая смертная девчонка из Другой Истории смогла навредить тебе?
Вэньчан окидывает меня презрительным взглядом и выдает:
– Тебе не понять – ты никогда не любила. И никогда не создавала, только рушила и шла по судьбам!
Бьет прямиком в мое самолюбие, и оно – обиженное и уязвленное – ершится в ответ. Я хочу осадить Вэньчана, набираю воздуха в рот, но лишь задыхаюсь. К сожалению, он прав. Я не любила. Чудовища не умеют любить.
Но, словно опровергая мои мысли, перед глазами встает картина: Юэ Ту на коленях перед распростертым телом Маогуя отчаянно вливает в него духовную силу, не думая о себе, не щадя себя… Разве это не любовь? Безусловная, бескомпромиссная, безоглядная. Когда готов умереть за другого, потому что мир без него внезапно схлопывается и перестает иметь смысл.
И разве в ту ночь, придумывая имя Пеплу, я не была в него влюблена? Но… Могла бы я умереть за него? Прикладываю руку к своему сердцу и вдруг понимаю: нет. Значит ли это, что я – большее чудовище, чем древний Юэ Ту?
Когда понимаю все это, у меня опускаются руки. Я и сама готова впасть в кризис или эту – как там ее? – прокрастинацию. Лечь рядом с Вэньчаном в гамак, покачиваться и смотреть в небеса…
Я наконец осознаю, что лишь обманываю себя: я не изменилась. Я все та же эгоистичная и парящая над миром Дайюй Цзиньхуа, Богиня Чудовищ, рожденная из Предвечного Хаоса, которой нет дела ни до кого, кроме себя самой. Глупо было думать, что я изменюсь, пока Она во мне скалит зубы и жаждет человеческой плоти. Глупо думать, что стану другой, пока малодушно сваливаю все на Нее и пытаюсь убежать от себя…
А еще лгу самой себе: не чудовища не умеют любить, а именно я. Но вопрос в том, хочу ли учиться? Без любви нет созидания и настоящих изменений – значит, и Глобальный Сюжет мне не переписать.
Осознание этого буквально придавливает меня. Бессильно опускаюсь обратно за стол, подпираю голову рукой и смотрю в пустоту.
Ладонь Пепла ложится на мое плечо, сжимает его.
– Цзиньхуа права, – говорит он, – мы – боги. Мы не можем просто так сидеть сложа руки и ждать, куда вывернет Сюжет. Три Мира на наших плечах.
Ответственный мой, хороший. Я улыбаюсь, слушая его слова. Пепел говорит искренне, он и вправду так думает и живет.
Но к концу речи голос его слабеет и падает вниз, будто перезревший плод с Дерева Феникса:
– Неужели ничего нельзя изменить? Не верю, что нет способа!
– На самом деле, – произносит Вэньчан, словно возвращаясь в эту реальность, – способ есть, и довольно простой: нужно лишь взять в руки Кисть Творения, ту самую, которой были написаны первые иероглифы будущего мира, и начать создавать новый сюжет.
– Так за чем дело стало? – Моему возмущению нет предела. – Бери и пиши!
– Я бы рад, – говорит Вэньчан, горестно вздыхая, – но вот беда: два тысячелетия назад у меня украли эту Кисть…
Что ж ты за творец такой, хочется заорать мне, если позволил кому-то взять такой важный артефакт?
Но он и сам не рад – роняет голову в ладони и едва не плачет.
– Есть предположения, кто это мог сделать? – спрашивает Владыка Дня.
Чжуи и Куйсин испуганно смотрят на него, а затем тощий Куйсин нависает над пухлым Чжуи, что-то шепча ему на ухо.
Вэньчан оглядывает нас и спрашивает:
– Знаете ли вы, откуда берутся бесы?
– Бесы? – произношу я и будто выплевываю это слово. Боюсь, что оно измарает язык.
– Да-да, именно они, – продолжает безжалостный Создатель.
Мы переглядываемся с Пеплом и дружно пожимаем плечами: откуда ж нам знать? Никто и никогда не интересовался природой бесов, их появлением, происхождением. Знали лишь, что они – абсолютное зло, поэтому их надо убивать, уничтожать, стирать с лица мироздания.
– Бесов создаем мы, боги, – говорит Вэньчан. – Они рождаются из наших ошибок.
– Это значит… – ахаю испуганно.