– Что? – Мой мир начинает стремительно рушиться. Это говорит мне Бай Гаошан? Образец законности и первый блюститель Небесных Порядков? Безупречный Владыка Дня?
– Поскольку Хушэнь не мог сопротивляться, я провел над ним Обряд Связывания, – со вздохом продолжает он. – А так как Маогуй буквально висел на нем, не желая отпускать ни на минуту, то Привязкой задело и его. К счастью, капельки твоей крови хватило, чтобы завершить ритуал. А когда эти двое пришли в себя, я пригрозил им силой Владыки, чтобы они не смели рассказывать тебе. К счастью, они не знали, что на Привязку мне пришлось потратить целых шестьдесят тысяч лет совершенствования, и я в тот момент был не сильнее новорожденного котенка.
– Десять тысяч на заколку, шестьдесят – на Привязку. Тебе всего восемьдесят пять тысяч лет, идиот!
Хватаюсь за голову: да что не так с моими стражами?! Почему они совсем не думают о себе? Зато теперь понятно, почему тогда Гаошан еле-еле смог потушить мой огонь, почему так сильно пострадал. А потом еще и силы, которых у него и так почти не было, ему ограничили…
Ненормальный! Убью! Точно убью!
Но сначала надо расставить все черточки в этом вопросе. Раз и навсегда. Чтобы больше не возвращаться.
– То есть когда я полетела в Котел Перерождений…
– …Хушэня утащило за тобой. И Маогуя тоже. Но поскольку ты уже перестала быть могучей богиней, то их суть перекорежило: Хушэня заключило в камень – тигриный глаз, а Маогуй стал вредным вечно голодным котом. И, кстати, зол он на Тигриного Бога, считая его источником своих бед.
Теперь все становится на свои места. Значит, Хушэнь не так уж и плох и не хотел бросать своих жен и тигрят. Просто не мог сопротивляться силе привязки.
– Почему, Гаошан, почему?! – восклицаю я. – Зачем было так бездумно тратить драгоценное совершенствование?
– А ты разве еще не поняла? – Он по-прежнему стоит передо мной на коленях, преданно заглядывая в лицо. – Мы с Лэйшэном твои стражи не просто так. В нас буквально вплетена потребность защищать и спасать тебя. Иррационально. Перечеркивая себя. Нас создали такими. Именно для этого. Мы ведь, по сути, тоже твои духи-прислужники…
Едва не подпрыгиваю на месте от такого открытия. Еще недавно я переживала, что мне предстоит выйти замуж за мальчишку, а теперь, оказывается, и вовсе за прислужника!
Ой, кажется, я сболтнула вслух! То-то глаза у Бай Гаошана становятся такими круглыми и лезут на лоб.
– Ты выходишь замуж? За Хушэня?!
А-а-а-а-а!
Кажется, я убью его раньше, чем планировала!
Выставляю руку вперед и мотаю головой, выпаливая:
– Стой где стоишь и не вздумай идти за мной! Тебе нужно хорошенько подумать, очень хорошо! Перед тем, как что-то сказать или тем более сделать. Я сейчас уйду. А когда вернусь, наш разговор будет другим.
Прыгаю на парапет и взлетаю.
– Огонек! – несется мне вслед. Гаошан наконец вскакивает и тянет ко мне руку. – Я понял! Я все-таки понял!..
Только мне уже не до него. Хочу спрятаться и просто помедитировать. В одиночестве!
Я устала от тех, кто пытается сделать как лучше, а получается…
Эх!
Эпизод 29Вот сама у нее и спроси
Мое имение было разрушено. Прекрасный дворец, в котором я знала и любила каждую мелочь, каждую занавеску, каждую вазу и каллиграфию на стенах, превращен в прах. От прежнего величия Дайюй Цзиньхуа только и осталось, что трон в Зале Пяти Стихий. Как насмешка. Как напоминание, что бывает с теми, кто идет против воли Небес.
Да, кстати, а почему я, собственно, пошла? С чего вспыхнула та война? Я напрочь забыла мотив, побудивший меня – беспечную и равнодушную Дайюй, ту, которой никогда не было дела до бед и радостей небесных, – начать восстание. Нужно будет еще раз встретиться с Линь Вэйюанем и позадавать вопросы. Он-то точно разобрал те события по косточкам, ведь они отняли у него сердце. Их любовь с Чжэнь Цянцян была словно из песен и легенд. Всем на зависть.
Несусь над Небесным Царством, смотрю на золоченые крыши, стройные белокаменные стены, роскошные сады, зеркала озер. Внизу, подо мной, кипит жизнь: у кого-то праздники, у кого-то ссоры. Но в этом огромном и таком разнообразном мире нет места для меня. Может, это и справедливо? Зачем Хаосу и Всепожирающему Пламени иметь пристанище? Память вновь подкидывает ту картинку, где мы с Пеплом наблюдаем, как играют наши дети, и в груди начинает щемить. Даже головой приходится помотать: прочь! Не хочу мечтать! Не хочу ранить свою душу несбыточным!
Поскольку остановиться мне негде, а очень хочется побыть в одиночестве и многое обдумать, я сворачиваю к Хижине, Парящей в Пустоте. Где-то там, в закромах дядюшки Жу, еще сохранилось его чудесное вино. Оно сейчас будет весьма кстати.
Хижина встречает меня привычной тишиной – ее единственный обитатель до сих пор не вернулся, что странно. Иду прямиком к тайнику и извлекаю из него три кувшинчика из синей глины. Сажусь к низенькому ротанговому столику, плещу себе в чашу вина. Я – высшее божество, могу обходиться без еды, воды, сна, но зачем, если вино такое вкусное, а вишни и виноград – такие сочные? Зачем отказывать себе? Так что пью чашу за чашей и раздумываю.
Итак, была война. В которой мы, чудовища, проиграли, потому что мои стражи вырастили предателей внутри моего войска, чтобы спасти меня. Сложная многоступенчатая логика ускользает от моего понимания. Ладно, допустим, спасли. Я здесь, и пусть у меня стерли значительную часть воспоминаний о прошлом, жить можно. Жива-здорова, руки-ноги на месте. И…
Кладу ладонь на свой плоский живот. Возможно ли это? Ребенок! Была бы я счастлива, родись он? Был бы счастлив Пепел? О, он – определенно! А я? Не знаю… Слишком привыкла быть одна. Слишком не привыкла заботиться о ком-то.
Все это я имею благодаря моим стражам. Они старались как могли, в очередной раз забыв спросить меня: а надо ли оно мне? Но это уже дело третье.
Мысли становятся вязкими и тягучими, путаются и ускользают. Голова то и дело соскальзывает с руки, которой я ее подпираю, поэтому решаю устроиться поудобнее за столом, опустить голову и позволить сну овладеть мной.
– Ай-я! – последнее, что слышу перед тем, как окончательно соскользнуть в сладостную бездну. – Вот же глупая девчонка!
Это привычное ворчание умиротворяет и усыпляет еще больше. Неожиданно сильные – для стариковского голоса – руки подхватывают меня, переносят на лежанку и накрывают стеганым лоскутным одеялом.
– Спи, Никчемная. А проснешься – уж я тебе задам! Совсем от рук отбилась!
Засыпаю с улыбкой.
Открываю глаза, сладко потягиваюсь.
Хорошо быть высшей богиней – голова с похмелья не болит. Да и вообще само понятие похмелья отсутствует. Так что определенные плюсы точно есть.
Но есть и минусы. Например, сидящий напротив меня недовольный старик.
– Ты?! – Пьяная и полусонная, я не очень разобрала, кто именно меня нес и не показалось ли мне вообще. А сейчас даже не знаю – радоваться и кидаться ему на шею или печалиться: теперь-то он точно перекроет доступ к алкоголю.
Старик фыркает.
– Это грубо! – И надувается, как обиженный ребенок. – А ты ожидала увидеть кого-то другого? В моей-то хижине?!
Я вскакиваю с лежанки, куда меня – понимаю теперь – он же и уложил, и бросаюсь к нему с криком:
– Дядюшка Жу!
Обнимаю, будто и впрямь после долгой разлуки увидела любимого дядю.
Он похлопывает меня по спине и ласково бормочет:
– Ну-ну, хватит уже, задушишь старика, Никчемная.
И даже это прозвище, которое еще недавно очень злило меня, теперь кажется милым и домашним. Аж глаза мокреют. А от счастливой, наверное, даже немного глуповатой улыбки сводит челюсти. Прямо вижу, как Она внутри вертит пальцем у виска.
Отпускаю дядюшку Жу, и он указывает мне на стол:
– Я тут похлебку сварил из ростков небесного бамбука – будешь?
– Еще бы! – Усаживаюсь за стол и вооружаюсь керамической ложкой, будто я – не великая Дайюй Цзиньхуа, Богиня Чудовищ, а дождливая девочка Ю из Мира Смертных.
В прежние времена дядюшка Жу готовил редко. Обычно – только к моему очередному пробуждению, потому что я в таких случаях была очень слаба и не могла сама себя обслуживать. Но вкус его похлебки я запомнила навсегда: самое то после попойки или долгого сна.
Вскоре на столе появляется пухлая глиняная кастрюлька, источающая аромат. А потом часть вкуснейшего варева перебирается в мою тарелку. Что-то я становлюсь прожорливой. Так и располнеть недолго. Стану круглой, как мяч, и Пепел меня разлюбит. Хотя… Он же мой прислужник! Куда он денется?
Хихикаю и прошу добавки.
Сытая и довольная, перебираюсь вслед за дядюшкой Жу к очагу, устроенному посреди хижины, усаживаюсь рядом на мягкой циновке. Спутник моих странствий сейчас тоже сыт и доволен, а значит, я могу задавать вопросы. Теперь он не станет игнорировать меня, не имеет права не ответить. Здесь я куда выше по статусу и положению, хоть и бездомная и нахлебничаю у него. Спрашиваю напрямик:
– Скажи мне, досточтимый господин Жу, ты ведь видел само сотворение мироздания?
Он раздувается от важности – я еще в Мире Смертных поняла, как он любит лесть и поговорить о своей древности.
– Да, ты права, о богиня, – в тон мне вторит этот наглец. – Я видел, как Создатель ваял этот мир из пыли и света. Он даже просил меня подержать его первые неровные блины. Пока мучился поиском идеальной формы, пока не скатал первый шарик…
– И ты видел, как родилась я?
– Увы, твое рождение я не застал, богиня. Ты ведь ровесница Создателя. Когда появился я, ты уже спала. Но я застал твое первое пробуждение.
– Значит, ты знаешь, почему я стала Богиней Чудовищ? – Склоняю голову и смотрю на собеседника пристально.
Он теряется.
– А разве ты сама, о великая, не помнишь?
Прикасаюсь к виску, трясу головой, а потом развожу руками.
– К сожалению, Печать Дня и Ночи серьезно повредила мою память. Я мало что помню из жизни Дайюй Цзиньхуа. И те события, о которых спрашиваю, забыла.