– Возьми это, – Чиркен протянул ему Дорожную Тамгу, – знак мирных намерений для прохода по чужим землям.
– И за это спасибо, хан. Я не подумал. – Илуге серьезно кивнул, глядя Чиркену в глаза.
Он и так видел, что Чиркен злится на него. Однако хан ограничился только мрачным взглядом исподлобья, гикнул и галопом пустил коня назад к становищу – знал, что у Илуге нет времени на разговоры. Следовало выезжать немедленно.
Они ехали так быстро, как могли и как позволяли им запасные лошади. В любой момент снегопады могут сделать перевалы опасными, объяснила Элира. После некоторых колебаний было принято решение проникнуть в Ургах через перевал Косэчу – плоскогорье Танг, через которое лежал путь на перевал Тэмчиут, слишком хорошо просматривалось, и кроме того, не исключено, что князь после недавних событий выставил дозорных.
Перевал Косэчу был единственным, которым пользовались редко – из-за его почти полной непроходимости. Однако в землях горных охоритов, владениях Кухулена-отэгэ, побратима Темрика, Илуге надеялся найти проводника. Надо молить всех небесных тэнгэринов, чтобы снега не перевале легли еще не слишком высоко. Иначе… иначе они опоздают бесповоротно.
Их путь сейчас лежал на юго-запад, по южному побережью озера Итаган. Они вышли к озеру на третий день нелегкого пути у устья реки Лханны – широкой, но мелкой каменистой речки. Кое-где река уже начинала замерзать, но за счет быстрого течения ее еще можно было перейти. За Лханной начинались земли ичелугов.
Илуге против воли ужаснулся тому, что сделал этот злополучный поход с теми, кто поверил обещаниям принцев. Попадались целые брошенные становища – неприютно хлопали пустые пологи юрт да выли одичавшие собаки… Тяжелое зрелище. Завидев их, ичелуги – в основном одни женщины! – в своих обезлюдевших становищах были мрачны и неприветливы. В их глазах Илуге без труда читал грызущую тоску безысходности: теперь, после этого злополучного похода, племя было обречено окончательно. И вместо былой слепой ненависти в его сердце родилась мучительная жалость, и остатки былых сомнений понемногу растворились в ней.
Много ли чести мстить тем, кто и так стоит на коленях?
Теперь Илуге знал, что старый хан был прав. Как бы он ни пришел к этому, предсказанному ему выбору, – он его сделал. Он не будет больше ночами мечтать о мести этим женщинам и старикам с застывшим в глазах испугом. Он отомстит за женщину по имени Лосса – ту, что вырастила его по приказу матери, за мать Яниры, – но отомстит тем, кто стоял за ослепленными жаждой наживы глупцами. Отомстит куаньлинам. Если, конечно, останется жив.
Еще через два дня равнина сменилась предгорьями, поросшими густым лесом, и сквозь стволы деревьев завиднелась река Шикодан. Они пересекли границу владений охоритов, и здесь людей стало попадаться больше. Все они, узнав, что они едут к Кухулену-отэгэ, становились дружелюбными, показывали дорогу. По их подсказкам они в сумерках выехали на тропу, которую охориты проложили вдоль русла реки, и начали подниматься вверх, в предгорья, к зимнему становищу горных охоритов. Подъем становился все тяжелей, солнце село в розовую морозную дымку и темнота окутала сумрачный лес. Илуге осмотрел измученных дорогой людей и приказал пораньше остановиться на ночлег. По крайней мере топлива здесь вдоволь – в степи зачастую приходилось проводить ночь безо всякого обогрева.
Воины, обрадованные передышкой, разожгли несколько костров, с наслаждением греясь. Кто-то затеял варку мяса в кожаных мешках по джунгарскому обычаю, и над привалом поплыли упоительные запахи. В ранних зимних сумерках под навесом ветвей стройного кедрача было тепло и тихо. Илуге как вожаку похода принесли несколько кусков мяса, захваченных с собой, – зимой можно было возить мясо в сумах, так как, замерзшее, оно не портилось долгое время. Илуге с наслаждением жевал, слушал, как пересмеиваются его люди, как Баргузен, быстро освоившись с обстановкой, уже травит им какие-то свои байки. Баргузену – ему что? Илуге даже где-то завидовал его острому языку и способности дать мгновенный словесный отпор: самому ему при случае все как-то ничего на ум не приходит, а задним умом, как известно, каждый крепок. Невеселый он, должно быть, не бойкий. Что ж, на то Старик и сотворил людей не одинаковыми, а разными, чтобы жить им вместе веселей было.
Какая-то часть его после рассказа Элиры постоянно пребывала в напряжении. Поэтому, – может, ему и показалось? – но когда рядом вроде бы всхрапнула чужая лошадь, Илуге постарался незаметно отойти в тень. Отойдя от костра, он сделал круг, по колено проваливаясь в снег, чтобы подойти к тому месту, откуда, как ему показалось, звук доносился. Его глаза различили тени чуть более темные, чем окружающий их сумрак. Всадник. Один. Какой-то охоритский соглядатай? Джунгарский мальчишка, решивший последовать за ними во что бы то ни стало? Или… призрачный убийца, подкрадывающийся, чтобы напасть? Дыхание у Илуге перехватило: он увидел сквозь путаницу веток светловолосую голову Элиры: откинув меховой капюшон, она о чем-то тихо разговаривала со своими монахами.
Чужак, увлеченный подсматриванием, даже на заметил, как Илуге подошел совсем близко. Однако оружия он в руках не держал и выглядел для призрака слишком живым. Илуге чуть перевел дыхание и снял руку с рукояти меча: убивать не стоит. Он прыгнул чужаку на спину, заломил руку, одновременно сбивая в снег шапку. Послышался всхлип, и он обнаружил, что смотрит в лицо морщащейся от боли Нарьяне.
– Что ты здесь делаешь? – прошипел он ошарашенно.
– Отпусти! – Девушка вырвала руку и принялась растирать ее. – За вами иду, что!
– С ума сошла! – чуть не завопил Илуге. – Немедленно поворачивай назад!
– И не подумаю. – Нарьяна упрямо выдвинула подбородок. – Я пойду с вами!
– Тьфу! – Илуге в сердцах сплюнул. – Это тебе не по чучелам мечом рубить. Я приказываю – назад!
– В некоторые моменты я не настолько уж бесполезна, как кажется… вождь, – язвительно сказала Нарьяна, поднимаясь и стряхивая снег, набившийся за воротник. – Ургашку же ты с собой потащил?
– Ты о чем? Она – наш проводник! – изумился Илуге.
– Ну, раз она может идти, значит, и я могу, – решительно заявила девушка. – И тебе меня не остановить.
– Я – вождь в этом походе. Ты должна меня слушать!
– А, так ты все же берешь меня с собой в поход? – обрадовалась девушка. – Если возьмешь – буду слушать! Не возьмешь – поеду следом на свой страх и риск!
– Я… сказал… немедленно домой! – Илуге и не заметил, как начал кричать.
– И не подумаю!
– Я буду за тебя беспокоиться, – почти простонал Илуге. – Это может мне помешать…
– Нечего за меня беспокоиться. Я – воин, – серьезно сказала девушка. – Или, когда ты помогал нам на тренировках, ты считал, что мы просто дурачимся?
– Но не сейчас!
– Почему? Сейчас! Ты взял с собой слишком мало людей! Я беспокоилась!
– Хорошо, хоть Яниру не додумалась прихватить, – вздохнул Илуге.
Привлеченные перепалкой, прибежали воины, изумившись при виде Нарьяны. Взяв девушку за руку, Илуге потащил ее к огню.
– Иди обогрейся. Но утром – чтоб духу твоего здесь не было!
– Погоди, – вдруг сказала Элира, немало его удивив. – Быть может, даже хорошо, что нам в этом поможет женщина.
– Что-о-о?
– Не думал же ты, что мы будем прорываться в Ургах с боем? – пожала плечами жрица. – Самым лучшим, на мой взгляд, будет вырядиться танцорами. Сейчас в Ургахе наступают Дни Мертвых, и по этому поводу обычно полно странствующих актеров, дающих представления.
– Актеров? Какие из нас актеры?
– Да ты не знаешь ургашских представлений, – отмахнулась жрица. – Все актеры одевают огромные раскрашенные маски и изображают разные сцены из легенд. Они проходят от селения к селению, громко дуют в дудки и гремят в барабаны, чтобы отогнать злых духов. Это создает столько шума, что в нем потонет ваш чужеземный выговор, если вдруг кто надумает с вами поговорить. И потом, их пропускают везде беспрепятственно. Сценки в основном разыгрываются на тему битвы добрых и злых духов, так что все это сродни вашим… шаманским обрядам. А к ним простые люди из суеверия относятся серьезно.
– Идея хороша, – кивнул Илуге. – Если мы сможем достать подходящий наряд. Но при чем здесь Нарьяна?
– Чем больше в группе женщин – тем более безобидной она кажется, – пояснила Элира. – По традиции все роли в таких пьесах разыгрывают мужчины, но женщины часто подпевают или играют на каких-нибудь инструментах.
– Я смогу только бить в барабан, – мрачно сказала Нарьяна. Ей ее предполагаемая роль явно не нравилась.
– Пойдет, – невозмутимо согласилась жрица. Илуге показалось, что в глубине ее серых глаз мелькнула смешинка.
– Обычно впереди такой процессии идет послушник или жрец, читая священные тексты для сцены, которая разыгрывается, или распевая заклинания, – продолжала рассказывать Элира. – Мои волосы – наследство Итум Те – послужат нам пропуском в Йоднапанасат. Однако одежду моей школы мне одевать нельзя. Скорее всего меня ищут.
– Нам еще надо пройти перевал Косэчу, – напомнил Илуге. – Так что будем заботиться обо всем остальном тогда, когда это будет необходимо.
– Я уверена, что все остальные твои решения будут столь же мудры, о вождь, – ехидно промурлыкала женщина.
Кухулен встретил их, как и остальные охориты в его становище, – неприветливо, но без явной враждебности. Разрешил остановиться в устье перевала вместе с запасными лошадьми – Илуге настоял, что часть отряда стоит оставить на тот случай, если придется возвращаться с боем. Джунгары возмущались и ворчали, но ему удалось настоять на своем – в конце концов, религиозная процессия с таким количеством рослых мужчин в мире гораздо более низкорослых, чем джунгары, шерпов, может вызвать подозрения. Не смея задерживать хулана, они уже на следующий день после визита к нему начали подъем к перевалу. Данный Кухуленом проводник должен был провести их через перевал и вернуться – обратно дорогу придется прокладывать самим.