— С какой бы целью не был возведен Пикет уверен, что выдержит прямой атомный удар, — сказал Губов.
— Его построили в годы холодной войны, — предположил Дылдин.
— Где-то в шестидесятые годы, — поправил Хвалей. — Тогда это было модным.
— И что, точно выдержит ядерный удар?
— Ну, ядерное оружие бывает двух видов: атомное и термоядерное. Какова будет мощность заряда, то есть величина тротилового эквивалента.
— Стоп, — остановил я Хвалея. — Надеюсь ядерная война нам не грозит.
— Что мы будем охранять? — спросил Хвостов.
— Да, какой стратегической важностью обладает объект? — задал вопрос Дылдин.
— Все вопросы к сержантам, — ответил я.
Мы посмотрели на закрытую дверь. Сержанты уединились едва расставили вещи.
— Жрать хочется, — пожаловался Дылдин.
— Продолжим уборку, — ответил Хвалей.
В кубрике находились три двухъярусные кровати, к которым примыкали шесть тумбочек. К одной из стен примыкал обеденный стол и длинная лавка. На потолке горели три неоновых плафона, как перефразировал Хвалей — три неофита. Свет включался в сержантской комнате. Я согласен с Сергеем, что в бункере было несколько подземных этажей. Должен был где-то стоять электрогенератор. Шума двигателя слышно не было. В одном из углов стоял умывальник с краном, из которого текла тонкая струйка холодной воды.
— Воду пить можно? — спросил Дылдин, после того, как Маркулис зажег свет, осмотрел комнату и проверил кран с водой.
— Воду используйте для уборки помещения. Позже скажу: можно её употреблять или нет. — Загадочно ответил сержант.
Мы сделали влажную оборку помещения, провели победоносную войну против пыли. Выволокли наружу матрасы, чтоб избавиться от затхлого запаха.
Хвостов закурил, присел, облокотясь спиной на земляную стену траншеи.
— Странный пост, траншею должны каждый год обновлять, хотя бы после зимы.
Губов мрачно присел рядом.
— Не нравится мне. Чую — нехорошее место.
— Тебе никогда ничего не нравилось, — сказал Дылдин. — Заладил: не нравится не нравится, а мне нравится — пока остальные с автоматами по полям бегают, да окопы роют — мы здесь сидим, в тепле и уюте. Не надо ничего делать. Жри и спи.
— Дурак ты, — ответил Сергей, — тебе бы только жрать.
— От дурака слышу. Чую я…, — передразнил Дылдин.
— Может, под нами атомные ракеты лежат? — спросил Хвалей.
— Не думаю, шахты с ракетами по-другому выглядят, — ответил Хвалей.
— Ты видел?
— Нет, я читал.
— Вот и не говори, я верю тому, что вижу…написать можно всякое. — Хвостов протянул бычок Губову, — хочешь потянуть?
— Не хочу, — Губов покачал головой, — тошно мне.
— Я видел сухпайки, там и тушенка и сгущенка, — Дылдин облизался, — и черный шоколад, и сухофрукты. Одним словом — лафа.
— Хватит о жратве, заткнись, — попросил я. — Странная у нас служба, ничего не знаем о своих войсках.
— Служба, как служба, — зевнул Хвостов.
— Сыро, — Димка поёжился, заглядывая в черный зев бункера.
— Помещение проветрится, высохнут матрасы и будет сухо. — Я наклонился к проходу, читая надпись, выцарапанную на зеленой краске.
— «Оставь надежду всяк сюда входящий»: ДМБ — 86, — процитировал я.
— Вот и я про что, — проныл Губов.
— Дедушка прикололся, — хмыкнул Дылдин.
— Из крана вода почти не течет, нет напора, — сказал Хвалей.
— Маркулис говорил, что-то насчет оврага с ручьём, — вспомнил я.
— Да, — оживился Сергей, — не понимаю, почему Маркулис неуверен: можно пить воду или нет?
— И автоматы с подсумками к себе в комнату забрали, — добавил Дылдин.
— Если воду долго не хлорировали, в ней могут завестись всякие вредные микробы, — предположил я. — В бункере должны быть насос и бак с водой.
В проходе появилась фигура Маркулиса.
— Смирно! — гаркнул он. — Прохлаждаетесь?
— Ваш приказ по уборке помещения выполнен, — отрапортовал Дылдин. Он показал на бруствер траншеи — Проветриваем матрасы.
— Молодцы. Иди к Рыжкову, пусть даст с нашей комнаты.
Дылдин удалился, недовольно ворча.
— Так, бойцы, без моего разрешения, из Пикета не выходить. Ясно?
— Так точно.
— Вопросы?
— Наша боевая задача и цель? — спросил я.
— Клон, у нас одна задача — выполнять приказы старших по званию.
— Есть.
— Еще вопросы?
— Что такое саркофаг? — не отставал я.
Маркулис хмыкнул.
— Бойцы, всем в помещение, младший сержант Рыжков объяснит, как нести боевое дежурство на Пикете. — Маркулис двинулся к выходу из траншеи. — Пойдем, Клон, поговорим.
Мы вышли на поляну. Маркулис остановился, лениво развернулся ко мне навстречу, широко расставил ноги.
— Слушаю вас, товарищ старший сержант, — я ухмыльнулся, рассматривая колючее лицо Маркулиса.
— В школе сержантов, инструктора говорят: на своих ошибках учатся, на чужих делают карьеру. Клон, твоя проблема в том, что ты не любишь выполнять команды и делать соответствующие выводы.
— Не люблю выполнять глупые команды.
— В армии глупых команд не бывает. Сказано: люминий, значит люминий, а для шибко грамотных — чугуний. Ты постоянно пререкаешься со старшими по званию и даже позволяешь себе поднять на них руку. — Маркулис улыбнулся. — Я рекомендовал тебя в школу сержантов.
— Не стоило, мне не нравятся сержанты.
— Из тебя мог бы получиться хороший командир: жестокий, целеустремленный, волевой.
— Вряд ли.
— Ты сам решил, — Маркулис перестал улыбаться. — Любишь решать проблемы силой?
— Свои проблемы, — уточнил я.
— Решай, — разрешил Маркулис, его глаза угрожающе сузились. — Что же ты медлишь, боец, покажи сержанту какой ты крутой. Давай, никто не видит — ударь меня.
— Зачем?
— Потому что, я утверждаю: ты никто, простой боец, который обязан беспрекословно выполнять любые приказы, отданные старшим по званию. Приказываю меня ударить.
— Да пошел ты, — я плюнул на сержантский сапог.
Маркулис ударил резко и неожиданно — ногой в живот. Я и охнуть не успел: прижал руки к животу, широко раскрыл рот и упал на колени, мечтая о глотке воздуха.
Маркулис наклонился и прошептал:
— Еще не все потеряно, Клон. Я сделаю из тебя настоящего бойца.
— Попробуй, — прохрипел я.
Удар в грудь кинул меня на землю.
— Ублюдок пробирочный, — прошипел Маркулис. — Мы все о тебе знаем.
— Это большая государственная тайна, — хрипел я, скорчившись на земле. Удары на удивление оказались сильными и болезненными.
— Если понадобится, будем так разговаривать ежедневно. Запомни боец урок и впредь приказы не обсуждай, а выполняй, — Маркулис, напоследок, легонько пнул меня и ушел.
Я лежал и думал о том, что когда-нибудь убью этого сукиного сына.
Послышались шаги, в поле зрения глаз явились сапоги. Димка встревожено склонился, перевернул меня на спину.
— Максим, что случилось?
— Начал проходить курсы образцового бойца.
— Он тебя бил?! — воскликнул Хвалей.
— Успокойся. Все было честно. — Димка помог сесть. — У тебя была в детстве любимая игрушка?
— И не одна.
Я несколько раз глубоко вздохнул, помассировал грудь.
— Профессионально бьет, главное — неожиданно.
— Что?
— Когда-то у меня была красная пластмассовая тачанка-растовчанка, и пулеметчик Максим. — Посмотрел на Димку — он не улыбался, и я продолжил:
— Этот пулеметчик, был моим защитником. Я представлял себе, как он водит из стороны в сторону пулеметом-максимом, и расстреливает моих врагов и обидчиков. От осознания того, что есть кто-то, кто может защитить, пусть даже в мечтах, становилось легче.
— Здорово, а у меня были…
— Дима, погоди. Знаешь, почему у меня было много врагов?
— Почему?
— Потому что я — первый опытный лабораторный!
— Не понял.
— Никогда не слышал про ПУОЛЭЧа?
— Что это, вернее кто?
— Первый универсальный образец, лабораторный экземпляр человека.
— И что?
— Ты какой-то бестолковый, меня зачала и родила специальная машина.
— Ну и что? — в глазах Димки не было и тени изумления.
— Хочу сказать, что я ненастоящий человек. Я клон — человек из пробирки.
Димка расхохотался.
— Ты мне не веришь? Прекрати смеяться, — разозлился я.
— Верю. Только с чего ты взял, что не человек? Ты самый настоящий человек. Какая разница, где ты родился: в машине, или тебя подобрали на улице. Может мои родители, мутанты из аварийного блока?
Когда-то, лет сорок назад, на Заводе взорвался четвертый атомный реактор, снабжающий город и районы электроэнергией. Аварию ликвидировали, говорят что сам Завод не пострадал, кроме одного района. Реактор пытались починить, но неудачно. Наконец, плюнули на это дело — помещения снесли, а территорию залили бетоном, сверху возвели земляной курган. Сооружение назвали «гробницей фараона» и обнесли забором с колючей проволокой. Вдоль колючки поставили смотровые вышки и милицейские посты. Говорят, многие не хотели покидать жилые квартиры и остались в радиационном районе. Постепенно, накапливая радиацию превратились в мутантов, неких антисуперменов, являющихся по ночам и пьющих кровь маленьких детишек. Это из серии страшилок, которые мы рассказывали друг другу по ночам, в «обезьяннике». Вряд ли кто там мог выжить, а если и выжил, то не смог бы пройти через охраняемую зону. Там нейтральная полоса на четыре километра — выжженная земля на которой ничего не растет.
Хвалей подал руку, помог подняться.
— Я твой друг и для меня без разницы, где и как ты рожден, и кто твой донор. Что случилось с тачанкой?
— Сам не знаю, кто был донором. В детстве я был государственной маленькой военной тайной. Мое рождение ознаменовалось скандалом. Римско-католическая церковь призвала страны к подписанию документа о запрете создания человеческого существа бесполым путем и контролировании международных лабораторий и институтов, изучающих вопросы генетики. Поэтому от меня, чтоб не нагнетать международную обстановку поспешили избавиться и забыть. Иногда вспоминают, — я потер грудь.