— И правильно сделали доктор, что не решились, — заметил Хвалей.
— Значит так, профессора, сейчас вы нам поможете покинуть это заведение. Вместе с вами, мы выйдем из корпуса, пройдем контрольно-пропускной пункт. Вы ведь приехали на машине? — спросил я.
Мы видели припаркованную возле дежурной будки черную «Волгу».
— Да, — ответил Ишим Ниязович.
— Придумайте, что скажете часовым, чтоб они пропустили нас вместе с вами.
— Так точно.
— Мы не хотим применять оружие, но если придется, сами понимаете, нам терять нечего, — предостерег Хвалей.
— На вашем месте я бы остался, — угрюмо повторил Сан Саныч. — Вас быстро поймают.
— Док, последние дни я предпочитаю провести вне больницы, — ответил Димка.
Ниночку и Сан Саныча, профессора, под нашим руководством, надежно привязали к спинкам кресел, заклеили рты бактерицидным лейкопластырем. Я заглянул в столовую. Мишаня продолжал спать, его голова распухла от шишек. Хвостов и Дылдин обновили порции. Как и следовало ожидать, от участия в побеге отказались. Правильно сделали. У четверых, шансов скрыться, меньше не на половину а почти на все сто процентов. Я посоветовал им отправиться в комнату отдыха, сказав что там есть видеомагнитофон и телевизор.
С замершими сердцами, спрятав пистолеты в карманах пижам, вышли на улицу. Профессора шли впереди, едва переставляя ноги. Мы были готовы к чему угодно. Профессора это чувствовали.
— Понадобится, прорвусь с боем, но здесь не останусь, — сквозь зубы прошептал Хвалей.
Я крепче сжал в кармане пижамы пистолет:
— Постараемся обойтись без крови.
— Нас тоже никто не жалел.
Мы забрались в черную «Волгу», на задние сидения. Хвалей мстительно прижал к боку Никанора Аверьяновича пистолет, тот сидел за рулем. По лицам профессоров катились крупные градины пота, когда они притормозили возле шлагбаума и возле машины встали с автоматами на изготовку двое сержантов. Из дежурки вышел старлей и направился к «Волге».
Никанор Аверьянович опустил тонированное окошко.
— Здравствуй Слава, — поздоровался он со старшим лейтенантом.
— Здравствуйте, Никанор Аверьянович. — Я видел, вы в машину двух больных садили? — По лысому затылку Ишима Ниязовича побежали соленые ручьи.
— Совершенно точно, они нужны нам для обследования.
— В сопроводительных документах не было указано, что вы возьмете больных.
— А я не беру их на весь день, Слава. К обеду доставлю, мне необходимо провести срочное обследование в институте и если я считаю, что обстоятельства важны, а я так считаю, я имею право, — голос профессора повысился.
Старлей смущенно отступил от машины.
— Да я ничего не хотел сказать, просто уточнить, что вы взяли двух больных из четвертого блока.
— Совершенно точно. Сан Саныч принесет вам документы и справки позже… — Хвалей утопил ствол пистолета в боку Никанора Аверьяновича. — Профессор всхлипнул, — Ну и жара сегодня.
— Так точно, — старлей козырнул и дал знак поднять шлагбаум. За шлагбаумом, отъехали в стороны железные створки ворот. «Волга» выкатилась на бетонную полосу, с двух сторон окруженную лесом.
— А теперь поддай газу, — крикнул Хвалей в ухо профессору и откинулся на спинку сиденья.
Он оглянулся на меня, его глаза блестели.
— Здорово, Максим! У нас получилось! Ий-хо-хо! — Выкрикнул он заставив вздрогнуть профессорские спины.
— Получилось, — мы пожали друг другу руки.
— Куда ведет дорога? — спросил я.
— На испытательный полигон, — ответил Ишим Ниязович.
— Ближайший город?
— Завод.
— Что? — воскликнули я и Хвалей.
— Вы считали, что находитесь в другом месте?
— Нам не говорили, где именно мы служим. Посадили в самолет и инсценировали перелет, вот козлы.
Ишим Ниязович пожал плечами:
— Значит военная тайна.
— И где город?
— Сразу за испытательным полигоном.
— Это как?
— Испытательным полигоном, являются земли на которых когда-то стояла атомная станция, со злополучным четвертым блоком. После того, как произошла авария, эту землю объявили зоной отчуждения и оградили «Великой Китайской Стеной». Так мы называем бетонный забор, который окружает эту территорию. После того, как установился естественный радиоактивный фон, территорию передали военному ведомству.
— М-дааа, — протянул Хвалей.
— Ловко водите за нос, — сказал я. — Значит ваш институт или, как вы называете — бюро, в Черном Городе?
— В пригороде. Позвольте спросить, — вмешался в разговор Никанор Аверьянович, — как вы себя чувствуете, Клон?
— Отлично.
— Странно, в отличии…
— Если вы знаете мою биографию не стоит о ней вспоминать, — перебил я.
— Извините, но вы ведете себя не адекватно ситуации и я предполагаю, что вы…
— Это потому что, сперму для родильной колбы взяли у Генерального Секретаря Центрального Комитета Партии, — сказал я.
— Не может быть, — ахнул Ишим Ниязович.
Никанор Аверьянович расхохотался.
— Поэтому я такой стойкий, это наследственное.
— Понятно, — ответил Никанор Аверьянович. — Но, по виду, вы похожи на младшего лаборанта Колю, который работает в бюро.
— Профессор, вы знаете, что мы не шутим?
— Да, я отдаю себе отчет. — Никанор Аверьянович замолчал.
Машина затормозила перед развилкой.
— Впереди полигон, — пояснил Ишим Ниязович.
Бетонная полоса переходила в грунтовую дорогу, которую тесно обступали ели.
— Дорога влево, приведет к вашей части. Не желаете нанести визит?
— Поворачивай направо, — приказал Хвалей.
«Волга» послушно свернула.
— Думаете, что сможете скрыться в Заводе?
— Не ваше дело, — ответил я, щипая Хвалея, чтоб он ничего не говорил.
— До города далеко?
— С той скоростью, с которой ведет машину Никанор Аверьянович, доедем за три часа. Если решите объехать город, есть только одна дорога — номер восемь, но на ней полно постов.
— Спасибо за предупреждение, — я посмотрел на Хвалея. — Дима, ты говорил раньше, что умеешь водить машину?
— Конечно умею, с десяти лет, я ходил на секцию по спортивному вождению. У меня был красный картинг. На городских соревнованиях я занял почетное второе место. Первое досталось Быкову, — разговорился Хвалей вспоминая спортивную юность.
— Тормози, — объявил я Никанору Аверьяновичу. — Сворачивай в лес.
— Вы нас убьете? — профессор судорожно глотнул воздух и стал нервно икать.
— Заткнись.
— Я вспомнил ирокезскую казнь — голой жопой на муравейник, — Димка плотоядно улыбнулся.
Ишиму Ниязовичу стало плохо, он побледнел и развязал узел галстука.
Машина въехала под сень сосен.
— Дальше.
Когда в заднем стекле исчезла дорога мы остановились.
— Выходите, — процедил я сквозь зубы.
Профессора неохотно покинули машину.
— За Родину умереть не страшно? — спросил Хвалей звякая наручниками, которые прихватил в кабинете Сан Саныча, видно их использовали для буйных больных. Я представил, как прокаженных приковывают к спинкам коек и залепляют рот бактерицидным лейкопластырем, потому что другого нет, чтобы прекратить жуткие крики.
— Страшно, — чистосердечно признался Никанор Аверьянович и бухнулся на колени. Его примеру последовал Ишим Ниязович, по щекам профессоров потекли крокодиловы слезы.
Я брезгливо поморщился. — Раздевайтесь.
— Пожалейте, у нас семьи, — провыл Никанор Аверьянович.
— У меня четыре внука, — простонал хватаясь за сердце Ишим Ниязович. — Один служит в армии.
— В СВВ? — поинтересовался Димка.
— Нет, офицером при Северном штабе.
— Раздевайтесь! — гаркнул я.
— Не надо голой жопой на муравейник, — зарыдал Ишим Ниязович, косясь на высокую сосну, возле которой стоял большой муравьиный город.
— Как вам запала ирокезская казнь. — Димка расхохотался. — Раздевайтесь.
— Быстрее, нам дорога каждая минута, — я скинул полосатую пижаму. Димка последовал моему примеру.
Профессора медленно разделись. Димка уставился на трусы Никанора Аверьяновича, они были василькового цвета с белыми китами.
— Помнишь? — Хвалей ткнул пальцем.
— Ага, помню, классные трусики.
— Профессор, у вас случайно нет дочери по имени Леся? — спросил Хвалей.
— Есть, — Никанор Аверьянович закивал, как китайский болванчик. — Она недавно вышла замуж.
— Уже? — Димка нахмурился, направил пистолет на толстый живот профессора.
— Ты не помнишь? Я писал в дневнике, — поспешил я на выручку профессора. — Лесь много, эта не твоя.
— Забыл, — Димка усмехнулся, растерянно посмотрел на меня. — Забыл, — прошептал он, — она обещала мне писать и ждать.
— С ней ты был знаком несколько месяцев.
— Три. Когда читал в столовой твои записи, — Димка нахмурился, — там, как про другого человека, не про меня, — сбивчиво выговорил он.
— Ты бы хотел такого родственничка?
Хвалей улыбнулся:
— Нет. Она подарила нам одинаковые трусы. — Он посмотрел на профессора. — Передайте вашей Лесе от Димы Хвалея привет. Скажите, что он её не помнит — вы постарались. Хоть что-то меняется к лучшему. — Он посмотрел на меня. — Уверен, это одна и та же Леся, таких совпадений так просто не бывает.
— Смилуйтесь, люди добрые, не убивайте, не берите грех на душу, — стал молиться Ишим Ниязович. Никанор Аверьянович громко икал и размазывал по лицу сопли.
— Лови, — я кинул Ишиму Ниязовичу больничную пижаму, подобрал его цивильный костюмчик. Стал переодеваться. До профессоров что-то дошло, они рьяно напялили на себя пижамы. Мне достался серый костюм, в мелкую полоску, черная рубашка. Хвалею, такого же покроя, только синий и белая сорочка. Импортные. От носков мы брезгливо отказались, туфли надели на голые ступни. Вещи были великоваты, на нас висели мешками. С улыбками осмотрели друг дуга, сбили с рукавов невидимые пылинки, поправили на шеях галстуки.
— Для сельской местности сойдет, — рассмеялся Димка.
Я пошарил в карманах и извлек на свет толстое портмоне.