— Теперь ты знаешь, меня зовут Максим. Да? — заговорил я.
— Да, — прошептал Димка.
— А тебя зовут Дима. Ты помнишь, как убежал от приемных родителей?
— Я убежал от приемных родителей? — Димка улыбнулся. — Не может быть! Не помню…
Мой клоновый Бог, что я говорю… А что я могу сказать?
— Мне кажется, что у меня белая горячка, — прошептала Оксана. Я совсем забыл о её существовании.
— Послушай, ты можешь нам помочь? Сама видишь, что с парнем? — я кивнул на Димку.
— Помочь чем? — Оксана растерянно рассмеялась. — Ну и агенты работают в органах.
— Я серьезно говорю, — оглянувшись на Хвалея добавил:
— Дима, в этой тетради, — я поднял дневник, — ты написал, чтоб я тебя не оставлял.
— Почему? Почему я не помню, тебя и то, что написал в этой тетради? — Хвалей указал пальцем на дневник.
— Потому что ты был болен. Я Максим, старший воспитатель обезьянника.
— Ты воспитатель обезьянника?! — воскликнул Хвалей.
— Это особый обезьянник.
Оксана тронула меня за плечо:
— Скажи, чем я могу вам помочь и я пойду, иначе я сойду с ума.
— Почему я не помню, как убежал из дома?
— Разве ты об этом не мечтал?
— Очень, — Хвалей радостно улыбнулся.
Я повернулся к Оксане.
— Выручай, нам необходимо поменять одежду. — Димка подполз ко мне и подобрал тетрадь.
— Почему?
— Потому что нам надо уходить.
— Вы наверное от органов скрываетесь, а не работаете в них?
— Ага, видишь какие преступники, — я кивнул на Димку. — Парень серьезно и тяжело болен, — прошептал я.
— Одежду я могу взять у брата, — Оксана выдержала мой взгляд и улыбнулась. Она погладила меня по щеке:
— Расслабься, вижу, что вы не опасны.
— Некогда расслабляться. Нам надо уехать и как можно подальше.
— Ничего не понимаю, — Димка закрыл тетрадь и жалобно посмотрел на меня. — Я действительно оставил сообщение. Почему и зачем?
— Мой клоновый Бог! — воскликнул я. — Дима, сколько тебе лет?
— Двенадцать, — Димка неожиданно заплакал. — Меня должны были разбудить и отвести в школу, университетского района. Как я здесь оказался?
— Успокойся, двенадцатилетние мальчишки не плачут. — Я обнял его за плечи и он доверчиво прижался ко мне, бормоча:
— Что, я болен? Ничего не помню, что со мной случилось, почему я здесь? Я взаправду сбежал из дома?
— Взаправду.
— Что еще ты хочешь кроме одежды?
— Нам надо как-то уехать отсюда. Я не знаю, — посмотрел на Оксану и прикусил губу.
— Куда?
— На море, — пробормотал я.
Димка поднял голову:
— Мы едем на море?
— Мы едем на море, — повторил я, чувствуя как дрожит голос и хочется самому разрыдаться в полный голос.
— Хорошо, я пойду за одеждой и подумаю, чем еще могу вам помочь.
Оксана отряхнулась от соломы, и пошла к выходу — двум створкам ворот, там сквозь щель пробивалась золотая полоса света.
— Оксана?
— Что? — девушка оглянулась.
Мы долго смотрели друг на друга. Я думал о том, можно ли ее подруге доверять? Девчонки, с которыми познакомились только вчера, с которыми провели ни к чему не обязывающую друг ночь, а с утра просим помочь решить наши проблемы. Что они о нас думают? Но нам не к кому больше обратиться за помощью. Я перевел взгляд на Димку. Он не плакал, углубился в изучение тетради.
— Ты хочешь сказать, чтобы все осталось нашей маленькой тайной? — Оксана улыбнулась, но глаза её оставались серьезными.
— Именно это, хочу сказать, — я улыбнулся ответ.
Она вышла, прикрыла за собой створки ворот.
— Не понимаю, что здесь написано. — Димка отбросил тетрадь в сторону.
— Ничего не надо понимать. Мы едем к морю.
— Правда? — его глаза загорелись.
— Правда.
Хвалей потрогал лоб.
— Голова болит.
— Ты плохо себя чувствуешь и у тебя болит голова, потому что вчера… — я замолчал. Хотел сказать: стукнулся, ударился…Как долго придется его обманывать, сочинять очередной бред.
— Что?
— Вчера у нас была тяжелая дорога.
— Я ничего не помню, — Димка растерянно хихикнул.
— И я ничего не помню. — Глядя на него, невозможно было поверить и представить, что он обладает памятью двенадцатилетнего ребенка. Привычки и вкусы подростка. Черт возьми! Господи, что они с ним сделали? Вчера, Хвалей не помнил, что произошло неделю назад. Сегодня он не помнит, что с ним случилось за шесть лет.
— Ничего Дима, все будет хорошо.
— Правда?
— Правда. Ты веришь мне?
— Раз так написано в тетрадке — верю. — Димка рассмеялся. Снял очки и стал протирать.
И куда мы с тобой доберемся? — подумал я, — не знаю. Сегодня нас ищут еще азартней, охватывая больший периметр поиска, а бежать некуда. И даже если бы и было куда, нас быстро разыщут. С Димкой не спрячешься, а бросать его и мыслей не было.
Пришла Оксана. Кинула мне на колени два свертка.
— Вот одежда.
— Твоему брату достанутся хорошие костюмы, — ухмыльнулся я. — Куда подевалась твоя подружка?
— За неё не волнуйся, помогает тете Даше накрывать столы — Оксана с любопытством рассматривала Димку. — Как он? — тихо спросила она.
— Как и раньше. Слушай, может ты отвернешься, пока мы будем переодеваться?
— И не подумаю, — фыркнула Оксана отворачиваясь.
Хвалею достались старые спортивные, темно-синие штаны, белая майка с красной идиотской надписью: «Что посеешь, то пожнешь». Под лозунгом красовались два зеленых огурца и красный помидор. Сразу видно, кто-то со студенческого отряда оставил. Туфли Димка поменял на кеды и стал похож на деревенского незатейливого хлопчика. Я критически его оглядел и остался доволен, до бойца он не дотягивал.
Я переоделся в затертые джинсы, желтую рубашку с короткими рукавами. Туфли Ишима Ниязовича, оставил на память.
— Скажем, что не совсем плохо, — я коротко рассмеялся.
— Удобнее, чем в костюмах, — отозвался Димка.
— Я не могла отыскать ничего лучше, здесь все так ходят, — стала оправдываться Оксана.
Скрипнули ворота, в сарай вошла Юля. Посмотрев на нас громко расхохоталась, но быстро спохватилась и прикрыла ладонью рот.
— Как дела, Димочка? — обратилась она к Хвалею.
— Нормально, — Димка приблизился ко мне, словно искал защиты.
— Ты не помнишь меня?
— Нет.
— Совсем-совсем? — не поверила Юля.
— Совсем, — кивнул Хвалей.
— Удивительно, — она растерянно оглянулась на Оксану и протянула мне спортивную сумку.
— Это тоже вам.
— Что здесь? — я взял сумку.
— Скатерть самобранка, для дороги.
Библиотечные работники переглянулись:
— Как мы понимаем, вы уходите?
— Вынуждены. Спасибо за скатерть самобранку. Когда-нибудь сочтемся.
— По телевизору новости передавали, говорили про двух солдатиков дезертиров, — как бы между прочим добавила Юля.
Я посмотрел на неё внимательнее.
— Бедные солдатики, — она отвернулась.
— Все совсем не так, — сказал я оглядываясь на Оксану. — Если вам рассказать правду — не поверите.
— Почему? Я верю. — Ответила Оксана косясь на тетрадь присыпанную сеном.
— И я, — Юля наклонилась к Димке и быстро поцеловала. Хвалей покраснел от смущения и спрятался за мою спину.
— Береги его, он хороший парень. Когда ему будет лучше, приезжайте в гости, может он вспомнит меня. Всего вам доброго и удачи, а главное до моря добраться. — Юля пожала мне руку и вышла.
Я нагнулся, поднял дневник, стряхнул с него соломку и спрятал в сумку.
— Пойдем, — Оксана улыбнулась и кивнула на двери. — Вам нельзя задерживаться, скоро гости проснутся.
— А ты здесь причем?
— Кто-то ведь должен довезти вас до станции? Я помогу купить билеты и посажу на электропоезд. У моего брата есть автомобиль, и два месяца назад я получила права.
— Я тоже умею водить машину, — выглянул из-за спины Димка.
— Молодец, — Оксана улыбнулась, — я дам тебе повести машину.
— Правда? — Димка искренне обрадовался, как может обрадоваться двенадцатилетний парень, которого обещали посадить за руль. У меня тяжело заныло под сердцем. Я взял его за руку.
— Оксана, даже не знаю, как вас отблагодарить. Почему ты нам помогаешь?
— Ты все должен знать? Я помогаю, потому что вы мне нравитесь.
— И только?
— Нет. Я верю тебе, Максим.
— Неужели? И чему ты веришь?
— Пока ты спал, я — любопытная девчонка, не удержалась и прочитала твой дневник.
— Теперь все понятно, — пробормотал я. — Извини…
Без приключений, на стареньком пыльном «Москвиче» доехали до железнодорожной станции. Вел машину Димка. Его глаза светились от счастья и оказанного доверия. Станция — громкое название, для обычного полустанка с необычным именем Черная Лукумбовка. На этом полустанке останавливались каждых три часа, только электрички. Нам повезло, электропоезд должен был прийти через пятнадцать минут.
— Станция названа черной из-за председателя, — пояснила Оксана.
— Я думал из-за гармониста.
— Зря смеешься, африканец, который играл на баяне — первый баянист района.
— А, его приятель?
— Балалаечник.
Я захохотал. Оксана оставила нас на пустом перроне — пошла покупать билеты, к небольшому домику смотрителя: в покосившейся, зеленой будке темнело кассовое окошко.
Я посмотрел на Димку, он задумчиво бродил по краю перрона, спихивая на шпалы мелкие камешки. Дрожь пробежала по телу: каждый новый день, у меня отбирает друга. Куда бежим — не знаем и остановиться не можем. Что принесет завтра? Я покачал головой, возникло предчувствие, что нас поймают.
Вернулась Оксана: купила билеты до конечной остановки и три мороженых — пломбир в вафельном стаканчике.
— Дима? — окликнула Оксана.
— Ух, ты — мороженое! — воскликнул Димка. — Спасибо!
Я вспомнил, как он мечтал в Лепрозории о девушках, мороженом и шоколадном торте. Итак, второе желание исполнилось. Димка взял мороженое и отошел к деревянному забору, отгораживающему перрон от крутого спуска к кустам, за которыми начиналось колхозное поле засеянное гигантскими бураками, каждый весом по пять или шесть килограмм.