— Ты лети с дороги птица,
Зверь с дороги уходи,
Видишь облако клубится,
Кони мчатся впереди.
Эх тачанка-ростовчанка, все четыре колеса…
Я крепче стискиваю его ладонь. В уши врывается свист ветра, вопли чаек и растущая перед глазами белая пена, блеск острых каменных зубцов. Удар! Пауза апокалипсиса и тишина разрывается от рева волн бьющихся о камни, шипенья пены, а нас засасывает в синюю, пузырящуюся глубь. Я крепче стискиваю руку, ведь обещал не оставлять…
— Максим!
— Ой извини, сделал больно?
— Нет, но ты так сжал. Ты такой сильный. Когда вырасту, я стану таким же как и ты?
— Конечно, обезьяна.
— Сам обезьяна! Я не обезьяна, у меня есть ты и бабушка!
— Хорошо, хорошо, ты не обезьяна…
Не желаю воспоминаний, все равно не могу найти объяснений. Просто так получилось. У небесного притяжения свои сроки.
В рое кипящих пузырей нас засосало в зеленую мглу, и когда возжелалось распахнуть рот и впиться в морскую зеленую плоть и заглотить её, с последним криком выплевывая из себя ворох пузырей, изумрудная тьма отпустила и вышвырнула в белой пене, на скользкое дно подземного грота. Помню, как обессилено лежал на скале и тело сотрясал озноб; рука в неистовой крепости сжимала кисть Димки, а он свернувшись калачиком блевал в пену…
— Димка, мы живы, о мой клоновый бог!..
— Максим, Максим, — Димка тянет за рукав, — кто такой, клоновый Бог?
— Ты где слышал?
— Ты сам говорил, — Димка подкинул вверх камешек, оглянулся назад:
— Надо бабушку подождать.
Остановились. Димка присел на корточки и пальцем стал что-то чертить в пыли. Возможно в нем открывается определенный талант художника импрессиониста.
Около трех ночи, усталый, до ожидания старухи с косой, я ввалился в дом Раисы Тимофеевны. Она ни о чем не спрашивала, всплеснула руками:
— Ребята? Оксана! Они пришли! Господи…что с ним?
— Я верила, что доберешься, — прошептала Оксана, возникая в дверях и бросаясь навстречу.
После того, как выбрались из грота, я все время нес Димку на руках, идти он уже не мог. На следующий день Хвалей не проснулся…
Он не просыпался три дня, и все три дня я ждал чуда…
Его пульс едва прощупывался, казалось что он умер. Бабушка заикнулась о летаргическом сне.
— Я читала, случаются такие вещи. Взять Николая Васильевича Гоголя, когда его решили перезахоронить и из гроба извлекли останки, то…
— Бабушка!
— Ой, молчу. И чего я брешу с дуру?
— Раиса Тимофеевна!
Душа Димки робко парила между небом и землей, они притягивали ее к себе, они боролись за него.
Я не спал три дня, моля клонового Бога, и всех остальных — оставить друга в покое…А Оксана не отходила от нас ни на шаг, потом приехала Юля….
Я поведал девчонкам о наших злоключениях, они не хотели верить, что мы упали со скалы, где смотровая площадка, даже съездили осмотреть место происшествия. Тогда, я обещал, при случае, устроить экскурсию в подземный грот. В первый раз нам не хватило времени осмотреться, вдруг там спрятаны сокровища карибских пиратов, или янтарная комната?
На исходе третьего дня, сидя над кроватью друга и готовясь отключиться, и обрести невесомость, чтобы воспарить на небо, раздались неожиданные чих и кашель, после чего — требовательный рев новорожденного.
Все-таки земное притяжение оказалось сильнее небесного. Димка пришел в себя, но он был в таком состоянии…В каком? В состоянии новорожденного. Он выжил, душа решила рискнуть и вернуться, чтобы ничего не помнить. Димка воистину начинал с чистого листа.
Он превращался в другого Димку, который не помнил, не знал, и не собирался знать (я позабочусь), что такое обезьянник, приемные родители воспитывающие вундеркинда — Склифосова-Эйштенария, что такое СВВ. У него с рождения есть семья: бабушка Раиса Тимофеевна, старший брат Максим, Оксана и добрая нянечка Юля. До недавнего времени он называл меня папой, смех и только. Наконец смирился и стал звать Максимом — старшим братом, но кажется, что понятие старшего брата, для него по-прежнему ассоциируется с понятием отца.
Процесс взросления идет медленнее, чем потеря памяти. В неделю, Димка прибавляет примерно на год. Внятно говорить он начал полторы недели назад, а совсем недавно, ползал на коленях, весь в слюнях и гугукал…Бабушка кормила его сметаной и молоком.
— Ладушки-ладушки, где были у бабушки? — Раиса Максимовна хлопала в ладоши, Димка сидел на коленях, по подбородку ползли слюни и с нескрываемым интересом наблюдал за бабушкиными ладонями-ладушками.
Хлоп! Хлоп!
— Кашку-малашку будешь?
— Агу!
— Ротик открывай. За бабушку!..А за Максима! Аж целых две…
Спустя несколько дней, Хвалей встал на ноги, смешно раскачиваясь сделал первый шаг и произнес, протягивая ко мне руки:
— Па-па-па-па! Папа!
Оксана и Юля тут же слегли от смеха.
— Послушай, малыш, — я обнял Димку за плечи усадил на диван. — Я не папа, я твой старший, гм…брат….
Еще через пару дней он говорил: Масим, бабулька, Осяня, Уля и сонейко.
— Я буду его учить читать, — заявила Юля.
— Максим! Максим! Бабушка! Автобус! — он вырвался из рук бабушки и понесся вперед. К автобусной остановке подруливал пропыленный автобус.
— Осторожнее, озорник! — прикрикнула бабушка. Оглянулась на меня:
— А ты чего на месте стоишь, рот раскрыл? Беги!
Я побежал…Из автобуса вышли Юля и Оксана. Девушки держали в руках пакеты и торт. Димкин любимый, шоколадный торт: на коробке подписанный — «Черное Море» и украшенный золотыми якорями.
Сегодня у Димки день рождения — пять лет…
Я помахал девчонкам рукой. Они помахали в ответ и побежали навстречу. Я услышал веселый смех и вдруг почувствовал, что ноги не касаются земли и увидел, как Димка, Оксана, Юля поднимаются вверх, к небу. Мы протянули друг другу руки и совсем рядом прозвучал знакомый голос:
— Небо притягивает живых, мертвые ему не к чему…Чую…
Конец.
2003-2004 гг.
Мадрид-Витебск.