— Ты залез туда? — спросила Алена с придыханием.
— Залез, конечно. Хотя боялся, как бы крыша не обвалилась. Ведь все напрочь сгнило, едва держалось.
— Нашел? — нетерпеливо перебила Алена, тоже взволновавшись.
Алексей отрицательно помотал головой.
— Золота не было. Может, не намыл, а может и закурковал где-то. Видать, приболел, бедолага, лег и не проснулся. Такая вот грустная история. Говорю же, не везет мне на золотишко.
— А вдруг повезет?
— Дай-то бог. Хотя, думаю, золото — не от бога. Скорее — от черта. А с ним лучше не связываться.
— С кем? С чертом или с золотом?
— С тем и с другим. — И Алексей снова принялся вязать петельки, готовя их к ложному гону. — Я вообще привык надеяться только на заработанное.
Привалившись спиной к стене, Алена наблюдала за его руками.
— Тебе не жалко губить зверьков? — спросила с легкой досадой.
— Жалко, — признался он, виновато улыбнувшись. — Раньше не так жалел, как сейчас. Наверно, старею. Я вот гляжу на твою шубу и думаю: это ж сколько на нее отборных норочек пошло! Тебе носить их шкурки не жалко? Совесть не гложет, что на тебя извели столько милых зверьков?
— Как-то не думала об этом, — сконфузилась Алена.
— Тогда зачем меня спросила о жалости?
— Интересно мне, что ты за человек.
— И что выяснила?
— Не жестокий.
— Спасибо и на этом. Охотники вообще не злые люди, как считают некоторые защитники природы. Вы бы шкурки зверей на себе не носили, охотники бы их не губили. Спрос рождает предложение. Закон рынка.
— Да, — вяло согласилась она и замолчала.
В избушке становилось сумрачно. За окном тихо закатывался еще один, бесплодный для промысла день. Алексей поднялся, пошел колоть чурки. Не мог обойтись без физической работы. Хотелось устать, чтобы потом лечь и провалиться в сон без дум и сновидений. Колол до самой темноты, пока видно было. Потом сносил поленья под навес, принес в избушку беремя сухих дров и затопил печку. Подогрел кастрюлю и чайник. Засветил на подоконнике лампу. Предложил Алене, лежавшей в задумчивой позе.
— Давай поужинаем.
Она покорно села к столу и ела в молчании. Он внимательно заглянул в ее унылое лицо и спросил теплым голосом:
— Что такая кислая? Плохо себя чувствуешь?
Промолчала.
— Настроение пропало?
Легонько кивнула.
— А почему? Может, я тебя обидел чем?
Неопределенно поморщилась.
— Не знаю. Просто испортилось настроение и все.
— Бывает, — сказал он сочувственно, и до конца ужина больше ни о чем не спрашивал. Молча убрал со стола, вымыл посуду и вышел на волю. Покормил Дымка и покурил, сходил за водой, занес в избушку дров и положил рядом с топком, чтобы ночью подбросить.
Алена уже лежала в меховом спальнике, отвернувшись к стене и, похоже, спала. «Слабенькая еще», — подумалось ему с неожиданной нежностью. Задул лампу и лег на гостевые нары. Поворочавшись на жесткой подстилке, понял: быстро ему не заснуть. Даже колка чурок не помогла. Алексей вдруг поймал себя на мысли, что за эти дни успел крепко привязаться к девушке, заботясь о ней.
Невесело усмехнулся. Вот ведь как: разумом желает, чтобы ее поскорее увезли от него, а сердце тайно противится этому, неутоленно взбрыкивает, не беря в расчет разницу их лет. Годков двадцать сбросить с плеч, тогда бы еще куда ни шло, а стареющему мужику на что надеяться? И зачем понапрасну изводить себя? Понимал умом, что все это пустое, а поделать с собой ничего не мог. В ней ему нравилось все: и лицо, и тело, и нежный, завораживающий голос. Вспоминая молодые годы и перебирая в памяти своих бывших подруг, осознал, что более желанной, чем Алена, не встречал. При одной мысли о ней жар ударял в голову и сбивалось дыхание. Горько было, что это небесное созданье сошло с небес так поздно, когда он уже вывершил свой жизненный перевал и скатывался вниз. «Вот, наверно, отчего мне жалко было в том памятном сне, что крылья не могли поднять меня выше. У Аленки крылышки молодые, а мои поистрепались, где уж взлететь до ее высоты. В ту ночь эта нынешняя боль сквозь время пришла ко мне и обожгла душу». И он тяжко вздохнул.
— Алексей, не спишь? — услышал тихий, но совсем не сонный голос Алены. Он даже вздрогнул от неожиданности и дыхание придержал.
— Не сплю, — отозвался севшим от волнения голосом.
— Слышу, лежишь вздыхаешь. О чем? Или о ком?
— О тебе, — выпалил, сам того не ожидая.
Она рассмеялась, но звонкое серебро ее голоса показалось недобрым.
— Вот как! И что же ты обо мне думаешь?
— Думаю, свалилась ты на мою голову нежданно-негаданно. Ведь так спокойно жил. Без томлений и сердцебиений. Без всех этих вздохов.
— Бе-е-дненький, — протянула она насмешливо, размягченным голосом и, помолчав, добавила жестко: — спешу утешить: пока еще не свалилась. Но могу.
— Можешь? — не поверил он своим ушам.
— Если ты сильно этого захочешь. Очень сильно. Я уже говорила: своей мечты надо добиваться всеми силами. А ты все хочешь легко получить. Без душевных и телесных затрат. Как эту девушку на картинке. Любуешься ею в свое удовольствие, а ей от тебя ничего не надо. Висит себе и висит. С живой так не получится. Живая стоит дорого.
— Мне платить нечем, — сказал угрюмо, — я — нищий.
— Ты нищий, и тебя это устраивает. И, вроде, даже гордишься этим. Эх, Алексей-Алеша, я тебя считала сильнее. Думала, такой мужик!
— Не понял, — сказал он со злой обидой, хотя ее неожиданное «Алексей-Алеша» мягким теплом обласкало душу и обнадежило.
— Чего тут понимать. Думала, ты — рискованнее.
— Куда уж дальше-то рисковать? И так каждый день рискую.
— Ты рискуешь только телом.
— А надо еще и душой?
— Это тебе решать. Можешь и дальше жить спокойно. Без томлений и сердцебиений. Это проще. А можешь… Впрочем, я в тебе не уверена.
— Кончай темнить. Куда ты клонишь? Говори.
— Скажу, — пообещала она и помолчала, как бы собираясь с духом. — В общем, у тебя появился шанс. Очень серьезный.
— Это уже интересно. И что за шанс?
— Хочешь знать, что это был за спецрейс?
Хмыкнул с иронией:
— Если не коммерческая тайна.
— Уже не тайна. Там был небольшой ящик. Контейнер. С замками и пломбами. Возле него сидели два охранника с автоматами. А в контейнере — мешочки, тоже опломбированные и опечатанные. В них — золото. Рассыпное, с самородками. Его везли с прииска — сдавать.
— Да ты что! — поразился Алексей. Нашарил на столе спички, засветил лампу и сел к столу. Алена лежала лицом вверх, бесстрастно глядя в темный потолок. Уставился на нее с изучающим прищуром. — Ты это всерьез?
— Серьезней некуда, — напряженным голосом отозвалась Алена. — Одного мешочка хватит на всю жизнь. А надо два мешочка. На две жизни. Тебе и мне.
— Предлагаешь сходить? — спросил он, понимая всю нелепость своего вопроса, и Алена тотчас ухватилась за его слова.
— Я ничего не предлагаю, — перебила с раздражением. — Я дала информацию для размышлений. Всего лишь. Предлагай сам. Ведь ты — мужчина.
— Ну, не злись, — хмуро обронил он и, обхватив виски ладонями, глубоко задумался, покусывая губу.
— Если завтра спасатели не появятся, можешь сходить, — уже мягче проговорила Алена. — Вдруг на этот раз тебе повезет.
Он энергично помотал головой.
— За день не управиться. Из ущелья Коозу вверх пути нету. Оттуда только один выход — вниз, на Пыжу. Придется ночевать в Базовой избушке, а уж на другое утро двигать сюда. Ну, а как здесь ты?
— Переночую одна.
Усмехнулся мстительно:
— От страха с ума не сойдешь?
— Помучаюсь уж. Есть ради чего. Кстати, может там и мою сумку найдешь. В ней документы и всякая нужная мелочевка.
— Да-а, — протянул он ошарашенно, — задачка…
— Решай сам. Это твой последний шанс. Другого не будет.
Шумно вздохнул и прихлопнул ладонью по столешнице.
— Так. Давай рассуждать вместе. Допустим, иду, приношу два мешочка.
— И сумку, — встряла Алена. — Дорожная, темно-синяя.
— А мешочки какие?
— Как тот, что у тебя на полке.
— С дробью?
— Не знаю, с чем он, но похож.
— Значит, весит он… — Алексей задумался, прикидывая, насколько может потянуть дробовой мешочек, наполненный золотым песком.
— Килограммов восемь, если не больше, — сказала Алена.
— Будем считать, что десять, — махнул он рукой. — Для ровного счета. Короче, нахожу это добро, выношу к Пыже, а потом куда его девать? Спрятать где-нибудь в районе Базовой избушки?
— Нет, принесешь сюда.
— А потом снова двадцать килограммов тащить вниз? Какой резон?
— Только сюда. Я должна убедиться, — твердо сказала Алена.
— Понятно, — согласился он с покорным вздохом. — Сюда так сюда. Как скажешь. Ну, допустим, принес. А дальше? Прячем мешочки здесь? Или потом их вместе уносим вниз?
— Их ты после вынесешь. Когда все успокоится.
— Годится, — согласно кивнул он. — С мешочками все ясно. А как быть с тобой? Что нам делать дальше? Через пару дней, как подживет твоя нога, добираемся до поселка? Или упремся и будем ждать спасателей, пока не придут?
— Если не дождемся, сами выйдем в поселок.
— Ладно, спускаемся. Тебя отвожу в больницу, а сам, со спасателями, мету обратно. Меня ведь наверняка сразу отправят в Коозу проводником. И вот привожу спасателей на место. Они только глянут и махом поймут, что я тут уже побывал. Следы-то останутся, их не спрячешь. Вот если бы до снегопадов…
— Может, снова снег пойдет, — с надеждой проговорила Алена.
— Снег… — криво усмехнулся он. — Если будет валить три дня без перерыва и хлопьями, то прикроет. Но лыжня себя все равно выдаст. При солнце — синеватой тенью. Она живучая.
— Скажешь им: проверял капканы. Ведь они же есть у тебя там.
Иронично улыбнулся.
— И решил побродить среди обломков? Посмотреть что и как? И что никакого золота в глаза не видел?
— Да, — не слишком уверенно отозвалась Алена.
— Боюсь, туда придут не фраера. Если там золото.