ропотел как конь. Короче, приходи через часок. Все расскажу. Кстати, звякни в район, сообщи. — И положил трубку.
Жена, подняв голову от тетрадей, глядела на него с немым вопросом.
— Как там? — одними губами, без голоса, спросила она.
— Плохо. Но об этом потом. Чтоб два раза одно и то же не рассказывать. И так сердце разрывается от ужаса. Дома-то что нового? Как там живут наши горожане? — Семью дочери Ольги Алексей называл горожанами.
Лицо жены сразу озаботилось, на лбу пролегли морщины, и он только сейчас заметил, как она постарела. А может еще и потому ему так показалось, что в его глазах до сих пор стояло молодое лицо Алены.
— Звонила Оля. Ничего хорошего. Зарплату им все не дают, а у Машеньки зимние сапожки малы стали. Растет ведь девочка. Пальтишко ей надо новое. Как у тебя с добычей-то? Хоть что-нибудь заработаешь?
— Заработаю. Принес котов. Надо будет сдать несколько штук.
— Сдай. Хоть как-то поможем молодым. Трудно им там. Ни своих овощей, ничего. Все с базара, покупное.
— Поможем, куда мы денемся. Завтра пойду в охототдел.
Посидел еще немного и поднялся.
— В баню? — ровным голосом спросила жена, склоняясь над раскрытой, в красных пометках, тетрадью.
Алексей угрюмо кивнул. Горячим комом наворачивалось раздражение. Хотелось сказать: „Что ж ты мужа-то не встречаешь, как положено нормальным женам? Ведь он из тайги вернулся, не с гулянки, а ты сидишь клушей и даже пальцем не шевельнешь. Тебе только до его соболей дело есть?“ Но ничего этого не сказал. Заранее знал: в ответ услышит привычное, многожды раз слышанное: „А я что тут — бездельничаю? Не видишь — работаю. Ну, содержи меня, буду дома сидеть, заниматься хозяйством и тебя ублажать. Да только с твоими заработками — с голоду загнешься, не то что еще детям помочь“. Ничего этого слышать не хотел, чтобы не портить себе настроение, потому пошел на веранду разобрать рюкзак. Там, кроме соболей, была еще и маралятина, килограммов десять, взятая с Базовой избушки. Мясо надо было разрубить, разложить в полиэтиленовые мешочки и положить в железный ящик на холодной веранде, что он и сделал.
Покончив с хозяйственными делами, взял из шифоньера чистое белье, полотенце, опять же без какого-либо участия жены, и отправился в баню. „Смывать грехи“, — подумалось со злой усмешкой. Шагая по занесенной снегом тропке к бане, стараясь ступать в свои следы, Алексей вдруг мстительно вспомнил, как таращились мужики в вахтовке на Алену. Теперь в поселке ему все косточки перемоют. Бабы его осудят, мужики, кто тайно, а кто и открыто — позавидуют. Ну да пусть говорят. Лишнего не скажут.
Когда разопревший от жары, чувствуя в теле молодую легкость, Алексей вошел в дом, в комнате уже сидел участковый, немолодой, лысоватый мужик с хитрыми глазами на круглом лице и разговаривал с его женой. Тот, не вставая, протянул вялую руку, испытующе глядя Алексею в глаза.
— А что мы тут сидим? — недоуменно спросил Алексей, сдергивая с головы влажное, на концах затвердевшее от мороза полотенце.
— А где надо сидеть? — ухмыльнулся Шитов.
— На кухне. Слышь, Зоя, — обратился к безучастно примолкшей жене, — ты, может, что-нибудь соберешь на стол? Мужик после тайги, да еще из бани.
— А почему таким тоном спрашиваешь? — холодно поинтересовалась жена.
— Каким тоном? Я нормально спросил.
— Ты не умеешь нормально спрашивать. Все с подковыркой.
— Да будет вам, — продолжал хитро ухмыляться участковый. — Без меня доругаетесь. Я по делу пришел. Где говорить-то будем? Здесь или на кухне? — поочередно посмотрел на обоих супругов, как бы спрашивая, кому здесь решать.
Жена с тоскливым вздохом поднялась и, поджав губы, ушла на кухню, где тотчас раздраженно загремела посудой.
— Ну, ты понял, Андреич? — горько поморщился Алексей. — Никак к этому привыкнуть не могу. Сколько живем, а вот не могу и все.
— Понял. — Участковый, поднявшись, похлопал его по плечу. — Ладно, пошли.
Сели в кухне за стол. Алексей пошарил глазами по столешнице, где стояли тарелки с соленым салом, квашеной капустой и ломтями хлеба. Поднял прищуренные глаза на жену, уже собирающуюся сесть.
— У нас че-нить есть?
Она одарила его презрительным взглядом и достала из шкафа початую бутылку водки, которую он покупал еще перед промыслом.
Алексей плеснул участковому и себе (жена не пила вообще), поднял рюмку.
— Ну, со свиданьицем.
Потом он рассказал все, что видел на перевале, и как выхаживал спасенную девушку, и как они добирались до поселка. Участковый его слушал очень внимательно, не отводя хитроватых глаз и, когда Алексей закончил, спросил:
— Ну, а золото?
— Какое золото? — Алексей недоуменно втянул голову в плечи. — Я, вроде бы, пока еще охотник, а не старатель. Да с лотком в эту пору и не ходят.
— Знамо, не ходят, — почти ласково согласился тот с легонькой ухмылкой. — Я спрашиваю про золото, которое в вертолете.
Алексей очень правдоподобно вытаращил глаза, глядя то на участкового, то на затаенно притихшую жену, как бы пытая, не смеются ли над ним. Но они не смеялись, а смотрели на него изучающе, будто видели впервые.
— Говоришь, в вертолете? — переспросил Алексей.
— Ну да, в вертолете, — коротко кивнул участковый. — Ты что, не знал?
— Нет. Первый раз слышу.
— А та девица тебе разве ничего не говорила?
— Про золото? Абсолютно ничего. Я, конечно, расспрашивал ее, когда в себя пришла. Кто, мол, ты, откуда и куда летели. Она, говорит, летела в Барнаул, к больной матери. Из какого-то села. Из какого — не сказала. Вот и все.
— Фамилию девицы знаешь?
— Летяева Алена Владимировна. При ней сумка была. С паспортом.
Участковый вынул из планшета блокнотик, записал и поинтересовался, пристально глядя ему в глаза:
— Ты потом ходил в Коозу?
— Ходил. Где-то через неделю. Конечно, лучше бы сразу. Может, кто в живых еще оставался. Хотя… — горько поморщился и безнадежно махнул рукой. — Там глухо… Но раньше сходить никак не получалось. Девушку без сознания не бросишь. Двое суток в себя не приходила. Сам понимаешь…
— Понятно. Значит, пошел через неделю. А зачем?
— Говорю же, посмотреть, что и как. Душа-то болит. Да и путик там у меня самый добычливый. Надо было капканы проверить. Как только Летяева малость оклемалась, я и пошел. Сколько же спасателей ждать. Я их и так каждый день ждал, все из избушки выходил да на небо глядел. Думал, вот-вот появятся. Где их черти-то носят?
— Они искали по курсу, а ты далеко в стороне.
— Но я-то тут при чем? И так больше недели — кобелю под хвост. Оклада-то у меня нет. Сколько поймаю, за столько и получу. Кто простой оплатит?
— Не знаю. Может, родственники этой девицы.
— Как же, получишь с них. Как и с авиаторов.
— С этим вы без меня разберетесь, — отмахнулся участковый, и упрямо продолжал спрашивать. — Значит, ты пришел в Коозу.
— Ну, пришел, — уже злясь, кивнул Алексей.
— И что там?
— Не что, а кто. Если уж точнее.
— Кто же? — участковый так и сверлил его глазами.
— Волки. Да еще вороны.
Тот открыл, было, рот для вопроса, но тут же понятливо опустил глаза и, скорбно помолчав, произнес тихо:
— Печально. Очень печально.
— Я там котелок закопченный повесил. Чтоб хищников отпугивал.
— Ясно, ясно… Ну, а в вертолет-то заглядывал?
— Заглядывал. Обглоданные ребра торчат.
— А золото? — мягко наседал Шитов. — Ты его видел?
— Какое к черту золото! — в сердцах вскричал Алексей, выкатив побелевшие от возмущения глаза. — Говорю же, там окровавленные кости! Я что, полезу шариться среди трупов и искать какое-то золото? Откуда я знал, что оно там есть? Да если бы и знал, не полез бы. Автомат там, среди окровавленных тряпок, вроде бы торчал. Но я только глянул и — сразу назад. Веришь, чуть не стошнило.
— Автомат, говоришь? — прищурился тот.
— Вроде бы, — неохотно подтвердил Алексей.
— Но задумался, откуда он мог там оказаться?
— Мало ли откуда. Нынче с охраной летают. Время-то, сам знаешь какое.
— Знаю. Еще как знаю. — Участковый покачал лысоватой головой. — Наступило воровское время. Воры празднуют. — Вздохнул расслабляясь и поглядел на забытую в разговоре бутылку.
Алексей уловил его взгляд, налил в рюмки.
— Давай, Андреич, помянем мужиков. Я одного только и видел — усатого летчика. До сих пор стоит перед глазами, как живой. Настоящий был боец. Как говорится, земля им пухом.
Молча, не чокаясь, выпили и участковый поднялся.
— Спасибо за угощение, идти надо. Служба.
— Ты звонил в район-то? — озабоченно спросил Алексей.
— Обязательно. Завтра, должно, прилетят. Ты пока не уходи в тайгу. Проводником у них будешь, все расскажешь и покажешь.
— Само собой, — кивнул Алексей.
Когда участковый ушел, Алексей посидел еще за столом, опустив голову, явственно ощущая кожей изучающий взгляд жены, потом встал и пошел в свою комнату. Там он разделся, застелил скрипучий диван, на котором спал последние годы, погасил свет и лег, мысленно прокручивая в голове события этого долгого дня и в особенности последнего часа. Но в одиночестве он пребывал недолго. Не прошло и пяти минут, как дверь в его комнату распахнулась настежь. На пороге, как в раме, подсвеченная сзади лампочкой из коридора, возникла жена. Картинно подбоченясь, она некоторое время взирала на него, но не дождавшись никакого отклика на свое появление, спросила холодно:
— Ты мне ничего не хочешь сказать?
— Ничего. Все, что было, я уже рассказал.
— Она красивая?
— Кто? — сделав вид, что не понял, отозвался Алексей.
— Девица эта.
Помолчав, с неохотой выдавил:
— Красивая.
— То-то ты ее фамилию и имя-отчество запомнил. Прямо наизусть зазубрил. Выпалил без запиночки. Только от зубов отскочило. Все с тобой ясно.
— Что тебе ясно?
— Понятно, почему ты из тайги пришел сам не свой. Молодую девицу там обхаживал. То-то и скучно тебе дома, весь истосковался.