Глава девятнадцатая
«Я могу точно сказать: я стану сильным, крутым и умным, и помогу всем нашим фермерам освободиться от банкиров. Стой за своих горой — так говорит мой папа».
Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. Начинало холодать, поэтому перед тем как покинуть базу, Лиза Кэссиди накинула куртку. Примыкающая к форту Хау зона Хонки-Тонки тоже пострадала во время атаки, но в отличие от лежащего в руинах Витфорда, «Хата» (как величали злачное место десантники), быстро оправилась и вновь функционировала все двадцать пять часов в сутки. Не привлекая внимания, Док миновала западный блокпост и растворилась в раскинувшемся на два квартала скопище безвкусно оформленных баров, стрип-клубов и ночлежек.
Для девушки Хата стала действительно чем-то вроде дома — так как никому из барменов, воров и проституток не было дела до того, наркоманка она или нет. Напротив, именно они понимали ее, как никто другой — чего ее сослуживцам было просто не дано. Оправдание стукачеству на товарищей по оружию конечно сомнительное, но на другое рейнджерам рассчитывать не стоило.
Впрочем, Кэссиди нравились ребята из взвода. Хотя бы потому, что ими до смешного легко манипулировать. Из-за чего она даже чувствовала легкие угрызения совести… и вместе с тем самодовольство. Ведь, в конце концов, каждый отвечает за себя сам.
В ее случае это значило регулярно пичкать полковника Вандершпуля информацией в обмен на стабильную поставку крэба и относительную свободу. Задача более чем деликатная. Ибо если она будет стучать слишком часто, об этом могут прознать во взводе, но с другой стороны, если полковник посчитает, что информации поступает мало, то мигом определит ее в трудовой лагерь.
— Эй, красотка, тебе составить компанию? — с надеждой в голосе поинтересовался какой-то солдат, когда Док прошла мимо столика летнего кафе, где парень сидел с друзьями.
— Я дам тебе знать, когда буду умирать от одиночества. — Кэссиди миновала кафе и свернула направо. За спиной раздался смех. Девушка нырнула в узкий проход между двумя зданиями. В воздухе стоял запах мочи, на земле валялись пустые бутылки, а стены были разрисованы граффити.
Пройдя до конца, Док очутилась в уютном внутреннем дворике ресторана «Гурман». Для обычных людей питаться в таком заведении было не по карману — почему Вандершпуль и предпочитал обедать именно здесь. Кроме того, на втором этаже у него жила любовница.
Кэссиди вошла в «Гурман» и направилась обычным путем — мимо столиков, задевая белые скатерти, затем поднялась на второй этаж по лестнице у южной стены ресторана и прошла по обрамляющей здание галерее. Вандершпуль встретил ее, развалившись в плетеном кресле. Двухстворчатые стеклянные двери у него за спиной были открыты, и из квартиры на балкон доносилась тихая классическая музыка.
Как и Док, полковник тоже был в гражданском. Наряд Вандершпуля состоял из желтой шелковой рубашки, хорошо скроенных коричневых брюк и легких плетеных мокасинов. В правой руке мужчина держал бокал красного вина, налитого из стоящей на подлокотнике кресла бутылки. Когда девушка подошла, офицер с одобрением кивнул.
— А вот и ты, дорогуша… минута в минуту. Пунктуальность, достоинство военных, так ведь? Так и должно быть, ведь от этого так часто зависит наша жизнь. Присаживайся. Как насчет бокала вина?
— Нет, сэр, спасибо, — вежливо отказалась Кэссиди, присаживаясь в свободное кресло.
Вандершпуль понимающе подмигнул девушке.
— Куда ему до десяти миллиграммов крэба, я угадал?.. Но, простите, вино и стоит на порядок дешевле!
Док с натяжкой улыбнулась.
— Да, сэр.
— Итак. — задумчиво произнес Вандершпуль, глотнув вина. — Может, расскажешь мне о том невероятном фиаско, что имело место быть два дня назад?
Кэссиди знала, о чем идет речь — полковника интересовали подробности публичного позора лейтенанта Куигби на строевом смотре.
— Что рассказать, сэр? — невинно переспросила она. — Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Не притворяйся, — серьезно ответил Вандершпуль. — У тебя не очень получается, да и я такие вещи терпеть не могу. Мы проверили воду в скафандре Куигби. Обнаружили два сильных наркотика и быстродействующее слабительное. Лейтенант считает, что это твоих рук дело, но я склонен думать, в этом деле замешан Финдли или кто-то из его людей.
Первым порывом Кэссиди было пойти по пути наименьшего сопротивления и обвинить во всем Тайкуса, но она быстро сообразила, чем это чревато. Где у полковника один шпион, там может быть и два — а об ее причастности к истории знает весь взвод. Поэтому девушка посмотрела Вандершпулю в глаза и сказала правду.
— Лейтенант Куигби прав, сэр… Это моя вина.
Вандершпуль от удивления опустил бокал так резко, что пролил вино на столик.
— Ты? Но почему?
— По двум причинам, — невозмутимо начала Кэссиди. — Во-первых, я просто на дух не выношу этого мелкого гада. Без обид, сэр, но некоторые офицеры ведут себя как последние подонки удовольствия ради. Во-вторых, наши ребята очень сплоченные. Меня приняли, но после того, как я повздорила с Куигби, мое положение стало гораздо прочнее. Теперь мне полностью доверяют. Вы же согласитесь, что это важно, сэр?
Секунд на пять повисла тишина. Выражение лица Вандершпуля сменилось несколько раз, начиная с гневного, заканчивая оценивающим — пока, наконец, не появилась сдержанная улыбка.
— Должен отдать тебе должное, — произнес полковник. — Хитрая же ты сука. Без обид, — с сарказмом добавил он.
У Кэссиди словно камень с души свалился.
— Спасибо, сэр. Какие могут быть обиды.
— Ну так что, как идут твои дела?
— Хорошо, сэр. Отсюда я сразу пойду в «Трехпалый Джек», здесь рядом. Они там часто собираются.
Вандершпуль кивнул.
— Хорошо. И еще, пока ты не ушла… На лейтенанта Куигби мне начхать, но его отец-генерал, совсем другое дело. Твоя выходка выставила нас троих в дурном свете. Мне это не понравилось. Совершенно. Так что небольшой тебе совет: не вздумай выкинуть что-либо подобное еще раз.
Док услышала, как позади нее скрипнул пол, хотела повернуться, но было слишком поздно. За спинкой ее кресла появились двое солдат в гражданском. Оба безучастно смотрели прямо перед собой. Один бесцеремонно поставил девушку на ноги и схватил двойным нельсоном. Второй обошел кресло и встал напротив нее.
— Три удара, — безжалостно решил Вандершпуль. — Только лицо не трогайте.
Кэссиди не была неженкой, по крайней мере, она так считала, но после трех ударов в живот ее согнуло пополам и вырвало. Стоя на коленях над своим обедом, девушка увидела, как часть его протекла сквозь щели между досок и закапала прямо на скатерть стоящего внизу стола.
Откуда-то из квартиры послышался женский голос:
— Ксавье? Ну сколько тебя еще ждать?
Вандершпуль поднялся с кресла.
— Вынесите ее на улицу, — суровым тоном приказал он. — Отребью там самое место.
Кэссиди жестом остановила солдат, вытерла рот краем скатерти и попыталась встать на ноги. Приняв наконец вертикальное положение, она выполнила вполне подобающий поворот «кругом» и ушла.
Зайдя в «Трехпалый Джек», Кэссиди удивилась, застав своих обычно позитивных сослуживцев в прескверном расположении духа. На Рейноре так вообще лица не было. На соседнем с ним стуле стоял Фик и, судя по всему, пытался подбодрить парня.
— Что стряслось? — спросила Док, присаживаясь за стол рядом с Харнаком.
— Том Омер… друг детства нашего Джима, — подавленно ответил Харнак. — Мы все вместе призвались с Шайло. В общем, во время боя у заставы Зулу Тома зацепило взрывом. Он потерял руку и легкое. А только что мы узнали, что он умер. Организм не выдержал. Раны оказались слишком тяжелыми.
Харнак бросил взгляд на Рейнора. Кэссиди заметила, что остальные тоже прислушиваются к их разговору.
— Джим командовал нашим отрядом в тот день, и считает, что в случившемся с Томом виноват он. А это, блин, вовсе не так. Я там был и считаю, что Тому просто не повезло. Вот и все.
— Это точно, — отозвался Кидд. — Джим ничего не мог бы сделать.
— Они правы, — обратилась Док к Рейнору. — Я повидала много смертей в этой войне, и почти всегда люди погибали без особых на то причин.
Рейнор поднял на нее глаза. В его взгляде сквозила некая затравленность.
— Его родители с ума сойдут от горя, и в этом буду виноват только я. Что, если бы я тогда остался дома? И сейчас не сидел бы здесь? Может, Том был бы жив.
— Ага, — произнес Цандер, — а половина нашего отряда может быть нет. Потому что в таком случае нас повел бы кто-то другой, и кто знает, чем бы это обернулось.
— Именно, — поддержал товарища Кидд. В этот момент появился Тайкус с полной бутылкой «Скотти Болджера». — Я могу точно сказать, что никак бы не справился со всем лучше тебя. Том сказал бы то же самое.
— Это за Тома Омера, — зычно произнес Тайкус, наполняя стакан Рейнора. — Я не знал его лично, но ты говоришь, он был хорошим солдатом, и мне этого достаточно. Ты настоящий мужик, значит и Омер был настоящим мужиком, а большего и не надо. Берите тару и давай выпьем… за Тома Омера. Он пошел на войну и сделал все возможное. Мы его не забудем.
Это была самая длинная речь, а то и единственная, что произнес Тайкус на памяти Рейнора. И в отличие от того, что обычно говорил старший приятель, в ней не было ни следа сарказма, снисходительности или иронии. Боль не прогонишь простыми словами — вообще ничем — но они действительно стали для Рейнора столь желанным источником утешения. Джим даже не подозревал, что Тайкус способен на подобное, а потому был приятно удивлен.
— Подписываюсь под каждым словом, — поднимая стакан, произнес Фик. — За Тома Омера.
Слова эхом пронеслись вокруг стола, и, подняв вместе со всеми стакан, Кэссиди остро почувствовала, кем она была — обманщицей.