Кажется, она слишком сильно стиснула пальцы на своем колене.
— Не бойся, мы не будем кидать детей в огонь, Шестипалая.
Сухой смешок скрипом прошел сквозь сжатое горло. Феликс вздохнул.
— Кажется, ты утомилась. Ступай, отдохни. Твоя келья не занята. А утром поговорим.
Тяжело скрыть облегчение, но ей удалось — в низком поклоне и опущенном лице. Стыдно было признаться, однако её обрадовала такая мелочь, как собственная комната. Она была готова к дорматориям и дурным воспоминаниям, что они несли: затекшие от соломы на ледяном полу бока, запах пота, кашель и храп.
— Доброго вечера, Ваша Святость.
— Спокойной ночи, Чонса.
Уже в спину он сказал ей.
— Не волнуйся. Я пригляжу за ней. Честное слово.
Чонса вспомнила о море, потому что у неё стало горько в горле. Будто наглоталась воды в прилив.
Но сон не шел. Виной тому были старые каменные стены, изученные ей до последней шероховатости побелки еще в подростковом возрасте и мысли о будущем. Она крутилась, но любые намеки на усталость пропали, когда Чонса осознала, что вместо одеяла у неё — мешковина, как у Дебби.
Как там Лика? Она же могла называть малышку так? Интересно, утром он скажет ей о том, что Брок ошибся, ведь правда?
Чонса скинула мешковину с себя ударом ноги и с раздраженным стоном потянулась к сундуку за чистой одеждой. Все тело ныло от долгого путешествия, но, видимо, этого было недостаточно, чтобы уснуть быстро, как в Аэрне. Одевшись в тунику и штаны под робу послушницы, она решила скоротать время за прогулкой в саду.
— Благодать, — выдохнула она, шумно втянув воздух. Тихо и темно, только в паре мест окруженные металлической сеткой факелы немного топили снег. Стражники проводили её блестящими глазами, Чонса с непривычки кивнула им и прошла в глубину зимнего сада по памяти. Ярко-жёлтый плащ увидела издалека. Как и блеск меча.
— Не знала, что они разбили здесь тренировочную площадку, — сказала она, когда Джо опустил меч, переводя дыхание. На соломенное чучело без слез не взглянуть, но Чонса кивнула на него с ухмылкой, — Дай угадаю. Представляешь меня на его месте?
Джо фыркнул, откидывая кудрявые пряди с лица. Его волосы были убраны в пучок на затылке, уже изрядно истрепавшийся. Плащ, замеченный Чонсой, сидел на соседнем чучеле, и ей очень хотелось его поколотить.
— Слишком много чести.
— Да ладно. Я же знаю, ты без ума от меня.
Он снова зло, по-кошачьи фыркнул и нанес по чучелу кромсающий удар. Кажется, ему было гораздо лучше, выглядел он здоровым и удары были сильными. Болезнь выдавал только нездоровый румянец и периодическое шмыганье носом.
В морозный ночной воздух взлетела солома. Чонса засмеялась.
— Может, тебе нужен нормальный противник? Много ли прока от избиения несчастного чучела.
— Именно поэтому я и не собигаюсь с тобой тгениговаться.
— Ауч.
Учебные мечи тупые, но увесистые и сбалансированы неплохо. В шестипалой ладони рукоять показалась ей слишком короткой, и она прокрутила оружие с неприятной гримаской, неумело, но с достоинством.
— Что, лишние пальцы мешают?
— Обычно мужчины не жалуются на это. Держать удобнее.
До него дошло не сразу, он вспыхнул с короткой отсрочкой, и тут же перетек в защитную стойку, подняв меч перед собой обеими руками. Смущаясь, Джо выглядел ещё злее, но это нравилось малефике.
— Нападай.
Малефиков не учат сражаться. Их всегда учили двум совершенно противоположным вещам: убивать неверных и смирять себя. Но Чонса прошла Шорскую войну, видела своими глазами, как перерезали горло генералу Лобо в битве на Девяти Холмах, и ей приходилось обнажать оружие. Иногда сил не оставалось, а иногда противники были защищены проклятыми костями святых. Несколько шагов, скольжение в сторону, укол в бок Джо, блок, короткий замах в ноги, его скачок назад и тут же — контратака, быстро, четко, серией ударов, которые Чонса прервала не сразу, но поймала ритм и шажком вперед свела в сцепку клинки, прижимая лезвия у самых рукоятей.
— Неплохо, — Чонса сбилась с дыхания, — Для бальных танцев.
Он тихо зарычал, отталкивая девушку, и малефика отпрыгнула в сторону, скользя по снегу подошвами.
— Почему тебе так нгавится бесить меня?
— Бесить? Я думала, мы флиртуем.
Удар, удар. Звон блока, вибрацией отдающийся в руку. Чонса устала: отвлекла Джоланта взмахом руки, сделала подножку и уронила в сугроб.
— Это нечестно! — сказал он, игнорируя протянутую ладонь, и выбрался сам.
— Это бой. Тут нет правил.
Колючка посмотрел на неё какое-то время и вытер мокрое от пота лицо. Чонса поддела самым кончиком меча снег и подкинула вверх. Здесь он был более рыхлый, чем на болотистом западе, и поднялся сонмом снежинок, и красиво закружился в иссиня-черном воздухе.
— Давно ты тренируешься? Выглядишь уставшим.
Юноша немного помялся с ответом, но не нашел тот, что поострее, и в итоге просто вздохнул:
— Пагу часов? Не знаю. Бгок отпгавился на встгечу с Его Святейшеством, так что мне нечем заняться.
— Прелатом? Тито прибыл? — Чонса сжала зубы и продолжила ковыряться в сугробе, не поднимая голову. Не хватало, чтобы он увидел в её глазах то, что ему знать не следует. — Вот так новость. Путь от Канноне неблизкий.
Джо спрятал меч в стойку и набросил свой плащ.
— Он гедко покидает Канноне, да? — задумчиво протянул он. Джо свел к переносице брови и прикусил губу. Чтобы не спугнуть настрой ключника, Чонса подобралась к нему осторожно, как к дикому зверю.
— О чем думаешь, Колючка?
— Не нгавится мне это. Нас бгосают с места на место, синод явно тгевожится, а Шогское пегемигие подходит к концу. Чёгное безумие, из-за котогого тепегь мы потегяли запад, ведь единственного гебенка ландгафа спятившая мамаша скинула с башни, а пока пгидет наместник…
Чонсу как-то резко перестал забавлять гундосый прононс ключника. Он говорил мрачные вещи, которые малефика уже слышала из уст наставника: какая-то дрянь на востоке, странные знамения… Тогда она не обратила на это внимание, но сейчас почувствовала, как в животе холодеет.
— Думаешь, будет война?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Но что-то будет. Я чувствую это.
— Странно. Я ничего не чувствую, — имея в виду свои способности, попыталась успокоить ключника девушка, но он только бросил на неё колючий взгляд, не веря мягкости в её скрипучем голосе.
— Будет хогошо, если я ошибаюсь, Ищейка. Мне бы очень этого хотелось.
Они какое-то время тихо стояли, после чего парень молча развернулся и побрел прочь.
Чонса была бы не Чонсой, если бы не крикнула ему в спину:
— А поцелуй на ночь?
В ответ он вскинул руку, показывая ей средний палец.
Лучше бы она не засыпала. Нужно было бродить в саду и теплицах, перетирая в руках благоухающие травы, а не пробираться обратно в келью, укрываться мешковиной и устраивать руку под головой.
Она была Дебби. Бежала, падала и боялась. Волочила за маленькую ручку свою дочь, спасала её от ужасной участи. Бежала так быстро, что зимний воздух резал её грудь пригоршней проглоченных иголок. Споткнулась, подняла голову и увидела перед собой истекающую голодной пеной пасть белой волчицы. Рядом с ней крутился старый вожак стаи, это он загнал свою добычу и ему предстояло сделать победный прыжок, но волчица поймала его в полете, впилась в свалявшуюся шерсть на горле, рванула в сторону. Животный визг был так похож на человеческий, что Дебби попятилась, упала в мокрый снег и поползла назад. Бежать! Ей нужно бежать, но она не могла двинуться с места.
Волчица запела, и это было самым прекрасным, что мог породить наш мир. В вое звучало обещание перемен, волчьего закона, силы, способной сокрушить миры до основания, обещание построить на руинах новое будущее, прекрасный будущее, и оно так близко, стоит только протянуть руку.
И Дебби делает это. Щелчок острых зубов перемалывает кости и разрезает небо пополам — вой превращается в земельный гул, сокрушающий основы Вселенной. Многозубая бездна за спиной волчицы смеется шакальими голосами, вскидывает острые морды и лакает кровавый дождь.
Дебби проснулась с воплем, и только холодная рука на лице вернула ей память о Чонсе.
— Дурной сон? — спросил Феликс, перебирая пальцами по её татуированному лбу.
Нет. Ей не было страшно.
Всё её существо сотрясалось в благоговении, и щеки оказались влажными от слез счастья.
— Я пришел сюда сказать, что девочка справилась.
Чонса тут же вскинула голову, села и резко провела руками по лицу, стирая следы сна.
— Справилась? Что это значит?
Феликс потеснил её ноги, садясь на кровать. Она заметила, что его длинное одеяние мокрое до пояса, и испытала странное чувство между волнением за его здоровье и страхом перед произошедшим. Её девочку пытались утопить в той белой купели, где пахнет мелом и ракушечником, а кости на дне янтарные от старости.
— Она прошла испытание.
— Невозможно, — шепнула Чонса, вскидываясь на руках, — В ней не было…
— Было. И есть. Вы увидитесь завтра, — старый викарий тяжело вздохнул, опуская дрожащие руки меж разведенных коленей. С его робы накапало. — Ты же знаешь, это я разыскал тебя в лесу?
Чонса знала. Феликс любил эту историю, рассказывал её каждый раз, когда у него была возможность. Раньше Шестипалая думала, что это из-за сентиментальности, но сейчас, глядя на то, как его седая лысеющая голова непроизвольно покачивалась, подумала о том, что, может, он каждый раз делится этим рассказом впервые. Феликс стал похож на старую больную птицу.
— Ты кричала, громко кричала. Был холодный ноябрь, шел снег, но ты была крепкой, и выросла такой красавицей. Я назвал тебя Чонсой, потому что у племени Чернозубых это означало «Волчица». Ты была моим диким ребенком, Волчишкой. Я так тебе рассказывал, да? — он внезапно рассудительно и усмехнулся, кинув на неё взгляд — и из старой курицы-наседки превратился в седого хитрого лиса, — На самом деле это слово заорал наш проводник в лесах, когда ты тяпнула его за палец.