Опять Сталин! А чем он плох? Этот диктатор не только разобрался с большевиками, но и создал мощную промышленность, армию. Еще работая в чехословацком посольстве в Москве, Разумовский удивлялся. В СССР каждую неделю вводились в строй новые заводы, фабрики, электростанции. Дети в школах изучали Пушкина и Толстого, на театральных сценах шла русская классика. Русские полярники создавали дрейфующие станции на Северном полюсе, а летчики летали через него в Америку.
Это все Россия! Другая, не та, что была при Романовых, но Россия.
Репрессии, громкие процессы? Он знал о них. Но это все отголоски революции семнадцатого года. После нее еще долго будет тянуться кровавый след.
Так неужели он, Разумовский Юрий Арнольдович, ничего не сделает для этой новой, а может, и для будущей России?
«Поеду в Быстрицу. Там дождусь прихода своих, не красных, не белых, а русских, – решил Разумовский. – Поставят они меня к стенке или нет, это второй вопрос. Главное, передать сведения по урану. России они нужны ничуть не меньше, чем Англии, а может, даже и больше».
Он поднялся, разглядел в ночи черные силуэты и полез в карман за документами. К нему подходил другой патруль.
Оберштурмбаннфюрер Вальц сидел в мягком кожаном кресле в собственном кабинете и курил сигару. Его одолевали не самые веселые мысли. В первый же день работы на новом месте он стал понимать, что быть начальником гестапо в дыре под названием Быстрица ничем не лучше, чем отвечать за охрану завода в Хинтербрюле. Хинтербрюль – это Австрия, рядом Вена. Там спокойно, не стреляют. Охранять заключенных он умел, не один год был комендантом лагерей, расположенных в Польше и Германии.
Здесь же Чехия, которую в тридцать девятом году аннексировала Германия, сделала своим протекторатом. Поэтому народ относился к немцам враждебно, особенно сейчас, в сорок пятом, когда в горах появились партизаны, а русские оказались совсем недалеко. Их разведгруппы нет-нет да и давали о себе знать.
А работать ему, Вальцу, с кем? Штат местного гестапо составлял всего десять человек, включая секретаршу и врача. Здешняя жандармерия? Так от нее мало толку. Это как травить зайцев волками. Неизвестно, на кого бросятся эти хищники. Правда, на окраине городка была расквартирована рота СС, готовая выполнить любой приказ, и еще одна рота охраняла завод.
Все-таки на душе у Вальца было неспокойно. Ведь его предшественник Кросс был убит. Тех негодяев, которые обстреляли его машину, так и не нашли. Однако они, скорее всего, где-то здесь, недалеко, в лесах прячутся.
Расстрелять для устрашения заложников, как это делалось в сорок втором, после убийства Гейдриха? Нет, не годится. Сейчас не сорок второй, а сорок пятый. Русские и англосаксы наступают. Взять заложников несложно. Кросс составил список неблагонадежных личностей. Но расстрелять? Тогда ряды партизан пополнятся новыми бойцами.
Вальц встал с кресла, подошел к шкафу, открыл его, налил рюмку коньяка, выпил и нажал кнопку звонка.
В дверях тотчас появился его помощник гауптштурмфюрер Гюнше. Молодой, щеголеватый, с заметным шрамом на левой щеке, в безукоризненной черной форме, он вскинул руку в нацистском приветствии и замер, вопросительно глядя на своего нового шефа.
Вальц ответил на приветствие, разложил на столе карту местности и спросил:
– Где именно была обстреляна машина, в которой ехали Кросс и Хорстмайер?
Гюнше подошел, склонился над картой и точно указал место.
– Почему машина ехала без охраны?
– Охрана была. Два мотоцикла с пулеметами. Но их экипажи были расстреляны в первую очередь.
– С Хорстмайером что? Ранен?
– Ни царапины.
– Почему не организовали погоню, прочесывание?
– Все это мы делали, но наши люди прибыли на место покушения слишком поздно.
Вальц укоризненно посмотрел на своего ближайшего помощника и заявил:
– Плохо работаете, Гюнше! С сегодняшнего дня организовать круглосуточное патрулирование вдоль дороги и в близлежащих лесах. Так и передайте командиру роты. А то они там, наверное, изнывают от безделья.
– Слушаюсь! – Гюнше щелкнул каблуками.
Вальц задумался, вспомнил Хинтербрюле.
«Да, там действительно было спокойнее. Если бы не побег этого русского!.. Впрочем, дело не только в нем. Русскому помогли. Петер Рауш!.. Ох, попадись он мне! Но один Рауш вряд ли смог бы это сделать. Значит, в Хинтербрюле действует целая подпольная организация, которая может совершить диверсию, что-нибудь взорвать! А если объектом диверсии будет новый самолет или цеха, где его собирают? Вот тут точно можно загреметь под суд, и даже Эвальд не спасет. Нет, только не это. Выходит, не так уж плохо, что я отправился сюда, в Быстрицу. Спасибо Эвальду».
Тут Гюнше, стоявший по стойке смирно, решился подать голос:
– Господин оберштурмбаннфюрер, не желаете ли ознакомиться с объектами?
– С объектами? Их что, два?
– Так точно! Вы сами можете убедиться в этом.
– Поясните. До меня пока не доходит.
Гюнше стал растолковывать суть дела. По ходу его рассказа лицо Вальца становилось все удивленнее.
– Замечательно! Чья это идея? – воскликнул он, когда Гюнше кончил говорить.
– Господина группенфюрера Брайтнера.
– Брайтнер? Да, это голова! – отозвался Вальц, но о родстве с группенфюрером решил не распространяться.
Начинать совместную работу надо было не только с упреков и разносов. Тем более что Гюнше уже нравился Вальцу. Этот человек был его ближайшим помощником.
– Считается, что шрамы украшают мужчину. Где вы, Гюнше, заработали свой? – спросил Вальц.
– В Пенемюнде, восемнадцатого августа сорок третьего года. Осколок английской бомбы.
– Вы и дату помните?
– Забудешь такое! У них было столько самолетов и бомб, что вокруг могло не остаться ничего живого. Мне повезло, я уцелел.
– Собаки англосаксы! – Вальц нервно сжал кулаки. – Вот видите, Гюнше, как важно иметь превосходство в воздухе. Поэтому нам надо поскорее запустить в серию наш новый самолет. Управлять им смогут даже юнцы из гитлерюгенда. Фюрер верит в нас! А самолет без крыльев не летает, и наша святая обязанность обеспечить безопасность завода, изготавливающего их.
Гюнше молча слушал его и вспоминал, как три месяца назад Кросс, ныне уже покойный, вступая в должность, говорил то же самое.
Вальц же успокоил нервы, еще раз внимательно оглядел своего помощника и сказал:
– Думаю, Гюнше, мы с вами сработаемся. Хотите сигару?
– Спасибо, не курю.
– Может, рюмку коньяка?
– Только вместе с вами.
Вальц снова подошел к шкафу, открыл дверцу, наполнил две рюмки.
– За нашу победу!
Они выпили, и новый начальник гестапо распорядился:
– Едем на объекты. Ждите меня внизу, в машине.
Гюнше покинул кабинет.
Вальц налил себе еще рюмку, выпил и вышел в приемную.
Немолодая секретарша что-то подбирала с пола, опустившись на колени. Увидев шефа, она смущенно поднялась, поправила юбку.
– Что с вами, фрау Шуберт? – спросил Вальц.
– Простите, господин оберштурмбаннфюрер, мне так неудобно. Ваза…
Причину смущения секретарши определить было нетрудно. На полу валялись осколки стекла и тюльпаны.
– Какие прекрасные цветы! Наверное, голландские? – спросил Вальц, наклонившись.
– Это из оранжереи господина бургомистра, – пояснила фрау Шуберт, снова опустилась на колени и запротестовала: – Ну что вы, я сама все сделаю.
Подбирая осколки вазы, Вальц оценивающе поглядывал на секретаршу.
«Годков бы двадцать тебе сбросить, да задницу потолще. Не мог Кросс найти кого помоложе».
В это время на улице послышался шум мотора. Вальц поднялся и поспешил вниз, к машине.
По узким улочкам Быстрицы Петр Шнайдер шел, пребывая в хорошем настроении. Совсем скоро он встретится с Миленой. Сколько же они не виделись? Почти год. С того самого момента, как он стал участником движения Сопротивления и по заданию этой организации устроился работать на авиационный завод.
Он скоро увидит и Томаша, своего товарища по авиационной школе, брата Милены. Петр вспомнил, как они с Томашем в мае тридцать восьмого летали на русском «У-2».
В августе следующего года он приехал в Быстрицу навестить Томаша, попавшего в авиационную катастрофу, и впервые увидел Милену. Ей было тогда всего двадцать два. Светловолосая, улыбчивая, порывистая в движениях, она очаровала его. Дело шло к помолвке, как вдруг немецкая оккупация.
Он бежал во Францию, хотел сражаться с фашистами за штурвалом самолета. Но вскоре и она сдалась Гитлеру. В Англию, где был отец, перебраться не получилось. Петр вернулся.
Немецкие власти его не тронули. Более того, ему удалось устроиться на один из заводов в Праге.
Вот только с Миленой тогда ничего не получилось. Она считала его погибшим и вышла замуж. Но этот брак оказался недолгим.
Узнав об этом, Петр стал снова приезжать в Быстрицу, чтобы навестить ее и Томаша. Однако скрепить свои отношения браком Петр и Милена решили после войны. Скоро он встретит ее и скажет, что война заканчивается, исход ее ясен, и они могут быть вместе уже сейчас.
Сводки с фронтов подтверждали скорое окончание войны. С запада наступали англо-американцы, с востока – русские. Это придавало Петру Шнайдеру сил и бодрости духа.
Вот только тревога за Игоря не давала Петру покоя. Как он? Сумел ли добраться до своих?
Разумовский снабдил Петра надежными документами. Теперь он не Рауш, как его знали на авиазаводе, а Петр Шнайдер, коим всегда и являлся. В его кармане лежало удостоверение работника фирмы «Ауэргезельшафт», занимающейся разведкой полезных ископаемых. Он звонил домой, в Прагу, сообщил об этом, как и велел ему Разумовский. Конечно, сейчас, когда на дорогах вот-вот загремят русские или американские танки, не до геологоразведки. Но все же с удостоверением работника фирмы «Ауэргезельшафт» как-то спокойнее.
Впереди площадь, в конце которой стоит гимназия. А там Милена. Совсем скоро он ее увидит.