Ян на минутку задумался и ответил:
– Еще двоих, хотя нет, троих.
– Маловато, ну да ладно. А теперь слушай и запоминай. Я остаюсь здесь, а ты пойдешь собирать сведения. Ваши задачи следующие. Надо выяснить у железнодорожников, поступают ли в новый цех-пристройку емкости с эпоксидной смолой, клеем, уайт-спиритом и прочими реактивами, разгружаются ли вагоны с древесиной, если да, то как скоро они возвращаются назад. Попробуй разговорить кого-нибудь из рабочих, например, за кружкой пива. Я сделать этого не смогу, языка не знаю.
– Понял, – сказал в ответ Ян, надевая очки. – А ты как тут один?
– Буду непрерывно наблюдать за воротами.
– А если сюда, в препараторскую кто-нибудь зайдет?
Званцев улыбнулся и сказал:
– Петр повесил на дверь табличку «Ремонт». Ты что, не заметил?
Перед тем как уйти, Ян спросил:
– Закроешь за мной?
– Конечно.
– А ключ? Оставишь в замке?
– Нет, если кто-нибудь, несмотря на объявление о ремонте, пожелает зайти сюда и обнаружит ключ, вставленный в скважину, то поймет, что в препараторской кто-то есть. Нам это нужно?
– А если кто-нибудь откроет дверь и сюда войдет, скажем, за чучелом или плакатом?
– Спрячусь за ним. – Игорь кивнул на полуразвалившийся шкаф.
– Но у тебя же есть пистолет!
Званцев тронул невысокого Яна за плечо и сказал:
– Как говорит наш наставник полковник Балезин, если разведчик выстрелил, то это уже не разведчик.
У самой двери Клапач обернулся. Он был старше Игоря лет на десять, но смотрел на него как на старшего товарища.
– Сразу видно, что ты давно в разведке, – тихо произнес Ян.
– Очень давно, – с усмешкой проговорил Званцев.
Чех хорошо говорил по-русски, но иронию в его голосе не заметил.
Ян тихо ушел.
Игорь стоял у окна и наблюдал за воротами пристройки.
«Ян считает меня опытным разведчиком. Смех, да и только. Дорогой товарищ, да из меня такой же опытный разведчик, как из тебя балерина. Я летчик, авиационный инженер, а тут вдруг!.. – Улица, за исключением двух-трех прохожих, была пуста, а Игорь продолжал размышлять: – Да, я, старший лейтенант Званцев, нахожусь за линией фронта, выполняю приказ. Сейчас я нужнее здесь, чем в кабине самолета.
Но только ли это движет мною? Может, что-то еще, ранее неведомое? Азарт? Нет, война это не преферанс. Какой тут азарт? Презрение к опасности? Но на войне опасно везде. Разгадать замысел врага? Это, пожалуй, ближе к истине. Да, именно поэтому работа в разведке мне начинает нравиться».
В это время из ворот нового цеха выехали друг за другом три грузовика. Званцев тотчас отбросил в сторону свои раздумья и прильнул к биноклю. Большие машины с высокими бортами, крытые брезентом. Интересно, что они везут? Примерно через час все три вернулись. Теперь Званцев мог хорошо разглядеть номера машин.
Часов в шесть вечера появился Ян. Из его доклада следовало, что емкости с реактивами поступают в цех-пристройку, а пустые вагоны возвращаются оттуда примерно часов через пять.
– Как через пять? Ты ничего не спутал? – с удивлением осведомился Игорь. – Сколько вагонов в каждом составе?
– Два-три, не больше, но приходят они через день. Что тебя смущает?
– А смущает меня то, что такой состав разгрузить можно за час, от силы полтора. Пять – это слишком уж много.
– Ты считаешь, что новый цех – это блеф?
– Да, но пока это только предположение.
Они замолчали.
Игорь нервно прошелся взад-вперед, насколько позволяло захламленное пространство препараторской.
– Что-то мы не учитываем, – сказал он. – Похоже, очень важное. Но что? Предположим, в этом цехе-пристройке все же делают крылья. Пусть тридцать пять человек, даже на десяток больше. В одну смену, хотя у нас в России заводы работают круглосуточно. Пусть так. Но продукцию надо вывозить. А мы знаем, что назад возвращаются порожние вагоны. Где же крылья?
Ян молча пожал плечами.
– За все время моего наблюдения из ворот выехали только три грузовика, – продолжал Званцев. – Я не могу представить, что у них в кузовах находятся крылья. Даже если их и в самом деле перевозят, то куда? В Хинтербрюль? Смех, да и только!
– Но почему?
– Да потому, что для их перевозки нужны специальные платформы и упаковка. Везти крылья так, чтобы не повредить, надо не в кузовах грузовиков по дорогам, разбитым бомбами, а на медленном ходу по рельсам.
– Что ты предлагаешь?
– Чтобы подтвердились мои предположения, надо узнать, что находится в грузовиках. Сумеешь со своими ребятами это сделать?
– Трудно угнаться за машинами.
Но Званцев был уже во власти своей идеи.
– Здесь у вас улочки узенькие, не считая главной. Может, сумеете узнать, что везет хотя бы одна машина? В остальных, скорее всего, будет то же самое.
– Тогда, может быть, на велосипеде? У одного из моих парней он есть.
– Хорошая мысль! Давай, действуй, но возвращайся. Мне одному всю ночь тут не высидеть. А наблюдать надо непрерывно. Ну и чего стоишь? Иди.
Вместо ответа Ян протянул руку, в которой была небольшая хозяйственная сумка.
– Я тебе поесть принес от Петра.
В хате-мазанке было тепло, чисто и накурено. Командир Отдельного отряда особого назначения полковник Орлов сидел за столом, заваленным разными бумагами, и изучал сводки. Время от времени он снимал трубку одного из трех телефонов и вел разговоры, когда спокойно, а когда и негодуя.
Увидев Балезина, вошедшего в помещение, Орлов положил трубку и вопросительно глянул на своего заместителя.
– По лицу вижу, пришел с плохими новостями, – произнес он, кивнул на стул и закурил. – Садись, докладывай.
– Да, Михаил Федорович, новости не из лучших. – Балезин сделал паузу, как бы решая, с чего начать, потом тихо произнес: – С группой Кострова неудача.
– Что именно?
– При подлете к территории, где базируется отряд Коваленко, их самолет был обстрелян и загорелся. Летчик все же дотянул и посадил машину. При посадке самолет съехал с подготовленной дорожки и врезался в лесную чащу. Пилота партизаны вытащили живым, но он скончался. Остальные получили тяжелые ранения и ожоги. В том числе Костров.
– А Званцев?
– Он и чех Клапач пропали без вести.
Орлов слегка приподнялся на стуле.
– То есть как это пропали без вести?
– Была команда прыгать. Они первые покинули самолет. Остальные не смогли, высоты уже не хватало.
– От Званцева и Клапача нет никаких известий?
– Никаких, как в воду канули! Однако есть надежда на то, что они живы.
– На чем она основана?
– Люди Коваленко прочесали все вблизи их возможного места приземления и нашли плохо спрятанные парашюты. Так что надежда есть.
Орлов притушил папиросу, поднялся и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.
– Что будем делать? – спросил он.
Балезин стал по стойке смирно и заявил:
– Товарищ полковник, разрешите мне лететь в отряд Коваленко.
Орлов резко повернулся к Балезину.
– Нет! Мы на эту тему говорили три дня назад.
– Но ситуация изменилась, причем не в нашу пользу.
– Все равно не пущу. Если с тобой что случится, кто будет разведгруппы готовить?
– Со мной ничего не случится.
– Алексей Дмитриевич, мы с тобой на войне! – Орлов перестал ходить взад-вперед, присел за стол.
Балезин опустился напротив него и продолжил разговор:
– Михаил Федорович, у меня в голове не только операция «Крылья». Есть информация другого рода. Вчера я допрашивал одного немецкого капитана. Он инженер, сотрудник германской фирмы «Ауэргезельшафт», мобилизован осенью. Так вот, этот человек поведал мне, что его фирма занималась разведкой урановой руды на территории Чехии, в том числе в районе Быстрицы. Руководил этими работами некто Разумовский.
– Разумовский? Мне эта фамилия ни о чем не говорит.
– А мне говорит. Если это тот самый Разумовский, с которым мы в германскую служили в контрразведке штаба, то я очень хотел бы с ним побеседовать.
– О чем?
– По поводу залежей урановой руды.
Орлов снова взялся за папиросу и спросил:
– Этот Разумовский, он что, эмигрант?
– Так точно, из мелких дворян, воевал за белых. Имеет инженерное образование.
– Ты не боишься с ним общаться, как говорится, в порядке личной инициативы?
– Не боюсь. Я ведь знаю его не только по германской.
– Поясни.
– Оказавшись в Чехословакии, Разумовский принял ее гражданство. В середине тридцатых годов он работал в чехословацком посольстве в Москве. За такими персонами, как он, мы, естественно, наблюдали.
– Мы, это кто? – спросил Орлов.
– Служба охраны первых лиц государства.
– Ах да, вспомнил, ведь ты там служил.
– Так вот, на основе наблюдений нами был сделан очень даже любопытный вывод. Разумовский тоскует по Родине. Он много бродил по улицам, площадям, останавливался, созерцал все вокруг, молился в церквях, посещал театры. Уже тогда была идея завербовать его. Но осенью тридцать пятого он неожиданно уехал в Прагу и больше в Москву не возвращался.
– Причина?
– Трудно сказать. Единственная зацепка – тот факт, что за два дня до отъезда он встречался с какой-то женщиной.
– Что за женщина?
– Установить не удалось.
– Как так? Служба охраны не могла установить?
– Нелепый случай. Оперативник, следивший за ним, страдал камнями в почках. Приступ, охвативший его в самый неподходящий момент, был настолько силен, что он, бедняга, потерял сознание. Еле потом до больницы довезли. Да и ночь была осенняя, промозглая.
Наступило молчание. Балезин доложил все, что хотел, а Орлов курил и размышлял.
Балезин понял, что убедить начальника в необходимости полета через линию фронта невозможно. Почти. Оставался только один вариант.
Балезин поднялся, снова, как несколько минут назад, встал по стойке смирно и заявил:
– Товарищ полковник, у меня новые сведения по урану, полученные в ходе допроса немецкого капитана. Прошу разрешить мне позвонить Фитину.