– Кто поведет группу? – спросил Милославский.
Все присутствующие молчали.
– Есть предложение доверить это старшему лейтенанту Званцеву, – подал голос Беридзе. – Я его знаю как опытного летчика, умело действующего в условиях горной местности.
– А что, это будет правильно, – поддержал его Мохов. – Званцев первым узнал, что такой завод существует, установил его координаты и трассу, по которой надо лететь. Вот пусть и ведет. Как, разведка, согласны? Вы его знаете лучше меня.
– Не возражаем, – откликнулся Балезин.
– Тогда решено? – заявил Мохов и добавил: – Есть предложение заслушать самого Званцева. Может, будут какие вопросы. Майор Костров, где ваш герой?
– Здесь, сидит на лавочке у входа.
– Давайте его сюда.
Керосиновая лампа тускло освещала внутренности землянки. Издалека доносились глухие раскаты орудийных залпов. Старший лейтенант Игорь Званцев лежал на низком топчане в полной летной форме, закинув руки за голову. Рядом на табурете стояла пустая консервная банка, служившая пепельницей. От нее противно пахло.
Через несколько часов ему придется садиться за штурвал самолета. Значит, надо хорошо отдохнуть, выспаться. Да вот не спится. Думы, размышления.
Он выполнил задание. Ему, еще недавно военнопленному, вернули звание, награды, доверили вести самолеты к месту бомбардировки. Казалось бы, надо радоваться. Но не получается, нет радости, внутри какая-то пустота. Что так? Почему?
Ответ простой. Он, Званцев Игорь Николаевич, шагнул в другой мир, сделал это не по своей воле, ненадолго, всего на четыре дня. Но за это время он понял, что там, как говорят в народе, за бугром, мир совсем другой. Лучше? Хуже? Так сразу и не скажешь. Но не такой, как тот, в котором он воспитывался, к которому привык.
В чешском провинциальном городке, где побывал Званцев, чистенькие улицы, аккуратные домики с приусадебным хозяйством. Там, в другом мире, война, конечно, чувствуется, но голода нет. Там тоже дети ходят в школу, точнее сказать, в гимназию, как в дореволюционной России, а о коммуналках никто не слышал.
А женщины! Он не видел ни одной в рваных чулках. В этом другом мире живут его отец, с которым он так и не встретился, брат и женщина, которую Званцев успел полюбить. Но они никогда не будут вместе.
Игорь расстегнул карман гимнастерки, достал два листка бумаги, сложенные вчетверо, развернул. На первом карандашном рисунке был изображен сам Званцев. Это неинтересно. А вот на втором, тоже выполненном рукою Томаша в первый день встречи, были он и Милена, сидящие за кухонным столом.
Игорь по нескольку раз в день доставал этот рисунок и всматривался в него так, как будто боялся забыть. Это единственное, что у него осталось в память о Милене.
Единственное? Нет! Еще голубые, небесного цвета глаза и аккуратно, волной уложенные светлые волосы. А еще ее голос: «Так я вас и отпустила», «Игорь Николаевич, остыньте», «Вставайте, разведчик».
Милена… что с ней? Вдруг она и Петр арестованы? А он, Игорь Званцев, даже не успел проститься с ними и поблагодарить за все хорошее, что они для него сделали. Да и расстались они плохо. Милена, побывав в машине Вальца, испытывала глубокий стресс, и Петр был зол на него за это.
Что с Яном Клапачем? Он с ним крепко подружился, но проститься тоже не успел. Может, и Ян арестован? Думы, думы…
Званцев потянулся за новой папиросой, но услышал шаги и перевел взгляд.
Увидев, кто вошел, он приподнялся, сел, хоть и нехотя, а потом пробурчал:
– Ну и чего пришла?
– А ты не очень-то любезен, – сказала Рита Мещерская, потом, не спрашивая разрешения, убрала с табурета кружку-пепельницу, присела и пристально глянула на своего бывшего мужа.
– Галантный кавалер – понятие буржуазное, – ехидно произнес Званцев, отложив папиросы в сторону. – Так ты учила меня в тридцать восьмом году.
– Все не можешь забыть?
– Что делать, если память хорошая!
Рита слегка улыбнулась и заметила:
– А ты похудел за эти несколько дней.
– Я был не на курорте.
Рита поднялась, сделала несколько шагов, насколько позволяла тесная землянка. Игорь чувствовал, что нервы у нее на пределе.
Она снова присела на табурет и заявила:
– Званцев, ты несносен!
Он пожал плечами и сказал:
– Я это слышал много раз.
На ее глазах появились слезы.
Она достала платок, утерла их и произнесла:
– Я за тебя волновалась. А ты за меня переживал хоть немного?
– А что с тобой тут может случиться?
– Может! Мы на войне! Ты еще не забыл капитана Купцова? Два дня назад в их блиндаж попал снаряд. Его и еще двоих по частям собирали. Со мной могло быть то же самое!
– Могло, но не случилось.
– А если бы случилось, то пришлось бы тебе одному воспитывать нашу дочь! – выкрикнула Рита, опять вытирая платком глаза, мокрые от слез.
Званцев вскочил.
– Что ты сказала? Дочь? У меня что, есть дочь?
– Не у тебя, а у нас с тобой, дурак!
Игорь не на шутку растерялся. Настолько ошеломляющим было то, что он сейчас услышал.
– Что же ты мне раньше про дочь ничего не сказала?
– А ты спрашивал?
Игорь снова сел напротив нее, нежно взял за плечи.
– Ритка, перестань! Не плакать, а радоваться надо. У тебя хоть фото есть?
Военный юрист третьего ранга Маргарита Мещерская расстегнула карман гимнастерки, вынула небольшую фотографию, на которой была улыбающаяся девочка с большим белым бантом и плюшевым мишкой в руках.
Званцев осторожно взял фотографию. Лицо его осветилось улыбкой.
– Сколько ей здесь?
– Четыре с половиной.
– Где она сейчас?
– У дяди в Подмосковье. Помнишь его плащ?
Игорь продолжал изучать фотографию дочери.
– Она на меня похожа! – сказал он.
– А на кого же еще?
– Как зовут?
– Ира… Иришка.
– Про меня знает?
– Знает. Я ей говорила, что папа – летчик, воюет с фашистами.
Игорь все не мог оторваться от фотографии.
– Ритка, я ее возьму. Через несколько часов мне вылетать. Это будет мой талисман!
Но Маргарита Мещерская думала иначе.
Быстрым движением она выхватила у него фотографию дочери, сунула обратно в карман гимнастерки и заявила:
– Мы с тобой пока еще в разводе. Вот будешь мужем, станешь настоящим отцом, тогда и смотри на дочь. Лучше без фото.
– Ритка, отдай!
– Не отдам. Куда в карман лезешь, дурак!
Тут Званцев почувствовал, что в землянке находится еще кто-то, обернулся и тотчас встал по стойке смирно. Военный юрист Маргарита Мещерская тоже поднялась и смущенно глянула на Балезина.
– Не помешал? Могу ошибиться, но у вас тут семейная сцена? – Балезин пару минут назад неслышно вошел в землянку, но не стал прерывать их спор, а только наблюдал за тем, что здесь происходило.
– Простите, товарищ полковник, – смущенно произнесла Рита. – Вы недалеки от истины.
Алексей Дмитриевич Балезин пребывал в хорошем настроении.
– Да вы садитесь, – распорядился он и сам присел на край топчана рядом с Игорем.
Ни Рита, ни Игорь не решались заговорить первыми. Алексей Балезин почувствовал, что надо разрядить обстановку. К тому же старшего лейтенанта Званцева он воспринимал уже как своего ученика. А раз так, то перед выполнением ответственного задания нужно поддержать его, снять напряжение.
– Завидую вам, молодым, – негромко сказал он. – Скоро войне конец. Вернетесь к мирной жизни, будете воспитывать дочь.
Рита оживилась.
– Товарищ полковник, можно нескромный вопрос?
– Хоть два.
– Вы женаты?
– Так точно.
– А как вы, если не секрет, познакомились с будущей женой?
Игорь мельком бросил на нее укоризненный взгляд. Мол, чего ты пристала к человеку? Но Рита на это не отреагировала.
– Это было давно, в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году. – Алексей Дмитриевич улыбнулся. – Я, молодой поручик, командир пулеметной команды, был ранен и попал в госпиталь. Мне сразу приглянулась чернобровая сестра милосердия, которая часто бывала у нас в палате. Когда она мне ставила укол, пардон, в ягодицу, я театрально кричал на всю палату. Все, кто был способен на это, смеялись, а она злилась.
– Ой! – Рита прыснула, но тут же сделалась серьезной. – А потом что?
– Потом я провожал ее до дома, дело происходило в Москве. А дальше революция, борьба с бандитизмом. Только в двадцать четвертом году мы, благодаря счастливому случаю, встретились и больше уже не расставались, если не считать этих вот военных лет.
– У вас, наверное, есть дети?
– Да. Сын, артиллерист, воюет. Дочь учится в медицинском. Так что глазом не моргнете, как ваша Иринка… правильно я ее называю?
– Правильно.
– Ваша Ира вырастет. В общем, не ссорьтесь, помните, что семья – ячейка государства. – Балезин поднялся, окинул взглядом обоих и на прощание добавил: – Верьте в счастливый случай. То, что вы встретились здесь, вдали от дома, он самый и есть.
Когда он ушел, Маргарита Мещерская переменилась в лице.
Оно стало строгим, а голос таким, каким воспитатель напутствует подопечного:
– Ты слышал, что он сказал? Семья – ячейка государства!
– Ритка, отдай фото, – проворчал Игорь, сделав вид, что ее слова для него почти ничего не значат.
– Званцев, ты несносен! – укоризненно бросила она ему в ответ, но все же расстегнула карман гимнастерки и нехотя достала фотографию дочери.
Полковник Балезин ушел. Рита тоже. Игорь Званцев опять остался один. Ему снова не спалось. Он уже понимал, что вернулся в свой прежний мир. Тот самый, в котором его воспитывали, с детства внушали: «Я другой такой страны не знаю» или «Мы пионеры, дети рабочих». В этом прежнем мире его ждали мать, друзья, аэроклуб, научная работа. Здесь у него жена, возможно, уже не бывшая. Ведь у них есть дочь. Тут родная Москва с ее многочисленными коммуналками и сварливыми соседями, много чего.
А вдруг эти четыре дня ему приснились? Может, и не было ночного прыжка с парашютом, дома на улице Яна Гуса с обаятельной хозяйкой, томительных часов, проведенных в препараторской комнате гимназии? Нет, все это было!