– Как это?
– А зазнавалась она много... «Я то, я сё...» Только о себе и говорила.
– Она завидовала моей маме?
– Баба Зоя? Да ну с чего бы это? – вытаращила и без того круглые глаза Света Попова.
– Ну как... Мама – молодая, красивая. Муж, дочь у нее были... – принялась терпеливо растолковывать Саша. – А у бабы Зои – ничего.
Света Попова выслушала все Сашины доводы, задумчиво почесала другим концом деревянной лопатки затылок.
– А вообще да... – неожиданно согласилась она. – У Зойки был повод завидовать!
– Она никогда не говорила плохо о маме?
– Вот этого нет, не было... Или я уже забыла? Вот склероз... А тебе это зачем?
– Так... – уклончиво произнесла Саша.
– Ну, вообще, баба Зоя та еще была штучка! – вдруг фыркнула Света Попова. – На похороны Марии даже не приехала! Хотя из Риги до Москвы за одну ночь можно было доехать! Только когда бабу Алю твою в больницу положили, она явилась. А до того я с тобой сидела...
Саша вздрогнула.
– Минутку... Значит, бабы Зои не было в Москве, когда маму убили?
– Да.
– А почему – из Риги? Баба Зоя же в Питере жила!
– Как? А, ты не знаешь... У Зойки в Риге мужик был. Женатый. Очень она по нему сохла... Все надеялась, что он жену бросит, на ней женится!
– Я ничего про это не знала... – растерянно пробормотала Саша.
– Оно и понятно, что не знала! – Света Попова поворошила лопаткой в сковородке. – Зойка из себя барыню строила, благородную. Дескать, ну не может она, такая правильная и хорошая, за женатым мужиком бегать! А сама то и дело в Ригу моталась, на свидания с хахалем... Сколько лет-то моталась! – вздохнула она.
– А потом?
– Ну, потом она и задаром этому женатому не нужна стала, с тобой-то на руках!
Саша, сидевшая на стуле, откинулась назад, закрыла глаза. Выходит, у бабы Зои тоже была одна-единственная любовь – на всю жизнь... И ради нее, Саши, она и ей пожертвовала!
«Прости, прости! – мысленно обратилась Саша к покойной бабе Зое. – Прости, что я плохо о тебе подумала! Ты ангел, ты мой ангел, бабуленька, ты всем ради меня пожертвовала... Ах, я дура!»
Саша открыла глаза, смахнула слезы со щек. Света Попова перекладывала поджаренный картофель на тарелки, щедро сыпала сверху укроп...
Баба Зоя – никого не убивала.
А вот что за человек такой – Света Попова?
Света Попова могла завидовать маме. Света – некрасивая, смешная, бестолковая... Света, у которой ни мужа, ни детей. Может, эта Света хотела прибрать к рукам маленькую девочку Сашеньку, стать запросто так мамой? И если бы не самоотверженность бабы Зои...
– На вот, покушай, Сашурочка! – Света Попова поставила на стол тарелки. Села напротив и принялась с аппетитом уписывать свою порцию.
Саша затрясла головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
Света Попова – бестолковая, бесконечно добрая, наивная. Милая. Любящая покушать. Света Попова не убила и мухи за всю свою жизнь. А уж спланировать жестокое убийство подруги...
«Господи, ну не могу же я всех подряд подозревать! И вообще, это отец, отец убил маму...»
В сумочке зазвонил телефон. Саша потянулась к сумке, висевшей на стуле позади Светы Поповой, та принялась энергично помогать ей – и в результате совместных действий сумка грохнулась на пол. Все ее содержимое тоже оказалось на полу. Телефон замолк.
– Лиза Акулова, – подняв сотовый и поглядев на экран, констатировала Саша. – Ладно, потом ей перезвоню...
– Ой, что это! – Света Попова подняла с пола фотографию. Ту самую, которую Саша утром показывала Бородину. – Машенька...
– Да, это мама с какими-то людьми, – кивнула Саша. – Кстати, нашла это у вас на даче.
– А этого я помню! – хихикнула Света Попова, ткнув пальцем в какого-то мужчину. – Меня Машенька пыталась с ним познакомить. Но он мне не понравился – жадюга! Даже мороженое жадничал купить... И этого я тоже помню!
Замасленным пальцем Света Попова тыкнула в лицо юного Виктора Викторовича Бородина. Потом набила рот жареной картошкой.
– Я знаю, кто он, – тихо сказала Саша. – Он был маминым любовником. – Света Попова вытаращила глаза и принялась махать полными руками. Но, поскольку рот Светы Поповой был набит картошкой, она только замычала. – Что вы, теть Свет! Я к этому спокойно отношусь... – упреждающе воскликнула Саша.
– М-м-м-м... Ой... – Света Попова в очередной раз чуть не потеряла вставную челюсть. – Саш, да ты что?!
– Что?
– Какой это любовник? У матери твой никаких любовников не было, что ты!
– Вы не все знаете, теть Свет... – вздохнула Саша.
– Я лучше твоего знаю! – возмутилась Света Попова, на всякий случай кончиками пальцев придерживая искусственные зубы. – Может, этот парень и любил твою мать, но любовником ее он не был, это точно!
– Вы уверены? – насторожилась Саша.
– Ну что ж я, дура какая?.. И глаза у меня, слава богу, на месте! – рассердилась бывшая материна подруга. – Машкин любовник! Нет, кто тебе такую ерунду сказал, а?!.
Саша промолчала.
– Да, этот парень за ней таскался... Но она на него – ноль внимания! И потом, он то ли купить, то ли выменять у нее что-то хотел... я уж и не помню, что именно! Он студент, медик... То есть был им тогда!
«Купить или выменять. Точно! И отец говорил об этом... Не любовник, но любил. Я с ума сойду...»
Саша схватилась за голову. Она окончательно запуталась и теперь уже не знала, кому верить. У каждого свидетеля тех далеких событий была своя версия.
Но больше всего Саша верила Виктору, жениху. В том, что он любил маму, и теперь сходил с ума по ней, Саше, можно было не сомневаться.
«Во-первых, мама могла и не рассказывать Свете о Викторе. Во-вторых, Виктор – коллекционер. Он интересуется старыми книгами... Это Света могла запомнить, да и отец – тоже. Вот почему слова отца и слова Светы в этой части совпадают!»
subtПрошлое
Когда объявили победу, Аля опять заплакала – от радости и от горя: если бы Митя смог дожить до этого дня!
К тому времени она вновь воссоединилась со своей семьей – матерью и сестрой Зойкой. Зойке было уже шесть – все такая же ангельски-хорошенькая, забавная девчонка... Но она совершенно не помнила свою старшую сестру. Что касается Брусницына, материна мужа, то тот погиб, освобождая Берлин...
Аля работала маляром, красила стены в новых квартирах. И это ей очень нравилось. Запах краски, ровные стены без выбоин и трещин... Эти крашеные стены были для нее символом новой жизни, жизни без войны.
Потом она занималась мойкой стекол, и это ей нравилось даже больше. Чистые, прозрачные стекла, без наклеенных полосок бумаги. Стекла, которые свободно пропускают солнце. Яркие блики бегут по их поверхности...
О будущем она совершенно не думала. Ей было как-то все равно. Войны нет – вот это главное!
За ней стал ухаживать Борис Гартунг, тот самый сосед. Он даже не ухаживал, он буквально осаждал Алю, брал ее измором. Ходил по пятам и ныл, ныл... Мать пилила – чего ж ты, дурочка, ждешь? Мужиков почти не осталось, а ты нос воротишь! Может, ребеночка родишь...
И Аля в 1949 году решилась, наконец, вышла замуж за Бориса. Ей и в самом деле очень хотелось ребенка. «Если будет мальчик, назову Митей! И пусть Борька говорит что угодно, все равно по-моему будет!»
Но организм, измученный блокадой, сопротивлялся. Аля забеременела только в конце 1955-го, тогда, когда ей исполнилось уже тридцать. Ах, как она была рада, как ликовал Борис...
К тому времени они с мужем перебрались в Москву. Жили в огромной коммуналке на Арбате. Мать с сестрой Зойкой остались в Ленинграде, уезжать не захотели.
Летним вечером 1956 года Аля ехала в вагоне по Арбатско-Покровской линии. На станции «Площадь Революции» вышла – полюбоваться скульптурами. В центре зала бурлила небольшая толпа. Пробираясь сквозь нее и машинально прикрывая рукой свой уже очень приличный живот, Аля совершенно случайно услышала счастливый женский голос:
– Феденька, ты гений! И как только тебе удалось на Лемешева билеты достать!
– С людьми надо общаться, Галка. Люди – они всегда помогут! – снисходительно ответил мужской голос. Обычный мужской голос, ничем не примечательный. Ни низкий ни высокий, ни хриплый ни звонкий. Но отчего-то Але вдруг стало холодно. Мороз пробежал по коже...
Она достала из сумочки платок (взяла с собой, на всякий случай, от дождя!), повязала им низко лоб. И засеменила за этими самыми «Галкой» и «Феденькой». Глядела издалека, осторожно, боясь спугнуть.
И тут же разочаровалась. «Феденька» был страшен, как черт. Не он! А спутница его тоже находилась на сносях, что почему-то успокаивало. Ну не мог тот изверг жениться и, как все порядочные люди, мечтать о ребенке! И потом – Феденька, опять же, а не Артур... И личико сильно попорченное – наверняка бывший фронтовик, ни сном ни духом... Аля, как всегда, боялась ошибиться, боялась, что из-за нее могут наказать невинного.
Но внутренний голос подсказывал – он изменил имя. Он изменил внешность. Он старается быть как все, он завел семью, ребенка. Неужели ты снова дашь ему уйти?!
«Рост тот, форма головы – та же... Плечи тоже его! Но как-то плотней. Откормился небось!» – мелькали лихорадочно мысли.
Пара вышла из метро, медленно двигаясь к Большому театру. Аля уже поняла – они идут слушать Лемешева.
Она забежала чуть вперед, спряталась за одной из колонн.
Мужчина с женщиной чинно поднялись по ступеням. Женщина, пожалуй, была очень хороша – чуть полноватая брюнетка с ярко-алыми губами, завитками на висках. Золотые часики блестели на запястье (у Али даже обручальное кольцо было из меди!). Небедные. Как гордо она держалась за руку мужа, как важно несла впереди себя большой живот...
Аля так загляделась на даму, что едва не просмотрела мужчину. Вот он совсем рядом, вот он уже в одном шаге от Али...
Аля быстро прикрыла нижнюю половину лица кончиком своего платка. Пусть лучше ее за деревенщину какую примут, только лишь бы не узнали!