Он увидел, что дядя Коля уже в сознании, и добавил:
— Ага, а у вас, значит, тоже есть одна хорошая новость! Которая даже пришла в себя.
— Давай для разнообразия свою хорошую, — пробурчал папа.
— Изволь. Охладить удалось, температура роликов падает. Сейчас уже… в общем, падает. А значит, канат больше не будет плавиться и течь.
— А плохие?
— Во-первых, тиуферрон уже расплавился и потёк. Держимся на честном слове. И не уверен, что продержимся долго.
Дядя Коля опять закашлялся. Поломанные рёбра, туго стянутые под застывшим слоем специального отвердителя, доставляли ему сильные страдания.
— Что с тормозами? — спросил он.
— Это вторая плохая новость, — с готовностью откликнулся Джон. — Спеклись, отцепить не получается. Всё, что осталось — несколько слабеньких запасных роликов, которые бесполезны, пока не срежем слипшийся комок металла. А в качестве тормозов — ну, к примеру, можно использовать парашюты.
Мужчины переглянулись.
— Ясно, — помедлив, твёрдо сказал папа. — Я пойду, но мне нужен помощник.
— Куда пойдёшь? — спросила мама.
— Освобождать кабину, конечно. Глеб, ты идёшь со мной!
6
Глеб не мог вспомнить, чтобы мама когда-нибудь плакала. Не заплакала она и сейчас, но по ней было видно, что слёзы готовы вот-вот вырваться наружу.
— Дима, ну почему? — спрашивала она. — Почему Глеб?
— Джон обязан быть с вами: мало ли что случится при приземлении. Николаю сильно досталось, — терпеливо объяснял папа.
Он застегнул скафандр на Глебе, проверил герметичность.
— Раз, раз, — сказал отец в микрофон. — Как слышно?
Глеб поднял большой палец.
— Я тоже могу пойти, — тихо заметила Лиз.
Она стояла между Глебом и ведущим наружу шлюзом.
Мама сглотнула, покачала головой и не ответила. А Джон подбирал инструменты для работы в открытом космосе, поэтому ничего не услышал.
— Бетти, — сказал он через минуту, когда присоединился к остальным, — Дмитрию и Глебу придётся воспользоваться твоим подарком с Апофиса. Извини, но на борту другого тиуферрона почти нет.
— Конечно, — вслух ответила девочка.
Но про себя с сожалением вздохнула: плакала её снасть!
Перед тем, как выйти в открытый космос, взрослые ещё раз обсудили порядок работ. Затем наступил момент прощания — оба Зарубина, старший и младший, шагнули в тесный шлюз.
— Удачи! — хором пожелали им остальные.
— До встречи на Земле, — добавила Лиз.
— Увидимся, — ответил Глеб и помахал всем рукой.
Внутренний люк со щелчком захлопнулся, отделяя космонавтов от пассажиров. Затем с шипением уходящего воздуха открылся люк внешний. Перед Глебом предстала бездонная чернота открытого космоса с колючими огоньками бесконечно далёких звёзд.
— Ну что же, — произнёс отец. — Добро пожаловать во Вселенную!
Он первым выбрался из люка и полез наверх по тонким металлическим ступенькам. С пояса свисал прочный трос, который крепко-накрепко связывал его с сыном. Трос был коротким, но мог в любой момент удлиниться чуть ли не до километра.
— Не отставай, Глеб! — сказал папа.
Глеб, глубоко вдохнув, полез за ним. Хвататься за ступеньки толстыми перчатками скафандра было неудобно. Взглянув под ноги, мальчик обомлел от вида распростёршейся под ним громадной зелёно-голубой планеты, но тут же пришёл в себя и решил больше под ноги пока не глядеть. И меньше чем через минуту выбрался на крышу кабины.
Они с отцом подошли к ограждению центрального колодца, сквозь который был продет канат. Здесь же, у ограждения, из потолка кабины торчала небольшая труба телескопа высотой около метра. Чуть поодаль располагалась тарелка спутниковой связи. В иллюминаторе под ногами Глеб увидел пассажиров кабины — все смотрели на него и махали руками.
— Глеб, удачи! — ещё раз сказала мама в микрофон.
Было немного странно видеть, как шевелятся её губы, а потом с едва заметной задержкой приходит звук. Связь шла через ретранслятор Апофиса, сигнал запаздывал почти на четверть секунды.
— Не занимайте эфир, — строго заметил папа.
Он окинул колодец и спрятавшиеся в нём ролики долгим изучающим взглядом, потом перевёл взгляд вверх. Канат казался ровным и абсолютно надёжным.
— Глеб, остаёшься здесь, — сказал папа. — Держись за что-нибудь.
Он убедился, что сын крепко схватился за ограждение, а затем включил ракетный ранец и медленно полетел вертикально вверх. Трос между ними натянулся, безуспешно попытался сдвинуть Глеба с места и потихоньку стал удлиняться. Глеб следил за цифрами, которые высвечивались на экране шлема: сто метров, двести… триста. Удалившись на триста метров, отец крепко затянул петлю поверх каната, повис на ней и выключил ранец. Петля была крепкой, трос держал надёжно. Достав из-за пояса пистолет для резки металла, отец принялся дырявить канат насквозь. Мощный лазерный луч в семь миллиметров толщиной эффектно и эффективно испарял тиуферрон. Издали мальчику казалось, что отец работает в сером тумане.
— Главное — случайно не перерезать канат, — во время короткой передышки сказал папа. — Я стараюсь.
— Скафандр свой не порежь, — буркнул в ответ штатный пессимист из кабины.
Насквозь проделав на каком-нибудь уровне очередное отверстие, отец продевал в него конец взятого у Лиз тиуферронового троса и завязывал сложный узел. После чего спускался по этому же тросу на десять-пятнадцать метров и вновь брался за пистолет. Проверить надёжность узлов сейчас было невозможно — дёргать и тянуть этот материал не имело смысла, — вся надежда была на то, что некоторые из них выдюжат.
— Волна дошла до Апофиса, — сообщил Джон. — Одновременно по всем канатам.
— Рад за них, — ответил отец.
Ещё через полчаса он спустился до уровня кабины.
— Уф-ф! — сказал папа, спрыгивая на крышу. Кабина еле заметно покачнулась, но падать пока не собиралась. — Получилось. Эй там, в кабине — сядьте и пристегнитесь!
— Уже сидим, — откликнулась мама.
Отец положил Глебу руку на плечо и сказал:
— Теперь твоя очередь. Ты всё понял? Может, повторить?
— Не надо, — ответил тот. — Я помню.
Он ещё раз посмотрел вокруг — на солнце, звёзды и ряд бесконечных канатов по соседству — и нырнул в центральный колодец, не успев даже как следует испугаться. Трос моментально натянулся: отец подстраховывал.
— Говори, что видишь, — сказал он. — Не молчи.
— Вижу канат, — ответил Глеб. — Очень тонкий, чуть толще, чем подарили Лиз. Трубку для охлаждения вижу. Ролики… бывшие. Они какие-то страшные, оплавленные. Наверное, их и надо отрезать, да?
— Да, именно их. Не торопись, действуй аккуратно, — сказал отец.
— Погоди, — сказал Джон. — Запасные видишь?
Из пазов на стенках колодца выскочили две пары блестящих новеньких дисков, безуспешно попытались обжать истончившийся канат и нырнули обратно. Их толщина примерно равнялась радиусу — сантиметров десять.
— Вижу. Вроде всё в порядке.
— Тогда действуй. Аккуратно, — повторил отец и ещё крепче сжал в руках тиуферроновый трос.
Глеб вытащил плазменный резак, тщательно прицелился, снял с предохранителя и нажал на кнопку. Из отверстия вырвалось почти бесцветное пламя, которое моментально разогрело металл добела. Стоило немного подержать резак в одном положении, как металл начинал плавиться, вскипал и отслаивался.
— Смотри, чтобы тебя не зажало, — ещё раз предупредил из кабины Джон.
— Не зажмёт, — уверенно сказал папа. — Я за этим слежу.
— По-моему, с этой стороны всё, — сказал мальчик, отрезая последний пласт металла.
Кабина чуть накренилась.
— Всё в порядке? — спросила Валя.
— Ага, — ответил Глеб.
Теперь он перебрался на другую сторону.
— Держитесь, — сказал мальчик, принимаясь срезать оплавленные ролики.
Ждать пришлось недолго. Последний пласт металла отломился сам, и кабина камнем рухнула вниз.
Трос между отцом и сыном на мгновение ослабел, а затем резко натянулся. Глеб пролетел в свободном падении не больше метра.
— Молодец! — похвалил папа. — Мне или Джону было бы сложно туда подобраться.
— Ух ты! — воскликнула Лиз. — Опять невесомость.
— Умница, Глеб, — сказала мама. И, обращаясь к мужу, добавила: — Верни его целым и невредимым, а то я за себя не ручаюсь!
Несмотря на то, что кабина теперь летела далеко внизу, голоса пассажиров звучали так же чётко и громко, как и минуту назад.
— Верну, — ответил тот. — Не отвлекайте.
Он уже рассматривал истончившийся оплавленный канат, в котором застряли ошмётки металла. Как и говорил Глеб, здесь тиуферрон по толщине не превышал палец. Просто чудо, что канат не оборвался!
Времени было мало. Отец спустился пониже истончившегося участка каната и вновь принялся дырявить тиуферрон и затягивать свои узлы. За пять минут он успел продеть трос через три отверстия. Глеб спускался вместе с отцом, стараясь держаться метров на пять ниже.
— Высота шестьсот километров, — произнёс Джон. — Сейчас начнём тормозить.
— Я стараюсь, — ответил папа. — Сейчас, ещё одну петельку…
— Всё, Дима! Мы тормозим.
Далеко внизу от кабины отделились два небольших парашюта. Они не надулись, а захлопали и зависли над нею — даже на скорости три километра в секунду воздуха для парашютов пока было мало. Одновременно запасные ролики начали нежно притормаживать кабину, усиливая воздействие на канат. Уже через полминуты папа с беспокойством смотрел, как натягивается и истончённое место каната, и запасной тиуферроновый трос. Казалось, ещё чуть-чуть, и лопнет. Но вскоре стало ясно: обошлось!
— Вроде держит, — сказал папа. — Потрясающий материал!
— Круто! — откликнулся Глеб.
Ему уже порядком надоело висеть между небом и землёй.
Папа проделал в канате ещё пару отверстий, продел в них трос и затянул последний узел.
— Ну что, Глебушка, как смотришь на то, чтобы полетать? — окончательно убедившись, что канат не оборвётся, спросил он.