Несколько секунд трое мужчин не двигались; потом все они разом повернулись и покинули коридор.
— Они тебя боятся, — тихо сказала Джен, когда они направились следом за тремя мужчинами в главный зал.
— Они суеверны, — ответил Мило. — Невежественные кретины. Почти все рабы — это бывшие мародеры. Когда они решили, что хватит с них борьбы за существование на опустошенных землях, они подали «Властелину Панглоту» сигналы, что хотят попасть на корабль, хотя и знали, что это означает для них рабство.
Они вернулись в кабинку Мило. Теперь Джен слышала звуки из соседних кабинок за перегородками: подозрительно-приглушенные.
Мило снова указал ей на кровать, а сам сел на стул.
— Ты выглядишь лучше, — с одобрением заметил он.
— Твоими молитвами, — пробормотала она сдержанно.
Внезапно кровать слегка накренилась, и Джен пришлось ухватиться за край, чтобы удержать равновесие.
— Что это? — с тревогой спросила она.
— Ничего страшного, смена курса, — успокоил Мило.
Пол вновь выровнялся. Джен успокоилась.
— Просто невероятно. До этого момента я вообще ничего не чувствовала. Приходилось все время напоминать себе, что мы летим…
— Небесный Властелин почти все время идет гладко, даже в шторм. Конечно, когда кому-нибудь приходит в голову идиотская мысль лететь сквозь грозу, как прошлой ночью, тогда качает здорово.
— Просто ужас, — сказала Джен и содрогнулась, вспомнив об этом полете.
— А все ради тебя, — продолжал он, — и ради других минервианцев. Аристы устроили это представление, чтобы выбить из вас спесь. Но сами они больше верят в громоотвод Небесного Властелина, чем я. К тому же насколько мне известно, у корабля много повреждений. Однако вы, минервианцы, здорово напугали их вчера своими ракетами, так что можно понять, почему они перестарались.
— Наши ракеты, — с горечью сказала Джен. — Что толку от них?
— Замечательный план — и он почти сработал. Хотя я сомневаюсь в том, что его можно назвать разумным, — сухо добавил он.
— Эти лучи уничтожили ракеты — все до единой. У нас не было шансов.
— Откуда же вы могли знать об автоматической лазерной системе обороны? Многие на борту «Панглота» с огромным облегчением обнаружили, что она еще работает. Ее не включали вот уже несколько лет.
Джен нахмурилась.
— Не поняла.
— Эти лучи называются лазерами. Особая, понимаешь ли, разновидность света, которой в природе не существует. И прекрасное оружие. Небесным Властелином управляет компьютер — механический мозг — который уничтожает лазером предметы, приближающиеся к кораблю на опасное расстояние.
Джен ломала голову над тем, что сказал Мило. Мысль о «механическом мозге» казалась совершенно невероятной, так же как и о том, что свет может оказаться оружием. Но она же сама видела, как голубые лучи сжигали ракеты минервианцев.
— Если Небесный Властелин обладает такой мощью, — сказала она, — почему он не использовал ее, чтобы дотла сжечь Минерву? Зачем было сбрасывать бомбы?
— Я же говорю, система автоматическая. Аристы не могут управлять ею настолько, насколько бы им хотелось. Компьютер, который ею управляет, запечатан и где-то спрятан. Он находится отдельно от других компьютерных систем — от тех, что еще действуют, — и если технари из первоначальной группы, захватившей этот корабль, не получат к нему доступа, то у этой технически отсталой компании ничего не выйдет.
Джен непонимающе смотрела на него.
Он глубоко вздохнул.
— Ну ладно, попробую объяснить по-другому: лучи — чисто оборонительное оружие, которое действует помимо воли аристов. К тому же лучи направлены только на неодушевленные предметы — неживые, вроде ракет и прочих снарядов. Они не могут уничтожить и птицы, не говоря уже о человеке.
— Почему же в этом Небесные Властелины такие добрые, а в остальном — такие жестокие? — спросила она, вконец сбитая с толку.
— Потому, моя невинная амазоночка, что первоначально у Небесных Властелинов было совсем другое назначение… Вообще-то их называли Небесными Ангелами, ибо они спустились с небес.
— С небес?
Мило ткнул пальцем в низкий серый потолок.
— Ну да, с небес. Точнее, из внешнего космоса. Они были построены на гигантской орбитальной космической фабрике почти в тысяче миль от поверхности Земли.
Джен взглянула на него с подозрением. Что он, смеется над ней, или в самом деле сбрендил?
— А как можно было построить фабрику так далеко от земли, да чтобы она еще не упала при этом вниз?
Мило закатил глаза в преувеличенном отчаянии.
— Мне некогда сейчас преподавать тебе элементарные законы природы. Уж поверь на слово — в старину люди умели выходить в космос. В ракетах, вроде тех, какими стреляли вы, только размером побольше. Да-да! И знай — когда поднимаешься высоко вверх, за пределами неба притяжения больше не чувствуешь. Именно из-за отсутствия притяжения Небесных Ангелов создавали в космосе. Специальные сплавы и материалы, из которых строился каркас и внешняя обшивка кораблей, можно было произвести только в невесомости. Они чрезвычайно прочные, но сверхлегкие.
— Понятно, — кивнула Джен.
Мило усмехнулся:
— Да неужели? Сомневаюсь. Вы, минервианцы, веками кисли в невежестве. Я расскажу тебе еще кое-что, что тоже покажется тебе невероятным. В космосе были не только фабрики, но и города. На орбите вокруг Земли, и на Луне, и на Марсе.
— Сдается мне, что ты сегодня немного перебрал крепкого пива.
Он снова засмеялся.
— А, так ты и про пиво знаешь. Рад слышать, что у вас, амазонок, имеется хоть один порок. И что, много в Минерве пили пива?
— Очень много, — признала она. — Правда, когда запасы зерна иссякли, мы перестали варить сусло. Ко вчерашнему дню в хранилищах мало что оставалось, и рационы были урезаны. У нас, правда, был спиртовой завод, но питьевого спирта он не производил, только технический. Для стряпни, отопления и прочего.
— Пропанол, да? Или бутанол?
Она пожала плечами.
— Мы называли его просто спиртом. Он готовился в таких больших чанах на заводе. В них плескалась какая-то коричневая масса, живая. Ее нужно было кормить — листьями, травой, объедками, чем угодно — она-то и делала спирт.
Мило кивнул.
— Знаю, о чем ты говоришь. Это синтетические бактерии, которые перерабатывают органику в бутанол или пропанол. Жаль, что генная инженерия ныне — утраченное искусство. Немножко повозиться бы с этими бактериями — и у вас был бы чан, производящий чистейший этиловый спирт. Его можно пить.
Джен была шокирована.
— Неужели, по-твоему, мы пошли бы на такое кощунство, даже если бы умели?
— А почему бы и нет? Ведь вы же уже пользовались «злой» наукой, столько лет эксплуатируя ваш завод.
— Но я уверена, никто в Минерве не знал, что завод — дело рук генных инженеров… — возразила Джен.
— Кто-то должен был знать.
— Ни одна минервианка не стала бы пользоваться тем, что создали генные инженеры — эти мужчины, которые больше всех виноваты, что мир стал таким, какой он есть.
— Какое ханжество! — рассмеялся Мило. — Во-первых, среди генных инженеров было немало женщин. И Минерва в старые времена не стеснялась обращаться к этой науке, и результаты налицо. Стоит посмотреть на ваших минервианских мужчин… да что там — взгляни на себя, в конце концов.
— На себя?
— Ты представляешь собой так называемый Первичный Стандарт согласно Генетическому Уставу Объединенных Наций 2062 года. Это дает тебе массу преимуществ перед всеми предшествующими поколениями. Во-первых, твоя продолжительность жизни — двести с чем-то лет, а физически ты никогда не станешь старше тридцати пяти — и даже этого возраста не достигнешь в ближайшие сорок лет. Таким образом ты избавлена от кошмаров старости, и твоя смерть, если она будет естественной, окажется быстрой и безболезненной.
К тому же у тебя феноменальная иммунная система, — продолжал Мило. — Врожденный иммунитет ко всем распространенным инфекциям и к болезням вроде рака, которые так долго были бичом человечества. Конечно, ты уязвима для более изощренных вирусов, специально созданных и выпущенных в разгаре Генных войн, и для некоторых плесеней-мутантов, которые сейчас распространяются повсюду, но эти недостатки есть у всех людей Первичного Стандарта — в целом же тебе очень повезло. У тебя невероятная способность к выздоровлению — твои кости срастаются очень быстро, если они сломаны, а нервные клетки восстанавливаются. Травмы, от которых твоих предшественников мог бы разбить паралич, у тебя проходят в течение нескольких недель. К тому же и менструации у тебя бывают лишь раз в двадцать лет, если ты не забеременеешь в период размножения.
Мысли Джен лихорадочно метались.
— Что раз в двадцать лет?
— Менструации, — повторил Мило, забавляясь ее растерянностью. — Во времена, предшествовавшие Первичному Стандарту, у женщин были менструации каждый месяц, с пубертата до менопаузы. — Заметив, что она ничего не понимает, Мило замолчал. — И чему тебя учили в твоей Минерве? Что ты знаешь о своем организме?
— Меня учили жить в гармонии со своим телом, — отвечала Джен. — Медитировать и принимать энергию Богини-Матери…
— Нет, не то, — тут же оборвал он ее. — Тебя учили, как работает твое тело?
— Да. Конечно.
— Ты знаешь, что такое репродуктивная система? Что когда ты рождаешься, в тебе уже есть яйцеклетки?
Джен кивнула утвердительно.
— А знаешь, сколько их — этих яйцеклеток?
— Думаю, сто или около того.
— Правильно. Но в прежние времена девочка рождалась, имея в яичниках полмиллиона яйцеклеток.
— Ну да… — недоверчиво сказала Джен.
— Именно так. А потом, когда девочка достигала половой зрелости, то есть ее репродуктивная система начинала действовать, яйцеклетка для оплодотворения опускалась у нее в матку ежемесячно. Если в течение двух недель оплодотворение не происходило, ее выбрасывало из матки вместе с оболочкой. Это называлось менструацией, и, хотя женщины переносили ее по-разному, большинство считало эти ощущения весьма неприятными. Кровь, боль и связанное со всем этим психическое угнетение. Когда яйцеклетка находилась в матке, гормоны готовили внутренние половые органы к