Герсий медленно листал книгу, которую взял из шкафа в гостиной. Он не особо вникал в написанные слова, но отвлекаться от боли и переживаний приключенческий роман помогал здорово. Последний раз ему удавалось сосредоточиться на книге лет в двенадцать, когда он жил в доме мистера Валентина Вилфорда. Герсий тряхнул головой, поморщился и вернулся к тексту, лишь бы не вспоминать то время.
В соседней комнате Джейлей крепко сжимал руку сестры и надеялся, что с ней все будет в порядке. Селестина говорила, что каждый из них поправится и через несколько дней они смогут отправиться дальше, но, смотря на Джодеру, он сомневался в правдивости ее слов. Холодный пот стекал по лицу, Джейлею было трудно дышать. Пульсация то прекращалась, то снова начиналась, и каждый раз он проклинал все на свете: ощущения напоминали ему о том, как много лет назад один из инструкторов по приказу Ирмтона Пини поставил ему клеймо не моргнув и глазом. Джейлей уже не помнил, сколько лет им с Джодерой тогда исполнилось, но боль, которую они испытали, по-прежнему казалась адской.
Джодера сжимала его руку в ответ, а потом ее пальцы расслаблялись и снова сжимались. И так по кругу. Он попросил Эванжелину выйти, хотя знал, что ей тоже нелегко, знал, что ей бы тоже полежать, поспать подольше, отдохнуть, пока есть возможность. Когда она вышла, Джейлей думал, что сойдет с ума от стыда: как ему только хватило ума выставить Эванжелину за дверь? Но потом он услышал стон Джодеры, и все мысли улетучились, оставив после себя неслышные мольбы.
Они с сестрой никогда не отличались особым терпением и рассудительностью, зачастую действовали на эмоциях, а потом жалели. Вероятно, поэтому часто проигрывали бои. Джейлей выдохнул и осторожно лег рядом.
– С тобой все будет хорошо, – прошептал он.
Его бросило в холод, и он побыстрее закутался во второе одеяло. Потом бросило в жар, и Джейлей хотел скинуть одеяло, но оно вдруг стало таким тяжелым. Веки невольно закрывались, он все так же сжимал руку Джодеры, но хватка постепенно ослаблялась. Капелек пота на лбу и на всем лице прибавилось, дыхание стало тяжелее.
Прежде чем отключиться, Джейлей заметил, как дверь открылась и на пороге появилась Уна. Кажется, лицо ее выражало беспокойство.
Спустя еще три дня, когда жар поднимался все реже, а силы медленно, но прибавлялись, Эверлинг вдруг заявил:
– Завтра мы уходим.
Они сидели в гостиной за ужином, Уна по просьбе Эванжелины, Джодеры и Джейлея присоединилась к ним. Селестина совсем не возражала.
Все уставились на него, кто-то удивленно, кто-то понимающе. Кто-то согласно закивал. Селестина нахмурилась и протянула задумчивое «хм», а потом положила вилку на тарелку.
– Еще два дня. Потом, так уж и быть, уходите, – настойчиво произнесла она.
– Исключено. Мы и так пробыли у вас слишком долго, – наотрез отказался Эверлинг.
Селестина хотела снова возразить и привести аргументы, которые убедили бы если не Эверлинга, то остальных, но Эванжелина с добротой в голосе прервала их спор:
– Селестина, мы очень благодарны вам. Но нам правда уже пора. Мы не можем дальше продолжать рисковать своими жизнями и вашими с Уной. Чувствуем мы себя уже в разы лучше, так что… Нам правда пора.
С Эванжелиной Селестина препираться не стала, только недовольно хмыкнула, а после вернулась к ужину. За весь оставшийся вечер она не проронила ни слова.
К следующему утру Селестина начертила маршрут на карте, добавив несколько своих заметок. Со слов Селестины, Воронам принадлежал целый район на севере Партума, недалеко от разрушенной железнодорожной станции. В том районе полицейские патрули если и стояли, то все непременно были подкуплены Аланой – той, кто возглавляла банду уже больше десяти лет.
Когда солнце только начало освещать мрачные улицы города, все уже собрались в коридоре. Селестина отдала им часть своей одежды, собрала небольшую сумку с медикаментами и несколько раз повторила:
– Не забывайте обрабатывать раны.
Они только кивали и соглашались. Эверлинг – раздраженно, Герсий – отстраненно, а Эванжелина, Джодера и Джейлей – с неприкрытой радостью и благодарностью.
– Вот вам немного денег. Не отказывайтесь! – воскликнула Селестина прежде, чем кто-то успел ей возразить. – Вам нужнее, чем мне. Да и я не обеднею, если сделаю вам такой подарок. Возьмите не ради себя, а ради моего погибшего внука. – Она многозначительно посмотрела в сторону Эверлинга.
Он на секунду перестал дышать, его рука замерла на полпути к сумке с медикаментами, которая стояла на полу. Ее взгляд Эверлинг чувствовал на своей спине и не хотел поворачиваться. Как можно медленнее выдохнул и ответил:
– Ладно. Раз вы так хотите.
Он приложил ладонь к месту ожога и надавил так, чтобы почувствовать боль, но не навредить. Быстро убрал руку и наконец подхватил сумку, все же развернувшись. Селестина вручила ему небольшой холщовый мешочек, в котором лежали скрученные купюры.
Все посмотрели на них, чувствуя, как в комнате возросло напряжение. Эванжелина потянулась к Эверлингу, чтобы забрать лекарства. Джейлей переглянулся с Джодерой – они всегда так переглядывались в непонятных ситуациях. Герсий наблюдал молча.
– Мальчик, я же сказала, ты не виноват в смерти моего внука. Я знаю, что ты не хотел его смерти, тебе пришлось. И именно поэтому я прошу тебя и вас всех: сбегите из этой поганой страны и начните новую жизнь. Я не обеднею от того, что отдала вам часть своих денег. – Селестина сжала его плечо.
Она и Эверлинг посмотрели друг другу в глаза. А потом Селестина добавила:
– И поговори с ним наконец! На вас смотреть тошно. Цепляетесь друг за друга, как утопающие, а обсудить толком – не можете. Как дети малые! – И она важно прошагала к Эванжелине, даже не думая выслушать ответ.
Эверлинг никогда не предполагал, что умеет смущаться, тем более так сильно, и искренне надеялся, что Герсий не слышал ничего из слов Селестины. Он действительно дорожил Герсием: беспокоился о нем, потому что они вместе прошли через многое. И в то же время бесконечно злился на него – не мог не злиться, не мог простить, как тот подставил Эверлинга пять лет назад.
Отсчитав четыре удара сердца, Эверлинг заставил себя посмотреть на Герсия, чтобы убедиться, что, во-первых, Герсий ничего не слышал, а во-вторых, Эверлинг точно не цеплялся за него.
Герсий смотрел на него так, словно чего-то ждал, и Эверлинг молча проклял весь мир. Потом откашлялся и поспешил убраться из дома Селестины.
– Долго еще будете топтаться на одном месте? – в привычном раздражении спросил Эверлинг.
Герсий, попрощавшись и пожав руку Селестине, тихо вышел. Эванжелина и Джодера долго обнимались с Селестиной, а та всунула им еще одну сумочку и что-то шепнула. Они расплылись в улыбках и рассыпались в благодарностях, приняв неожиданный подарок, и только потом вышли. Джейлей тоже легко обнял Селестину и расцеловал ее в обе щеки на эмоциях.
Когда Эверлинг остался с Селестиной один на один, махнул ей рукой и на прощание бросил через плечо:
– Постарайтесь не попасться им и выжить, чтобы встретиться с нами и почтить память вашего внука.
Эверлинг вышел.
Лучи предрассветного солнца не слепили и были мягкими, никто не жмурился от их яркости и резкости. Улицы пустовали, словно в городе никто не жил. Джейлей уставился в карту, несколько раз просмотрел маршрут, начерченный Селестиной, и указал на северо-восток.
Выдвинулись молча. Джодера нетерпеливо заглянула в сумочку, которую им с Эванжелиной отдала Селестина, и широко, довольно улыбнулась, а потом прижала ее к себе. Такой счастливой она не была уже очень давно, и Джейлей сам невольно радовался. Вспоминая ее состояние каких-то два-три дня назад, он просто был благодарен всем высшим силам, что сейчас сестра улыбалась.
– Что она подарила вам? – первым нарушил тишину Герсий.
Он никогда не отличался особым любопытством, но, когда двух его подруг чуть ли не распирало от счастья, не мог остаться равнодушным.
– Платья, – пожала плечами Эванжелина. – Те, которые мы мерили в первый день.
Она тоже радостно улыбалась и шла легкой припрыжкой, но едва они свернули с улицы, на которой жила Селестина, сразу же притихла, как и все остальные. Ночные патрули полицейских скоро должны смениться дневными, и главной задачей было не наткнуться ни на одного из солдат.
После ночи оставался небольшой туман. Утренняя прохлада казалась приятной и словно предлагала вернуться в дом, чтобы поспать еще пару часов. Джейлей сверился с картой.
– Пешком идти около часа, – сказал он.
– Да, Селестина говорила об этом, – подтвердила Джодера, наконец отлипнув от подарков. – Примерно час, если совсем медленно, то полтора.
– А если быстро, то минут за сорок должны управиться, – продолжил Джейлей.
– А если бегом, то за полчаса точно доберемся, – вклинился Эверлинг.
– Только давайте мы не будем бежать, – возразила Эванжелина.
– А ты что скажешь? – обратился Эверлинг к Герсию.
Тот пожал плечами:
– Согласен с Эвой. Мы можем ускориться, но переходить на бег не стоит. Во-первых, привлечем ненужное внимание. Во-вторых, устанем. В-третьих, Селестина рекомендовала не перенапрягаться.
Повисло неловкое молчание, после которого Эверлинг хотел что-то ответить, но прикусил язык, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. Слова Селестины не шли у него из головы, и ему требовалось несколько минут, чтобы просто подумать и точно решить: никаких чувств он не испытывает. Он тряхнул головой и, обойдя Эванжелину, подошел к Джейлею.
– Тогда просто быстро идем, никаких остановок не делаем, если только кому-то не станет плохо, – заглянув в карту, произнес Эверлинг.
Все с ним согласились.
Никаких объявлений по городу не висело, а это значило, что король Иоганн либо не хотел поднимать панику в Партуме, либо Ирмтон Пини еще не сообщил королю о побеге. Оба варианта были им только на руку. Слухи слухами, и они расползались всегда быстро, но пока не появились официальные новости, аристократы не начнут поднимать шум, а обычным жителям, никогда не бывавшим на арене, маги-бойцы, сражающиеся на потеху знати, казались чем-то далеким и нереальным.