Дракон был метров двенадцати в длину, считая от кончика хвоста и размах кожистых крыльев у него был, судя по всему, будь здоров.
— Что да, то да, — согласился с Лизой Иан. — Комплекция не птичья, но что мы знаем о птеродактилях?
— Вопрос не ко мне, — пожала плечами Лиза, продолжая рассматривать чудовище, покрытое серой с тусклым зеленоватым отливом кожей, темно-коричневые клыки и черный вертикальный зрачок в форме веретена.
— Это был риторический вопрос, — уточнил свою мысль Райт.
— Ну, так переведи его в практическую плоскость, — предложила Лиза. — Позови в помощь доктора Аллена и вот хотя бы моего родственничка. Шумский мужчина опытный, весь мир объехал, но главное он образованный: университет в Юрьеве закончил, то ли медицинский, то ли биологический факультет. Авось и подскажет что-нибудь дельное.
— Ладно, посмотрим! — кивнул Райт.
— Давайте, ребята, спустим его на нижнюю палубу, — мягко приказал он матросам. — Там и займемся… гм… изучением подробностей.
Стемнело не так скоро, но в конечном счете дошло и до этого. Сначала сгустились вечерние сумерки. Потом наступила ночь. К этому времени «Звезда Севера» уже отошла от стены кратера и легла в дрейф, что для воздушного корабля совсем не то же самое, что для морского или речного. Якорей на таких высотах нет и быть не может, и без дежурного пилота, бдящего «на рычагах», никак не обойтись. Однако учитывая обстоятельства, одним лишь пилотом не ограничились. Выставили еще и охранение. Иди знай, кто тут летает по ночам. Зачем летает. И в каком количестве. В любом случае рисковать не стоит, а береженного — это все знают — сам Бог бережет.
Пока Лиза, как и положено командиру, занималась первоочередными делами, — которых на нее свалилось вдруг столько, что только держись, — сама не заметила, как закончился день. Когда входила в свою каюту, как раз пробили в рынду две склянки. Десять часов вечера, то есть самая настоящая ночь.
Она включила в салоне свет, плеснула себе в хрустальный стакан на два пальца односолодового ирландского виски, закурила и села в кресло, чтобы подвести итог событиям прошедшего дня, да и вообще привести мысли в порядок.
«Итак, мы в Лемурии, — констатировала она, пыхнув папиросой. — Знать бы еще, что это означает!»
Означать это могло все, что угодно. И Лемурию, как остров или континент на планете Земля, и Лемурию, как иносказательное название чужого мира, другой планеты, иной реальности. Интуитивно Лиза склонялась ко второму варианту, хотя и не смогла бы объяснить, отчего так. Твердых доказательств у нее не было. Даже рисунок звездного неба над кратером ничем не отличался от того, какой возникал обычно в этих широтах над Индийским океаном.
«И все-таки не Земля!»
Откуда пришло это знание? Бог весть! Но Лиза уже научилась не удивляться таким вещам. Интуитивное знание. Сверхчувственное восприятие. Инстинктивное постижение. Что-то такое, что не объяснишь словами, неуловимое и эфемерное, но в то же время сущее, подлинное, живущее в ней самой, как неотъемлемая способность.
— Не Земля, — сказала Лиза вслух, словно произнесенные, пусть даже шепотом, слова обретают иной смысл. — Не Земля или все-таки Земля, но совсем не та.
И ведь все это уже однажды ей снилось. На самом деле, даже не однажды, а как минимум трижды. И не снилось даже, а пригрезилось. Приоткрылось в час испытаний, показав картину еще не случившегося будущего. Лиза видела тогда и туннель, заполненный клубящейся бурой мглой, и огромную кальдеру, на краю которой она однажды стояла. И, значит, есть шанс, что и покинутый город тоже лежит где-то за кромкой кратера в мертвой жаркой пустыне. Лежит, засыпанный мертвыми песками, и ждет ее, Лизы, возвращения, как ждут ее в великом долготерпении и те отлитые из металла фигуры, что стоят на золотом песке в глубинах озера, прозрачного, как оптическое стекло, и холодного, как арктические льды. Ей было очевидно сейчас в тишине чужой ночи, что между тем и этим, между ней самой и этим местом существует некая неочевидная, но несомненная связь. Но вот вопрос, отчего тогда молчит афаэр? Ведь все началось именно с него, с ключа, открывающего пути. Но, с другой стороны, Лиза и без афаэра оказалась способна чувствовать и видеть то, о чем никто кроме нее даже не подозревал. Так что же он такое, этот ее афаэр, позвавший Лизу однажды в самое сердце гибельной пустыни, позволивший себя там найти и отдавшийся Лизе в качестве то ли друга, то ли приза? Ключ? Условие? Знак власти?
Много вопросов и мало ответов. Но если быть честным перед самой собой и не принимать желаемое за действительное, Лиза ничего существенного про афаэр так и не узнала. А все, что узнала, имело как минимум два толкования, а то и больше. Гораздо больше. И выбрать единственно верную интерпретацию не представлялось пока возможным. Слишком мало фактов, слишком много впечатлений.
Лиза выбросила в пепельницу все еще дымящийся окурок, встала из кресла и подошла к панорамному окну. Повозившись пару секунд с замками, она освободила стопоры и открыла одну из створок, впуская в салон воздух лежащей за бортом терра инкогнита. Здесь — в этом неведомом мире — было довольно жарко даже теперь после захода солнца, но воздух при этом был чист и напоен странными, незнакомыми, но приятными ароматами. Сейчас запахи и звуки этой чужой земли проникли в каюту Лизы, даровав ей мгновение чуда, когда человек способен узнать — в смысле узнавания, а не познания — даже то, чего никогда прежде не встречал.
В дверь постучали.
«Что ж, сколько веревочке ни виться…»
Лиза оставила окно, без спешки, словно преодолевая собственное почти детское не хочу, подошла к двери и впустила Рощина в каюту.
— Только без нотаций! — мягко попросила она, попробовав быть не «однополчанином» и уж тем более не командиром, а просто женщиной.
— Я не собачиться пришел, — покачал головой Рощин. — Но ты задолжала мне пару ответов на самые животрепещущие вопросы. Согласна?
— Ты прав, — не стала спорить Лиза, признавая, что так оно и есть, задолжала, чего уж там! — Входи, располагайся, налей себе чего-нибудь выпить и давай поговорим.
Рощин взглянул на нее с недоверием, едва ли не с растерянностью. Он явно не ожидал такого поворота. А Лиза вернулась в свое кресло и сидела в нем, молча наблюдая за тем, как Рощин приходит в себя. Идет к поставцу, наливает себе что-то наобум из первой попавшейся под руку бутылки. Закуривает, поминутно оглядываясь на нее и словно бы спрашивая, у нас все в порядке? — и, наконец, идет к дивану, чтобы сесть напротив Лизы и задать свой первый вопрос.
— Ты знаешь, я не задаю лишних вопросов…
Так и есть, не задает. Ни о чем не спросил и тогда, когда она сунула ему пару «фантиков» из вощеной бумаги и сказала, что если что, пусть всыплет порошок в четверть стакана водки или коньяка и вольет ей в рот. Впрочем, нет. Спросил.
— Как узнать, что это то самое? — вот что он тогда спросил.
— Увидишь, поймешь, — ответила она.
И вот случилось. Увидел. Понял. И действовал безукоризненно, но вопрос созрел.
— У меня бывают такие приступы, — медленно сказала Лиза, отвечая на не заданный полковником вопрос. — Обычно я держусь до последнего, не теряю контроля и все такое, и успеваю принять эту гадость сама. Но и на старуху бывает проруха, и это был именно такой случай.
— Что за приступы?
— Вадим, ты меня голой видел? — криво усмехнулась Лиза. — Вопросы остались?
— Но тебя же признали годной к строевой, разве нет?
— А они ничего об этом не знают, — объяснила Лиза, доставая из портсигара очередную папиросу. — Я им не рассказывала, а сами не догадались. Я, в принципе, здорова, Вадим, но иногда все-таки прихватывает, и никто не знает отчего.
— Может быть…
— Да нет! — отмахнулась Лиза. — Все перепробовали. И все без толку. Искали, но не нашли.
— А этот порошок?
— Его сделал для меня Леонтий Тюрдеев, это…
— Твой бывший, — кивнул Рощин.
— А ты откуда?.. — удивилась Лиза.
— Навел справки, — лаконично ответил Рощин.
— Ладно, — кивнула Лиза, закуривая, — переходим к следующему вопросу.
На самом деле, о том, что Рощин станет наводить справки, она даже не подумала. А он взял и навел. Или ему помогли. Могла же найтись на борту какая-нибудь особенно добрая душа?
Впрочем, как тут же выяснилось, это были всего лишь цветочки. Ягодки ожидали Лизу впереди.
— Ты колдунья? — неожиданно спросил Рощин.
— Это ты так галантно приглашаешь меня раздвинуть ноги, или вопрос по существу? — попыталась она спустить неудобный вопрос прямиком в унитаз, но полковник не поддался.
— О господи, Лиза! Ну, зачем этот цинизм? — покачал он головой. — Ты же умная воспитанная женщина. При мне-то зачем разыгрывать комедию? Изображаешь из себя не пойми что, то ли ниенскую шлюху с Гнилого конца, то ли еще кого…
— Ну, так шлюхи они забавные в постели, разве нет?
— Лиза!
— Ты что, действительно хочешь об этом говорить?
— Полагаю, пришло время, — твердо ответил Рощин. — Слишком много непоняток, на которые я по умолчанию обязан закрывать глаза. Но, согласись, такое положение вещей долго сохраняться не может. Так что да! Полагаю, пришло время объясниться.
— Ну, пришло так пришло, — тяжело вздохнула Лиза. Ей не хотелось рассказывать Рощину про всю эту маету. Да и нельзя было. Слишком много слишком серьезных секретов могли ненароком всплыть на поверхность. И не то чтобы она не доверяла полковнику. Как раз ему, как ни странно, — или, напротив, вполне закономерно, — доверяла. И все-таки, все-таки… Ее тайны имели уж больно специфический характер. Так что если и рассказать что-то, то, очевидно, не все. И, разумеется, без некоторых особенно пикантных подробностей.
«Без подробностей!» — решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Во всяком случае, так ей казалось.
— Плесни мне еще, будь добр, — протянула она Рощину стакан. — Не на сухую же глотку посвящать тебя в тайны мадридского двора!