— Так вот, — продолжил свой рассказ Райт, — колонизировали Мексику в основном кастильцы, каталонцы и васконы из Наварры и Аквитании. В восемнадцатом веке, когда Аквитания ослабла и ужалась до нынешнего своего жалкого состояния, Кастилия подмяла под себя все прочие колонии, даже шведский и нидерландский анклавы. Нидерланды единственные, кто мог бы дать им укорот, но они в ту пору сцепились с англичанами, и им стало не до Мексики. В результате к началу девятнадцатого века Мексика сложилась как единое государство, даже получила независимость.
— Это предыстория. А вот теперь сама история, — пыхнул трубкой Райт. — Видишь ли, какое дело, у кастильцев с местным населением, то есть с индейцами, не смешивались только аристократы, а вот у всех прочих колонистов модус операнди был иным. Они предпочитали свои общины, тем более что в Мексику перебралась чуть не половина населения прежней Великой Аквитании. Они и каталонцы не затем бежали из Старого Света, где им грозила потеря культурной и этнической идентичности, чтобы вместо франков или готов смешиваться с индейцами, метисами или креолами. Поэтому и революция 1857 года была не столько либеральной, сколько национальной. Мексиканские элиты, читай, кастильские, все еще не переварили отделение Техаса, и их жутко напугали попытки потомков аквитанских и каталонских колонистов создать некие автономии — штаты — в границах бывших европейских колоний. И эти умники не нашли ничего лучшего, как поднять бедных против богатых, то есть натравить городскую голытьбу и крестьян — большей частью индейцев и метисов — на зажиточных колонистов. Началась революция. Поджигатели большей частью сгорели вместе с лесом, а в Техас устремились потоки беженцев. Это был настоящий исход. По некоторым данным, в Техас переселилось тогда до полумиллиона мексиканцев, и, как ты понимаешь, это были отнюдь не индейцы. Правда, под это дело Техасская республика прирезала себе и немного мексиканской землицы. Тускон, Феникс, Юма и далее до самого тихоокеанского побережья. Я имею в виду Тихуану и Энсинаду. Мексиканцы бросились было возвращать потерянное, но батальоны, сформированные из беженцев, буквально вырезали армию генерала Фернандеса. Тогда же техасцы вместе с Тихоокеанским союзом отбились и от янки. Вот с тех пор и тянется эта бесконечная история. Война, затишье, снова война. Янки тоже имеют в этом деле свой интерес, но ни разу не выступили ни за тех, ни за этих, хотя оружие готовы продавать и тем, и другим. А вот Испания уже пару раз вмешивалась, хотя и в неявном виде. Но, похоже, на этот раз Испания готова открыто вступить в войну, чтобы насолить янки, с которыми они не поделили Флоридские владения.
— То есть «Звезду Севера»… — поняла Лиза смысл рассказанной Райтом истории.
— «Звезду» мобилизуют, как и предусмотрено законом, — пожал плечами Райт. — Вот доберемся до Роттердама, разгрузимся, спишем часть экипажа, тебя я тоже имею в виду, и пойдем в Хьюстон. Там сойдут остальные, их заменят наши техасские резервисты, и «Звезда» снова станет легким крейсером.
— Под твоим командованием?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я, Лиза, капитан резерва и должен принять под начало тяжелый крейсер.
— Какое у тебя звание? — Вопрос интересный, но Лиза его ни разу не удосужилась задать, хотя и знала, что Райт резервист флота республики Техас.
— Коммандер.
— Кап-два, — кивнула Лиза. — Круто!
— И не говори! — улыбнулся Райт.
— А я все думала, что тебя понесло вдруг в посольство! Да еще три раза за четыре дня.
— Права, — согласился арматор. — Я когда услышал по радио новости, послал куда следует шифровку. Они мне ответили и, узнав наш маршрут, попросили зайти в наше посольство в Тулиаре. Вот я и зашел.
— Ясно! — не дожидаясь Райта, Лиза выпила очередную рюмку мескаля, заела клубничиной, закурила. — Переходи к главному блюду, Иан. Есть же у тебя в запасе какая-нибудь особо скверная нежданка!
— Есть, — не стал спорить Райт. — Но я бы не стал использовать эпитет «скверный» при описании моего сюрприза.
Он поднялся из кресла, прошел к письменному столу и вернулся с двумя внушительного вида пакетами из плотной шелковой бумаги белого цвета. Золотое тиснение, печати красного сургуча и черная тушь прилагались.
— Ну, и что это такое? — спросила Лиза, хотя уже догадывалась, чем бы это могло быть.
— Это письмо, — протянул Райт один из пакетов. — Тебе от президента республики Техас доктора Томаса Уилорда Рэтлифа.
— А во втором что? — прищурилась Лиза, чувствуя, как испаряется из крови весь веселый мексиканский хмель.
— Сначала прочти письмо, — предложил Райт, откладывая второй конверт в сторону.
— Это то, что я думаю?
— Ну, — усмехнулся Райт, — откуда же мне знать, Лиза, о чем ты думаешь?
С этими словами он вручил Лизе пакет, на котором каллиграфически было выведено по-франкски:
Ее сиятельству баронессе Елизавете фон дер Браге
Конец третьей книги