Аль собрал свою троицу, пошушукались. Сказали все Раду Скале.
— Демон с твоей математикой, — в сердцах бросил тот. — Лепи, как Дух Жизни на душу положит.
А у рыжего уже голова кругом шла. Он услышал:
«Лепи, как Дух Жизни».
А как это? Да чтобы хорошо получилось! Иначе и сам подохнешь, и близких погубишь. Но думать-то некогда! Придется ваять, как рисуешь, — на глаз.
Он сунул стило за ухо, взял распорки, наделал отметок и сам распилил.
— Ух! — выдохнул Рад, с ходу прикинув длину и все, что в итоге получится.
Первый помощник задумался, понимая, что настал момент истины. Мужчины распарили доски, закрепленные на концах, начали их раздвигать и растягивать. Ох, и тяжело же было! Раскрасневшиеся тела бугрились огромными мышцами. Пот лил градом. А лица как плавились. Когда человек на пределе усилий — лучше ему в лицо не смотреть.
— Вставляйте! — рявкнул наконец Рад.
Парни поняли сразу. Тед и Аль, взяв распорку, со скрипом воткнули ее посередине. Рыжий глянул: да, правильно. Пришел черед следующих распорок. Они тоже вроде на месте.
Рад перевел дыхание, шумно вздохнул и утерся. Взглянул на работу.
— Нормально, — сказал он. — Парень, ты молодец.
Пока главный строитель, едва переведя дух, отворял баню настежь, Аль, потупившись, вылетел вон. И увидел, что Хромой Харт, поудобнее вывернув правую ногу, сидит на земле и улыбается. За спиной старика маячит обеспокоенный Сиг.
Увидев, что баня открыта, Харт тяжело поднялся, заковылял внутрь. Лицо его стало серьезным и озабоченным.
— Ну? — спросил он, тряся головой. Работники стояли полукругом; на полу лежало то,
что должно было стать краем палубы корабля.
— Кораблик будет неправильным, — вымолвил Аль, глядя на Харта.
— Ну! — подтвердил тот.
При этом лицо инвалида сияло. А над островом брезжил рассвет.
С тех пор они так, по ночам, и работали. Рад Скала ни с того, ни с сего осознал, что он вовсе не «ранняя пташка», а здоровенный ночной хыг[9]. Таращит глаза по ночам, говорит «ух!». И характер угрюмый. Ну, как он теперь называется, если ночами не спит? Разумеется, хыг. Во всяком случае, Раду нравилось в это играть. Почему бы существу, которое только выглядит как огромный мужчина, а в душе он ребенок, не поиграть в удобное для него время суток? Особенно если есть с кем? Этот рыжий играет всерьез. А еще по ночам нет вредных дядек, вроде старейшины Вара. Они дрыхнут в сараях и не суют свой длинный нос в серьезное дело.
Имелась еще пара причин, по которым работали ночью. Восемь дюжих работников, помогавших Раду в первую ночь, увлеклись. Видимо, тоже играли. Потому изменили режим и спаялись в команду. В нее вошли и строители острова. Тоже, видимо, были не очень-то взрослыми.
Не спал по ночам и Харт. Сидел во дворе возле бани и лупал глазами. У старика они были точь-в-точь, как у хыга. Круглые, желтые, чуть ли не светятся. «Ух!» вполне органично вписалось в его лексикон и значило одобрение. Правда, Харт похудел от постоянного возбуждения. Поэтому Сиг, понятное дело, тоже не спал по ночам. Попытался тоже ночным хыгом заделаться. Но не очень-то вышло. Сумеречный чик[10] получился какой-то. Эти бдения давались дядюшке Сигу с трудом. В сон постоянно клонило. Да и темноты он побаивался. Зато исправно следил за здоровьем и состоянием Харта. А еще вставал днем, шел на кухню, припасал там еду, а потом таскал ее ночью в предбанник.
К рассвету на двор выносили овальные звенья будущей лодки, распахивая все шесть створок дверей бани. Аль смотрел на них и пытался понять, лодка у них получается или все же кораблик. Но так и не понял.
— Гы! Ух! — комментировал происходящее Харт.
Впрочем, он постепенно вспоминал человеческие слова. И уже выдал строителям пару бесценных советов.
Был еще один повод работать в темное время суток.
— Гнуть дерево лучше ночью, — объяснял Рад. — Чтобы сушить по утрам. И предрассветная роса не ложится — мы ж в это время работаем. А утром солнце не жарит, а гладит. И досочки сохнут. Так — до полудня. А когда солнышко жарить начнет — то, считай, доски уже попривыкли. Трещин не будет. И ничего не рассохнется.
Строители острова кивали, слушая объяснения Рада. Ясное дело, что на солнцепеке можно сушить только дрова. Но Тед, Аль и Эйр втихомолку губы кусали. А вдруг не получится? Глаза и разум говорят — звенья кораблика входят друг в друга. А на сердце — тревога...
Дней, вернее, ночей, не считали. Время еще было.
Тяжелее всего приходилось Теду. Когда на рассвете заканчивали работать, будущий капитан отправлял младших спать, а сам шел тренировать гребцов. Пятый из их группы решил остаться на острове. И все из-за того, что партнера по спаррингу не нашлось. Зачем только он решил обучать их борьбе? Взрослый борьбе никогда не научится. Положено учиться с детства. Или хотя бы, как Аль, с подросткового возраста. И из-за этой вот глупости потеряли человека! Гребцов теперь четверо, и Аль решил сделать всего четыре весла. И если вдруг уйдет кто-то еще... Остальные тоже уйдут. И некому будет грести.
Аль строит корабль. И достойно справляется с этой, задачей. То, что первый помощник смог привлечь на свою сторону силу и знание — очень большая заслуга, считал Тед. А он, капитан, должен создать команду! О своем возрасте Тед запрещал себе думать.
Зеркал на Лаоке не водилось со дня сотворения мира. И мальчишкам они не нужны. Но если бы Тед сейчас вдруг увидел свое отражение, он бы только отмахнулся. Ну, вырос. Окреп. Выглядим лет на шестнадцать. Все так и должно быть, поскольку он уже почти год живет сурово и без излишеств. Но суть-то не в этом! Ведь важно только дело! Важен всегда результат!
Рядом с матросами их капитан — пацан пацаном. И они это видят! Каждый день видят! И в них нет ни страсти к морским путешествиям, ни жажды свободы... Так что же их держит? Почему они ходят на тренировки? И почему собираются уйти в плавание?
Если бы капитан, наделенный талантом вождя, но еще не имеющий опыта, был бы постарше годами, то знал бы ответ. Есть прирожденные лидеры. Им подчиняются. А есть те, кто хочет подчиняться. Ведь склонность к подчинению сродни любой человеческой склонности. Есть те, кто умеет готовить и любит готовить. Есть те, кто строит. Кто учит. А есть те, кто учится. До седых волос, до погребального костра. И идут за любым, кто их берет с собой. Есть люди—головы. Это ученые и мудрецы. Есть люди—сердца. Они становятся либо поэтами, либо героями. А встречаются и люди-хвосты...
Сейчас, после очередной рабочей ночи, капитан окунулся в холодную воду и бодро направился к северным скалам. Неважно, что бодрость напускная, что под глазами темные круги, а между бровей залегла вертикальная складка. А в плаванье как будет? Еще тяжелее. Так что надо идти. Тренировать здоровенных оболтусов.
К сожалению, Тед являл собой пример неопытного вождя. Иначе знал бы, на что следует обратить внимание. Вот, почему, например, Эйр всегда крутится рядом? И лезет в каждую мелочь? Не в общее дело, хотя в него тоже, а именно в Тедовы мелочи? Поит капитана каким-то настоем. Иногда спать укладывает. Иногда, наоборот, поднимает. Знает, кто где свободен, что где происходит. Намекает, что следует сделать. Можно все объяснить так: Эйр — любопытный мальчишка. Всюду сует нос. Оно-то так, конечно. Но можно все объяснить и по-другому. У юнги талант. О котором он тоже, понятное дело, не знает. Но он почему-то всегда в курсе событий. И добывает полезные сведения, преподнося их своему капитану не просто так, а в определенном ключе. А потом стоит, склонив голову набок. Ожидает решения Теда. Хитрый парень. И умный.
Впрочем, это и нужно! Ведь на забытом богами Лаоке сошлись те, кто от века необходим друг другу. Вождь и советник.
Впрочем, как бы ни сложилось, а строительство продвигалось к концу. В полнолуние, открыв баню настежь, составляли между собой звенья кораблика. Проклеили стыки между досками дурно пахнущим клеем, завернули крепления. Да, лодка — не лодка, корабль — не корабль, а Дух Жизни знает что. Не делают лодок с эдакой штукой внизу. Харт посмотрел на строителей, поскреб голову, ткнул в штуковину пальцем и выдал:
— Киль! Это!
По бане прокатился вздох облегчения. Сделали то, что бывает на свете! А то корабли сюда ходят, а под волнами не видно, что у них там, внизу.
— Корабль надо смолить, — устало сказал Аль, усевшись на пол. — Иначе промокнет и тут же пойдет ко дну.
— Угу, — подтвердил Хромой Харт.
Все стали думать, где взять смолу. И придумали. Вспомнили, что чуть ли не по всему острову растут какие-то несуразные хвойники. Низенькие, кривые, по камням стелются. Сунешь такое кривое поленце в печь — оно как затрещит! Смолы в этих хвойниках много. А другой на острове не водилось.
Без лишних слов собрались и двинулись заготавливать хвойники. Весь день их рубили. Терли красные от недосыпа глаза. Придется, верно, опять по ночам спать, а работать днем. Солнце ясное видеть. Когда в хыгов играли — легче было. По ночам люди спят и на хыгов не пялятся. А тут начали! Старейшина Вар посматривал нехорошо, бубнил что-то себе под нос и руками махал. А потом донесли, что именно бубнил: мол, дрова изводят, поганцы. Под корень изводят!
Смолу добыли, изрядно помучившись. Смолили суденышко тщательно, несколько раз просушивали. Потом Харт, напрягшись, довел до строителей, что нужно по корпусу сделать обвод, на месте стыка. Доски строгать, потом гнуть и крепить. И смолить, разумеется.
Это тоже сделали.
Строители озаботились выстругиванием весел и прилаживанием уключин. Аль с Радом — оснасткой и мачтой. Рыжий опять делал все «на глазок». Рад молчал и кивал. Эти двое уже понимали друг друга без слов. Оба не знали, как строятся корабли, но оба были талантливы. Поэтому забывали обо всем и ваяли, как ваяет Дух Жизни.
Особенно хорошо они мачту приладили.
— Парус будет один. В форме трапеции, — произнес Аль задумчиво.