Когда Бенни начала изучать простые и не слишком надежные способы учета, которыми пользовался ее отец, она только подозревала, что Шон должен был брать деньги из кассы каждую неделю. Теперь она знала это. Знала, потому что поймала его на откровенной лжи.
Когда Бенни попросила Шона объяснить систему учета в присутствии мистера Грина, тот привел пример. Показал на ее платье и предположил, что отец Бенни брал деньги из кассы, чтобы платить за ее наряды. От этой мысли у нее возник комок в горле.
Так было до тех пор, пока она не увидела погашенные чеки, присланные банком. Отец расплачивался чеком за каждую вещь, купленную для нее у Пегги Пайн. За вещь, которая ей нравилась, и за вещь, которую она ненавидела. Каждый чек был заполнен его косым почерком.
Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы разоблаченный Шон покинул их город. Чтобы мать пришла в себя и занялась бизнесом. Но больше всего Бенни хотелось, чтобы ей рассказали подробности случившегося в Уэльсе.
Саймон привез примус, а Нэн — два фарфоровых подсвечника и две розовые свечи.
Саймон привез бутылку шампанского, а Нэн — два яйца, траву, хлеб и масло. Кроме того, она привезла растворимый кофе. И утром приготовила роскошный завтрак.
Саймон сказал, что это действует очень возбуждающе и что им нужно немедленно вернуться в постель.
— Дурачок, нас возбуждают все ее вещи, — сказала Нэн. Она никогда не называла Еву по имени.
Постепенно Саймон тоже перестал называть свою двоюродную сестру Евой.
— Где ночует твоя дочь? — спросил Брайан Махон.
— Брайан, пару раз ты сильно напился. Наверное, она испугалась. Она ездит к своей подруге Еве, которая живет в Дунлаогхейре. Они очень хорошо ладят — Нэн, Ева и эта Бенни из Нокглена. Мы должны радоваться, что у нее есть такие подруги.
— Какой смысл растить детей, если они не ночуют дома? — проворчал он.
— Пол и Нейси часто тоже не приходят домой. Но за них ты не волнуешься.
— С ними ничего не случится, — ответил он.
— И с Нэн тоже, — сказала Эмили и прочитала про себя короткую молитву.
В последнее время Нэн не ночевала дома три раза в неделю.
Мать отчаянно надеялась, что с ее белокурой красавицей не случится ничего плохого.
Однажды вечером Мосси Руни заметил в коттедже свет, но прошел мимо.
«Наверное, Ева Мэлоун приехала на ночь домой, — подумал он. — Это не мое дело».
Но на следующий день мать Фрэнсис попросила Мосси починить в коттедже водосточный желоб и пошла вместе с ним, чтобы показать место поломки.
— Эта нахальная девчонка не была здесь несколько недель, — сказала она. — Если бы не мы с тобой, этот дом уже давно рухнул бы.
Мосси и глазом не моргнул.
Может быть, Ева Мэлоун хотела приехать сюда тайком от монахинь.
По вечерам Шон Уолш гулял над каменоломней. Место было безлюдное. Тут было удобно обдумывать планы, надежды, будущее. Думать о Дороти Хили, которая проявляла к нему явный интерес. Но, увы, эта женщина была на несколько лет старше Шина. А ему всегда хотелось жениться на молодой женщине. Точнее, на девушке.
Впрочем, у брака с женщиной постарше были свои преимущества. В конце концов, Эдди Хоган сам поступил так. И это пошло ему только на пользу. Его жизнь была счастливой, хотя и короткой. Он даже ребенка сумел родить.
Когда Шон проходил мимо коттеджа, он был слишком погружен в свои мысли и не обращал внимания на окружающее.
Из коттеджа доносилась музыка, но Уолш решил, что ему почудилось.
Действительно, Евы в Нокглене не было, а кто еще мог в полночь играть на пианино?
Он покачал головой и попытался прикинуть, какой срок мог иметь в виду поверенный мистер Грин, когда говорил, что такие вещи быстро не делаются.
Доктор Джонсон придвинул к себе блокнот для рецептов. Миссис Кэрролл всегда была трудным пациентом. Он подозревал, что услуги отца Росса требуются этой даме больше, чем его собственные, но разве честно сваливать всех невротичек на местного священника, называя их болезни кризисом веры?
— Доктор Джонсон, я знаю, что это не пойдет мне на пользу, но должна сказать правду. В том коттедже над каменоломней живут привидения. Там женщина умерла при родах, и ее бедный полусумасшедший муж, помилуй его Господь, лишил себя жизни. Конечно, в таком доме должны жить призраки.
— Призраки? — устало переспросил доктор Джонсон.
— В этом месте умерли два человека. Ничего удивительно, что один из них возвращается туда и по ночам играет на пианино, — сказала миссис Кэрролл.
В Уэстлендс позвонила Хитер. На следующий уик-энд она приедет домой. Би Мур ответила, что это будет замечательно. Она передаст мистер Саймону.
— Я буду пить чай в коттедже Евы, — гордо сказала Хитер.
— Я бы на такое не решилась. Говорят, там живут привидения. — Сама Би Мур в этом ничуть не сомневалась.
Хитер и Ева сидели в коттедже и жарили тосты в камине, пользуясь длинными вилками, которые нашла у себя Бенни.
Бенни говорила, что на втором этаже магазина хранится множество удивительных вещей. Она не может забрать все; а вдруг этот чертов Шон действительно станет их партнером? Но принесет им то, на что он не сможет претендовать ни в одном суде страны.
— Значит, все решено? — спросила Ева.
— Когда-нибудь это случится, но не сейчас.
— Вы хотите, чтобы я ушла? Я могу покататься на пони, — сказала Хитер.
— Нет, Хитер. Просто это очень долгая история. Мне будет грустно ее рассказывать, а Еве будет грустно слушать. Так что сиди на месте.
— Ладно. — Хитер нанизала на вилку одно из великолепных кулинарных изделий сестры Имельды.
— Но какие-нибудь новости есть? — Ева видела, что подруга чем-то расстроена.
Бенни покачала головой. Выражение покорности судьбе, написанное на ее лице, Еве не нравилось. Складывалось впечатление, что Бенни хочет вступить в битву за что-то, но ей не хватает сил.
— Могу помочь. Как в добрые старые дни. Мудрая Женщина сказала бы, что одна голова хорошо, а две лучше.
— Мудрая Женщина покорилась бы неизбежному.
— А что говорит твоя мать?
— Почти ничего.
— Бенни, хочешь горячий тост? — Хитер решала все свои проблемы с помощью еды.
— Нет. Я обманываю сама себя. Говорю, что если не буду есть, то больше понравлюсь своему парню и он перестанет убегать от меня к валлийским девицам.
Ева тяжело вздохнула. Значит, кто-то ей все-таки рассказал.
Они весело катили на велосипедах. Ева махала рукой каждому встречному. Хитер никого из них не знала. Но зато она знала огороженные поля, к заборам которых были привязаны ослики, и пробел в живой изгороди, через который можно было увидеть кобылу с двумя жеребятами. Она рассказывала Еве о деревьях, листьях и о том, что биология — единственный школьный предмет, который ей легко дается. Она не возражала бы, если бы все домашние задания сводились к засушиванию цветков и листьев и зарисовыванию разных этапов роста березы.
Странно, что двоюродные сестры с разницей всего в семь лет, жившие в полутора милях друг от друга, никогда не встречались. При этом одна из них знала каждого, кто шел по дороге, а другая — каждое животное на каждой ферме.
Странно было ехать по неухоженной, заросшей сорняками дорожке Уэстлендса с маленькой хозяйкой дома.
Хотя Ева не была здесь чужой, пришедшей просить милостыню, все же ей было очень не по себе.
— Мы пройдем через кухню. — Хитер прислонила велосипед к стене.
— Я не знаю… — начала Ева. Ее голос звучал так же неуверенно, как звучал голос Хитер, когда той предложили пообедать в монастыре.
— Пошли, — ответила Хитер.
Увидев ее, миссис Уолш и Би Мур удивились и не слишком обрадовались.
— Когда у нас гости, их нужно приводить через парадную дверь, — с укором сказала миссис Уолш.
— Это всего лишь Ева. Мы с ней ели на кухне в монастыре.
— В самом деле? — На лице миссис Уолш было написано осуждение. Хозяйку Большого Дома не следовало так принимать. Самое меньшее, на что она могла рассчитывать, это ленч в трапезной.
— Я сказала Еве, что вы испекли большой пирог, — с надеждой сказала Хитер.
— Когда-нибудь мы непременно его испечем, — вежливо, но холодно ответила миссис Уолш. Ей явно не нравилось, что Ева Мэлоун торчит на кухне. Из задней комнаты доносились звуки пианино.
— Прекрасно! — обрадовалась Хитер. — Значит, Саймон дома.
Саймон Уэстуорд был очарователен. Он протянул к Еве руки.
— Рад снова видеть тебя.
— Вообще-то я не собиралась… — Еве ужасно хотелось сказать, что она не собиралась приходить в этот дом запросто. Саймон должен был понять, что она сделала это, стремясь доставить удовольствие ребенку, одинокому ребенку, который хотел побыть с ней. Но найти нужные слова было нелегко.
Похоже, Саймон понятия не имел о том, что ее мучило.
— Наконец-то! Ты слишком давно здесь не была.
Ева осмотрелась. Это была не малая гостиная, в которой она была в прошлый раз. Комната смотрела окнами на юг; в ней стояла старая мебель, обтянутая ситцем. В углу находился столик, заваленный бумагами, у окна красовалось большое пианино. Просто поразительно, что у людей может хватать мебели на такое количество комнат.
И картин на такое количество стен.
Ева обводила взглядом портреты, надеясь найти материнский. Тот самый, о существовании которого она не знала.
Саймон следил за ней.
— Он на лестнице.
— Прости, что?
— Я знаю, Нэн тебе говорила. Пойдем, я покажу его.
У Евы вспыхнули щеки.
— Это неважно.
— Важно. Это портрет твоей матери. Я не показал его тебе в тот первый день, потому что обстановка была неподходящая. Надеялся, что ты придешь еще раз. Но вместо тебя пришла Нэн, поэтому я показал его ей. Надеюсь, ты не обиделась.
— С какой стати? — У нее сами собой стиснулись кулаки.
— Не знаю. Но Нэн, кажется, думает, что так оно и есть.
Как они смеют говорить о ней! Тем более о том, обиделась она или нет!