Тонкие ноздри старца, живущего в младенце, похотливо зашевелились.
– Женщинам нравятся толстосумы, а нам, мужчинам, нравится их нежная плоть… Вы станете очень богатыми, братья.
«Сколько же ему весен?» – подумал Атын, чувствуя опасную силу, исходящую от карлика. С омерзением приметил, что коровий рог, зачем-то приделанный между ножками, сладострастно загнулся кверху.
– В моем селенье есть такие молодки… огонь, а не женщины! – поигрывая жуткими глазами, сказал человечек. Розовые пальчики бойко схватили кувшин и налили питье в пустые чашки. Атын с Соннуком, не сговариваясь, отодвинулись.
– Отказываетесь?
Масляные глаза злобно блеснули, и губки надулись. Малец неожиданно рявкнул, брызжа слюной:
– Ну и что, что вашим шаманам удалось отдалить время поцелуя Юргэла и Чолбоны! Остался последний щелчок звездными пальцами! Идет Месяц рождения, а Срединной угрожает каюк!
– Но сначала поиграем в сражение, – миролюбиво подхватил Странник и потрепал щечку осерчавшего братца. – Было бы несправедливо лишить ратаэша Гельдияра потехи. У нашего воина свои счета с молниеносными.
Пока малыш, запрокидывая голову, мощными хлебками допивал остатки снадобья из чашек и кувшина, демон перебирал пальцами серебристую пластину с моргающими бусинами. Сытая ворона перепорхнула ему на плечо, как на привычную жердину, и сонно нахохлилась.
– Гилэтский старикашка Арагор-Ньика был прав, – пробухтел карлик, осушив зелье до капли. – Гельдияр все-таки его сын, а не ратаэша из рода коршуна. Будет интересно посмотреть, какой из ведуна воевода.
– Со временем в нем проявился наследный джогур лекаря, – согласился белоглазый и повернулся к эленцам. – А теперь, друзья мои, вы увидите начало того интересного, на что хочет посмотреть мой братец. Придется немного потерпеть звук и запах.
Ворона встрепенулась и заполошно каркнула. Потянуло знакомым зловонием. Птица соскочила на пол и поспешила из домовины, волоча крыло. Дверь затворилась за нею. Удушливый смрад мгновенно запрудил железное чрево, а следом ударили звуки. Они сверлили зубы, буравили мозг, росли, снижались оглушающими волнами и снова, колеблясь, росли. Свет становился то ослепительно ярким, то еле брезжил.
Когда звуки пропали или ушли за порог человеческого слуха, Атын беспомощно улыбнулся Илинэ. На залитом слезами лице девушки мелькнула ответная улыбка.
Уши, казалось, оглохли, но вдруг уловили новый рокот и гул. Туман, что клубился в средней, самой дальней грани Зерцала, рассеялся. В ней, словно в воздухе нарисованные, возникли глазастые птицы. Небольшая стая с грозным завыванием летела под облаками на неподвижно раскинутых крыльях. В огромных глазах птиц сидели люди! А внизу по просторной равнине, рыча, как множество множеств лесных стариков, грузно двигались цепью железные юрты-котлы с длинными, воинственно задранными носами.
– Двадцатый век. – Гибкие пальцы демона забегали по горящим бусинам. – Неправильно включил.
В возбужденных глазах малыша пылали и плавились грани отражателя. Прыгая по лежанке, он захныкал:
– Давай посмотрим, как они будут стрелять!
Глянув на круглое украшение золотого браслета, Странник мягко возразил:
– В запасе у нас всего полчаса – sub specie aeternitatis[2] микровремя, но частицы космических лучей вот-вот достигнут орбиты Земли. Через два дня начнется затмение Солнца. Едва это случится, сильнейший выброс ударных волн вызовет небывалую магнитную бурю, выброс стихий и землетрясение. Внутренняя структура магнитосферы деформируется. Трансфер нам, к сожалению, еще недоступен. Тем не менее мы прибудем в Элен на Самодвиге ровно в срок.
Из затуманенного лабиринта Зерцала донеслось тонкое жужжание. Оскудевший свет потух, и лишь ледяной огонь нечеловеческих глаз полосовал сгущенную темноту красно-белыми зарницами.
– Предельная точность… Величина сопротивления… частота, – бормотал Странник. Вспыхивали, зажигались и гасли разноцветные огоньки бусин.
Зерцало дрогнуло, задышало прозрачно и нежно. Луч матового света в средней грани перебросился от одного берега Большой Реки к другому, побежал по Великому лесу, почти везде уже весеннему, расшитому узорами рек и озер. Помельтешил у пепла костров на лугу, изрытом копытами лошадей, и понесся дальше. Выхватил из туманца разбитое кочевье… истерзанные тела женщин, детей… порубленных мужчин… Дальше, дальше… и наконец остановился в воинском лагере.
Множество людей спали под навесами из веток со сложенными у изголовий доспехами и оружием. К рассветному небу взвивалось пламя костра. Несколько человек, зевая, копошились возле него. Налаживали рогули, таскали из озера воду в котлах. Кони гуляли в роще, вокруг лагеря неспешно ходили дозорные. Посредине возвышался чум, крытый вместо шкур полотном земляного цвета. Вход охраняли двое вооруженных стражей.
– Отдыхает ратаэш, – жадно всматриваясь в Зерцало, прошептал демон.
Но воевода не отдыхал. Вездесущий луч проник за откинутый полог. Трое людей сидели в чуме на бело-рыжих рысьих шкурах. На голове одного из них красовался отделанный золотом шлем. Он был молод, красив и капризными чертами лица напоминал Кинтея. Приземистый мужчина постарше, с внушительным носом, увенчанным большой черной бородавкой, разливал из кувшина в чашки знакомую бесцветную жидкость. Разговор, видимо, только собрался начаться.
– Долина окружена горами, – раздался высокий надменный голос человека в шлеме. – Нам это было известно, но разведчики доложили, что дорога перекрыта встроенными простенками и железными воротами. Придется брать приступом.
– Ты, как всегда, прав, Гельдияр, – подобострастно кивнул носатый, сверкнув хитрыми глазками. – Горы мечом не проломишь.
У людей с лисьим языком и глазами не бывает добрых сердец… Враги говорили на чужом языке, который стал почему-то понятным. Он отличался лишь звуками – с резким выдохом в концах твердо рубленных слов.
– Отчего же бой не повести сверху, с гор? – справился третий, дородный, с сизыми одутловатыми щеками. – Так ли уж неприступна естественная крепость?
– Ты попробуй, заберись на утесы, что торчат на берегах этой реки, – проворчал носатый, – а я погляжу, как лететь с них будешь. Не совсем уж дурни там живут, чтобы сверху нас каменным угощеньем не встретить.
– Упрямые йокуды, – вздохнул дородный.
– Сам сдеру с ботуров скальпы! – зарычал воевода, ударив себя кулаком по колену. – Сожжем всех живьем! Опрокинем очаги, опустошим каждое гнездо! Попьют крови мечи!
– Пир устроим с молочным коровьим мясцом, девок всласть пощекочем, – поддержал носатый мужчина. Блудливые глазки его разгорелись сальным огнем, широкие ноздри затрепетали, и чахлые усики под ними хищно вздернулись. Он их пригладил.
– Ай, дорвешься до девок-баб, Валах, – засмеялся дородный. – Опять крик до небес учинишь. Погоди ус крутить, отдохни. Недолго осталось, скоро начнется славная резня!
Погас, заплутал в гранях матовый луч… Погас в Зерцале, но зажегся внутри, понесся в аймаки Элен, и страшные картины проступили перед закрытыми глазами. Атыну хотелось схватить себя за горло и выпустить никчемный Сюр, бессильный что-то исправить. Мертвящий ужас все глубже проникал в разверстую рану. Сердце не могло вместить рухнувшее в него горе и готово было взорваться.
До того, силясь разобраться в малопонятных речах демона, Атын не думал о смерти. А она была рядом. Гибель близких, Элен, Орто, не таясь, с нескрываемым любопытством наблюдала за ним с Зерцала ледяными глазищами, очами-каплями смоляного озера, мигающими глазками мудреных устройств железного чрева Ёлю.
Атын обнаружил, что держит за локоть Соннука, а тот ногтями вцепился ему в ладонь. Он перехватил замерший, без слез и мыслей взгляд Илинэ. Так человек смотрит на камнепад, погребший под собою всех, кто мгновением раньше шел позади.
Сердце Атына вдруг стеснилось и перестало кровоточить, а сжавшись, расправилось снова и выдавило смертельный ужас, точно гной из чирья. Страх кончился. Атын отпустил локоть Соннука. Смущенный, близнец убрал свою руку. Оба замерли.
Решетчатую прорезь в стене робко трогали бледные утренние лучи. Легкая дымка строила в Зерцале бесконечные воздушные коновязи. Большой демон беседовал с маленьким.
– Кузнец-шаман изучит лазер и реализует новые принципы в его работе с применением волшебного камня, – говорил Странник. – С таким усилителем, как Сата, мощности нашего генератора сравняются с четвертью тяги Срединной земли.
Сидя на лежанке, карлик болтал ножками в нарядной обувке.
– Сомнительно, – усмехнулся он. – Электромагнитные поля разных частотных диапазонов, космическое излучение, локальные свойства электроники… Как объяснить варвару механизмы этих явлений?
– Время для него растяну. Разберется, с его-то джогуром. Двойник и тонгот помогут.
Белоглазый заметил, что эленцы стоят вместе у противоположной стены, и сокрушенно взмахнул ладонями:
– Мы все понимаем! Всех жалко – жуть, крах, катастрофа! Но поверьте, это пройдет, как ночной кошмар. Должно пройти, потому что вам выпал отличный жребий.
– Замечательное слово – жребий, – вмешался карлик. – Мне сразу вспомнилась песня, которую люди распевают по всему Великому лесу. Она называется «Разговор с Дилгой». Вы ее, конечно, знаете.
Еще бы не знали! Дьоллох придумал эту песню летом к празднику Нового года-весны…
Странник засмеялся и нажал на одну из бусин серебристой пластины. Казалось, в Котле невозможно чему-то удивиться, но эленцы вздрогнули. Откуда-то сверху до них донесся… голос Дьоллоха!
– Дилга, отчего среди белого дня и покоя,
ищу я в тоске, даже если нет в ярусах туч,
луч призрачный, будто зовет меня солнце другое?..
– Он выпал по жребию, этот неведомый луч.
– Дилга, почему вижу сон ускользающий тот же
я каждую ночь – что вещает с тревогою он,