И не сдержалась:
– Вы желаете худа Илинэ? Если вы не уйдете, мы не сможем ее спасти!
Столько странного и необъяснимого случилось сегодня, что опять никто ни о чем не спросил. Дьоллох увел ошалевшую от горя Лахсу. Люди вернулись к Самодвиге.
До Олджуны донесся приглушенный стенками тени голос Кэнгисы.
– Дочь моя!
– Что вы сделали с Илинэ?
– Она просто споткнулась. Потеряла сознание! Но ты не сумеешь оттащить девчонку… Только шаман, очень сильный шаман, может справиться с черным волшебством и вынести из-под тени носящую кровь багалыка! Ищите шамана! Скорее, Олджуна… я… не могу их держать!
Самострел ходил ходуном. Было видно, что в нем происходит борьба. Тетива, казалось, накалилась до кузнечного жара… Больше не медля, Олджуна закрыла тело Илинэ собой.
– Стреляйте, родные, – сказала спокойно. – Одной стрелою вы убьете троих.
– Четверых, – прорыдала Кэнгиса. – Ты носишь в себе близнецов!
Родичи глухо взвыли. Никсик молчал. Набрякший от слез Сюр Кэнгисы разрывался между дочерью и жаждой свободы. Нынешними, потусторонними глазами Кэнгиса видела в чаше-лоне Олджуны два крохотных упругих плода. Одной пуповиной исходили они из материнского кровеносного древа. Сок жизни рода питал их. В них текли капли крови самой Кэнгисы… Разве ее грешный Сюр взял бы на себя столь великий грех? Разве он – мог?! Даже не из страха перед вечным проклятием! Кэнгисе достало времени для дум и раскаяния. К ней пришло нечто… Может, запоздалая мудрость. А может, любовь.
– Я держу их, дочь. Буду держать, пока не лопну… Торопитесь.
– Хоть из-под земли добудь шамана, – велела Олджуна оторопевшей Айане. – Возьми у Тимира коня. Всех, у кого здесь кони, искать отправь. Привезите хоть Нивани, хоть кого другого из тех, кто ходит с побрякушками… Слышала, что Кэнгиса сказала? Не успеешь, так вместо одной придется хоронить четверых! Но смешно будет, если я просто-напросто задавлю Илинэ… Я ведь ее здоровше…
Олджуна хотела засмеяться и вдруг зарыдала.
– Беги, девочка! Беги!..
Этот крик, полный смертного страха и плача, подстегнул Айану сильнее прута.
…Она вернулась, не дойдя и до края рощи. Буркнула:
– Сама попробую. Когда отодвину тень, постарайся уволочь Илинэ подальше.
Не обращая внимания на гневные причитания Олджуны, – та не смела и пошевелиться, – Айана собралась с духом.
Черный шаман Сордонг вложил в самострел живое, не мертвое зло. Но она уже сражалась с ним и победила. Так чего же бояться? Вышло однажды – выйдет и сейчас.
Айана вздохнула. Бедная матушка Эдэринка хотела, чтобы дочь забыла о джогуре. Но ничего не поделаешь, раз уж достался такой жребий.
…а имя твое значит «Путь во времени». Твой жребий – возвращаться в бесконечности и помогать Земле в ее усилиях исполнить в мире Божье повеление.
Мысль пришла: почему самострел охотится на Илинэ, если ждет багалыка? Ну, будет время подумать, не до того пока.
Спине стало неприятно и тесно. Будто не у Дьоллоха, а у Айаны сидел горб на хребте. Нестерпимо чесались лопатки. Померещилось, что треснуть собрались! И треснули. Айана чуть не содрала с себя платье. Опомнилась: не голой же летать! Торопясь, рвала зубами ворот и рукава по шву, высвобождала нетерпеливые крылья… О-ох! Как хорошо, как вольно! Расправились – снежно-белые, с черными полосками на концах, встряхнули помятые перышки и затрепетали… Может, крылья ее джогура, ее стерха были незримы для других, но она-то прекрасно их видела!
Наступил миг величайшей опасности. От Айаны зависела жизнь не только собственная. Прошлые и грядущие весны отдалились за край горизонта. Теперь был важен лишь этот день, этот миг, в котором сосредоточился Сюр, весь его сияющий ток!
Два крыла рассекали весенний воздух, как мечи из рудого звездами неба. Страхи не тяготели над ними. Душу распирали приливы радости и восторга. Тело невесомо парило над холмом. Икринки что-то кричали, Айана не слышала в ветре. Дьявольскими качелями раскачивался самострел… А сила у мстительного орудия оказалась большая! Айана вцепилась в него обеими руками и оседлала, как щуку в прошлый раз.
Это было все равно что скакать на бешеном быке! Тень брыкалась совсем по-бычьи. Голову Айаны мотало из стороны в сторону, словно туес на жердине в бурю. Чтобы голова совсем не оторвалась, пришлось вонзиться в мерзкую плоть самострела зубами. Айана вдыхала свежий ветер и выдыхала запах несчастья, вдыхала и выдыхала, и снова прикусывала – до тех пор, пока не свело желудок от застоялого вкуса прели и тлена.
Шкура у тени была толстая. Щипки, удары, укусы оказались бесполезны. Разве тень можно прогрызть? И жабр нет у нее, не проникнешь в дутую полость…
Икринка Кэнгисы билась внутри с другими Сюрами, мешала им прицелиться. Еще один Сюр если не помогал ей, то не препятствовал. Страшно подумать, что было бы, воюй они с Айаной. Неужели усилия пусты?..
Вокруг пояса изловчился завернуться змеиный хвост тени, крепленный к холму. Тяжесть тела вернулась с болью в сдавленных ребрах – ни ослабить захват, ни выскользнуть… Хвост вознес высоко, и почудилось, что не он стукнул о верх холма, а сама вершина ударила. С ссаженных локтей закапала кровь, зато руки успели голову защитить. Крылья, к счастью, не пострадали, лишь два перышка выпало… А бесовский хвост опять стиснул и заколыхался в объятии с Айаной, точно танцуя. Выбирал, видно, как швырнуть, чтобы разом прикончить.
Она задвигала коленями в плотном обруче, замахала крыльями. Ну же, ну, журавлиные! Удалось на четверть продвинуться вверх… наполовину… Свет взорвался в глазах и померк, замелькали во мраке красные угли. Уши оглохли, как бывает в воде. Будь Айана без сознания, могла бы она это почувствовать? Нет, наверное. Значит, на месте сознание. Шевельнула пальцами – они слушались, только кисть левой руки вспыхнула мерцающей болью… Пальцы правой нащупали камень размером с сердце! Похоже, кремень, с острым, не хуже лезвия, закраем. Хорошо, что не на него упала.
Ветер свистнул – пропали заглушки с ушей. Стало слышно бульканье в самостреле.
– Сюда, сюда, – торопила Кэнгиса. – Здесь мозг зла. – И отхлынула от темного пятна, указанного под полупрозрачной кожей.
Хвост завертелся волчком. Лавируя в его хлестких ударах-извивах, Айана била по пятну режущим концом камня, била и кричала:
– Вот тебе, Сордонг! Вот тебе – по твоей живой злобе!
Пятно запищало. Орудие прорвало шкуру, вошло в дыру, и хвост поник, выпуская зловонный воздух. Стало быть, все-таки можно камнем по тени, больно тени, если в ней – живое. Айана поднатужилась и надавила плечом на крепление самострела. Сдвинулась тень! Жаль, всю ее не уничтожить. Стойко черное волшебство…
– Готово, Олджуна!
Темные очи Кэнгисы приблизились к стенке. Мягкий печальный свет лился из них.
– Скажи моей дочери – я ее любила.
– Скажу, – пообещала Айана.
Глазастый Сюр женщины застонал, заметался:
– Прыгай!
Айана успела подумать: зачем прыгать? Крылья есть – улетит… Недооценила Сордонгову злобу. Что-то тяжелое обрушилось на голову, и неба не стало. Ни неба, ни воздуха, ни крыльев. Не чувствовала крыльев Айана, кубарем катясь с холма.
Люди молотили палками, кидали камнями в латы Котла, дубасили заостренными бревнами, и все попусту. Непробиваемы были стены.
В железном чреве шла другая бесплодная борьба. Болот и Соннук тщетно ломились во внутреннюю, также безответную дверь передней домовины.
Дэллик яростными шагами мерил узкий отсек, заставленный приборами. Голос перестал подчиняться демону – из глотки вместо слов вырывалось полное злости и разочарования змеиное шипение. Мастерски продуманная игра ломалась. Двойник Атына показал свою ничтожную человечью сущность – сумел устранить малыша с вороной и помог смыться девчонке. Зерцало воспроизвело вчерашний бой. От армии Гельдияра остались два-три жалких отряда, а бесславное имя полководца растаяло в вечных сумерках. Странно, что столь желанное поражение вражеских войск прошло незамеченным для эленцев.
Есть ли способ надавить на кузнеца-шамана? Дэллик вынужден был признать, что не знает такого способа. Атын подозрительно медлил. Заявил, будто ему надо перепроверить работу генератора, дабы исключить малейшую оплошность. А тут еще начал сдавать недужный мозг Нурговуля. Тонгот теперь управлял движущими устройствами Котла гораздо хуже, чем на первых порах.
Мысль о проигрыше выводила Дэллика из себя, но мысль о том, что кому-то всегда удается надуть его, приводила в бешенство. Его, великого обольстителя, ангела обмана и лжи! А ведь казалось, что с мужчинами можно договориться в любом отрезке времени. Они более приземлены и менее эмоциональны. Мужчины обязаны Страннику – он творил с ними историю человеческого мира. Сколько было сражений и сколько еще грядет!
На самом деле есть только два противоборства – между ним и любовью. В каком бы обличье любовь ни явилась на свет, она приходит, чтобы противостоять ему. Omnia vincit amor[4]… Потому что она – Истинное Имя того, кого он ненавидел с тех пор, как низвергся с повелителем и падшей ратью. Эта ненависть была так сильна, что ради исполнения своих замыслов демон был готов умереть. В конце концов, он много пожил. Многие знания – многая… Да, он, пожалуй, хотел бы пасть жертвой – с условием, что в мирах не останется любви. Той настоящей любви, которую не удалось извратить.
Странник глянул на часы. В горшке времени начало вариться последнее перед звездным столкновением мясо. Кинув на монитор перед Нурговулем лоскуток ровдуги, отрезанный накануне от платья девчонки, велел:
– Включи блок взятия следа.
От внимания не укрылось, что тонгот переглянулся с мальчишкой. В глазах Атына мелькнула неприязнь. Демон скрежетнул клыками. А он-то доверял невежественному шаману! Он до последнего полагался на мужчин, их жажду завоеваний, хотел доверить этим кретинам реорганизацию их жалкой земельки!.. Что ж, пусть ждут чуда, другой надежды у них нет.