– Дай сюда, болван!
– Тут другой ключ нужен.
– Это, по-твоему, неисправность?!
Нурговуль, как мог, отвлекал демона. Атын снова приник к окошкам наблюдения.
…Он когда-то видел этого лося во сне. Даже на валуне его зарисовал. Дьоллох потом велел стереть рисунок. Не сам ли Атын вызвал к жизни опасное видение?
В памяти замелькали отрывки страшного бреда после падения с утеса в орлиное гнездо: остров в Мерзлом море, шаманское Посвящение, Лось-человек – господин-зверь двойника… Здесь, в Котле, Атыну часто снился Человек-лось, зверь кузнечного джогура. В грезах без его помощи вряд ли удалось бы овладеть новыми навыками, а после переустроить прибор по имени Генератор… Но все-таки и это был сон. Детская сказка о волшебном друге, которого никак не может забыть воздушная душа.
Пряморогий бык, что стоит теперь перед багалыком, конечно, не волшебный. Просто уродец из тех, что порою рождаются в стадах и стаях всяких животных. Пока есть возможность, надо спровадить его отсюда немедленно и подальше.
Атын поторопился пристегнуть под подбородком обруч воздействия на расстоянии и, направив на зверя луч-мишень, выдвинул небольшую пластинку, влитую в установку наблюдения. О мыслящей пластинке опрометчиво проболтался слабый на язык Дэллик. Хвастливый демон был хорошо осведомлен о действиях рычажка временного сдвига и разноцветных бусин на ней, а вот влиять на их мысли не умел. Он, по своему обыкновению, назвал мудреным словом «пси-энергия» то, что Атын знал как мысленный приказ. Просто повеление – «делай». Кузнец-шаман очень надеялся: у него получится. Должно получиться.
На пластинке мигала двадцатка бусин, но Атыну нужны были только три. Ряды крошечных знаков под ними напоминали тавра, придуманные Сандалом для изображения истории Элен. Эти три, если верить Дэллику, помечали названия того, с чем велась работа, и действия, производимые бусинами по велению «делай». Запомнить оказалось очень трудно: Биообъект, Телепортация и Ретроскопия, а выговорить вовсе невозможно. Из объяснений демона Атын, слава богам, понял, что труднопроизносимые имена бусин означают Существо, Отправка и Ясновидение.
Лось почуял неведомую угрозу и беспокойно повел ушами. В следующий миг над ним возник призрачный отражатель – словно перевернутое озерцо с круговым течением. Бык задрал морду, озадаченно рыкнул, и подвижный блескучий круг над головой ему не понравился. Подцепил остриями рогов почти сразу, но не успел возликовать: озерцо обернулось черной воронкой, опрокинутой вниз широким отверстием. Шерсть взвилась дыбом, рога и верхнюю часть головы мгновенно всосало в темень воронки. Забыв о противнике, зверь взревел и заплясал на тропе.
Атын надавил на рычажок. Послушная приказу, стрелка бегучих частиц времени дрогнула и двинулась вниз, к прошлому: один год, два, три…
Бестолково мечась от дерева к дереву, лось с размаху бился головой о стволы деревьев. Дымный воздух вдоль и поперек исчеркали зеленые зигзаги безумных глаз-огоньков. Зверь падал, вставал и падал, пока не свалился у ручья.
Десять весен… Двенадцать… Пятнадцать… Довольно. Атын остановил рычажок. Неизвестно, какие последствия способно побудить пространственно-временное искажение. Воронка разбилась и осыпалась густой искристой пылью. Когда пыль рассеялась, зверя возле ручья не было.
Бусина с действием Ясновидение вновь представила пряморогого посланца в окошечках глаз-наблюдателей. Он вошел в прозрачную глубину Коновязи Времен головою вперед, как брошенная в воду рогатина, и опять исчез. Тающими кругами расплылись в звездной вечности четырнадцать весен-колец. Пятнадцатое лопнуло радужным пузырем. Облачко сверкающей мороси вынесло встрепанного зверя на поляну у островерхой скалы. Дрожа и недоуменно озираясь, он вскочил на неверные ноги.
Похоже, там, где лось очутился, шел Месяц опадания листвы. Лес вокруг был голый – осенний, вдали синели горы… Добрая местность. Освоится, привыкнет одиночка, выселенный в собственную молодость волей умных устройств и человека…
Котел издал резкий гудок. Атын чуть сдвинул обруч. За переборкой чертыхнулся Дэллик, Нурговуль невозмутимо обронил несколько слов то ли по-тонготски, то ли на ином непонятном языке. Видно, не поддавался наладке ветхий двигатель.
Тут бы вдвинуть опасную пластинку обратно в устройство, но лось вдруг взял охотничью стойку. Рога насторожились клинками, всклокоченная борода затряслась на воинственно натянутой шее. Нерешительная рука Атына зависла над стремительными частицами минувших весен. В уши ударил бычий рев, надрывный от не издержанной, ищущей выхода злобы.
В бессильном ужасе, не в силах поднять рычажок от прошлого времени к сегодняшнему, смотрел Атын на понужденное им убийство. Жалобно мыча, скучились у скалы лосихи с сеголетками. Пряморогое зло, отправленное к беде большого стада, вживую кромсало плоть ошеломленного вожака… И едва не застонал Атын, когда показались охотники… во главе с Хорсуном! Черные, без намека на проседь волосы выбивались из-под заломленной набок бобровой шапки багалыка с медным кругом-солнцем на тулье.
Девять бывалых зверобоев вытаращились и затрепетали, как караси под ножом! Навряд ли доводилось им видеть столь жуткое зрелище, какое являл собою лось-убийца. Но Хорсун огорошил Атына не меньше, махнув ботурам беспощадной рукой!.. Лес содрогнулся от рева и свиста копий.
Несчастный гурт взорвался кровью и смертными воплями. Падали наземь кроткие лесные коровы. Валились недоростки тели, познавшие траву единственного лета… А зверь-исполин, хмельной и шалый от потока крови, вздыбил холм загривка и наставил рога на багалыка.
Атын подался вперед, случайно задел коричневую бусину, и мысль, нацеленная на действие, сама вырвалась от отчаяния. Произошло непоправимое, о чем кузнец сообразил лишь миг спустя.
Что же означают знаки под бусиной, чье причудливое имя даже память не сумела в себе закрепить? Парень облился потом. Не было времени восстанавливать воспоминание с помощью бусин. Напряг мозг, велел себе: «Делай!», и в голове зазвучало затейливое объяснение Дэллика: «…филогенетическая метаморфоза… Трансформация индивида в древнего предка. Весьма занятный вид кратковременного помешательства: человеку разумному кажется, что он – неукротимый дикарь, по-вашему – чучуна… Умопомрачение происходит после одноразового разряда, но может поразить и вторично во время какого-нибудь стресса…»
Атын помертвел. Свет матового луча словно молоком прыснул в лицо прижатому к скале багалыку, и глаза его возгорелись кровавым огнем. Оскаленный рот разразился ревом пробужденных первобытных пещер. Лось тоже не стал молчать. Перепуганное эхо отшвырнуло от себя страшные звуки, превращенные ступенчатой горной грядой в громовые раскаты.
Скупая заминка помогла Хорсуну прыгнуть с копьем. Прыжок был выше лосиной холки и быстрее толчка Сюра в запястье. Быку не удалось украсить рога телом двуногого. Трудно поверить, но наконечник копья вошел в проломленный звериный череп вместе с уздечкой насада. Зеленые огоньки глаз лося погасила вечность. Пора и здесь ей сомкнуться. Щелкнул рычажок, вернулось настоящее время.
…А «здешний» Хорсун пропал с тропы! Атын готов был биться головой о стену: что вышло не так, как и куда он девал багалыка?! Глянул на стрелки в солнечном круге вечности, висящем на стене, и обнаружил, что израсходовал на преломленье времени седьмую долю драгоценных мгновений варки мяса. Поздно искать Хорсуна.
Из-за двери показалось чумазое лицо Нурговуля.
– Ну что, починил наблюдатели? А я неисправность в двигателе нашел.
– Не болтай! – заорал Странник за переборкой. – Ремонтируй!
Смекалистые руки тонгота что-то качнули, дернули с хряском и скрежетом. Котел колыхнулся, чихнул и взрокотал с прерывистым визгом. Втянулись и засвистали от нехватки воздуха перемычки между домовинами. Завозились зубчатые ступни, сверля каменную твердь. Самодвига стронулась с места.
…После того как мерцательный круг рассыпался над лосем и звездная пыль поглотила его, исчез с тропы и Хорсун. Олджуне хотелось остаться под приступкой, но заставила себя встать. Обежала ближний березняк, спустилась вниз по ручью. Где багалык, вернее, теперь старейшина, как успел скрыться?.. Не нашла Хорсуна, зато в леске под горой посчастливилось найти чью-то лошадь.
Никого Олджуна не увидела ни по дороге в заставу, ни в Двенадцатистолбовой. Только в воинском дворе вспомнила, беспамятная, что застава переехала на северную окраину. Туда скакать? Покуда медлила, лошадка задрала хвост и была такова. Женщина не успела сорваться за нею: из-за дома показался стреноженный Аргыс.
Она обрадовалась скакуну Хорсуна почти как ему самому. Похлопала гнедого по хребту: родной, хороший… Боевой конь, приученный выносить с поля боя раненых воинов… Отчего-то именно эта мысль пришла. Не совсем, оказалось, потеряла смекалку: в голове мгновенно созрело единственно верное решение.
Аргыс смотрел понятливо и беспокойно. Отвердевшая берестяная перевязь на подстреленной голени крепко держала ногу, он уже почти не хромал.
– Хорсун потерялся, – сказала Олджуна, прилаживая седло. – Там, на горе жрецов, много чего случилось. Вдруг и с ним тоже…
Услышав имя, в котором для него светило солнце, умный гнедко взволнованно всхрапнул и взрыл землю копытом. Провожая на заре ненаглядного хозяина, он чувствовал – солнечный человек смятен и страшно устал. В преданном лошадином сердце, как в пасмурном воздухе, с утра собиралась глухая тревога.
Конь тихо заржал и благодарно коснулся щеки женщины мягкими губами. Его любовь к другу-хозяину была щедрой. Словно широкий алас с весенней травой, она охватывала всех, кто любил хозяина. Придирчивый Аргыс раньше не особенно доверял приемной дочери Хорсуна, лишь теперь допустил ее на свой ласковый луг. Олджуна это оценила.
По неведомому наитию конь пустился в сторону Диринга.
Домм шестого вечераЧерной крови черные псы
Илинэ погладила лоб предводительницы табуна небесных удаганок и заменила сверкающее око Иллэ подобранным на тропе сердоликовым окатышем. Волшебный камень, ласкаясь, прокатился по ладони и начал медленно вращаться слева направо. По сравнению со всей бедой радость снова видеть Сата была меньше рыбьей чешуйки, но блеска ее хватило, чтобы согреть зябнущую в страхе душу Илинэ.