Время новое кресло старое заняло…
Вот решились с бабушкой! Торжественною процессией провожаем с почетом кресло наше вдоль забора на пенсию, на тачке теть-Зининой везем на помойку дальнюю нашего короля.
А обратно бабушка обещала на тачке меня прокатить…
– Ну, поехали, бабушка, трогай!
Все собаки излаялись, об доски обклотились! Все носы под заборами, наступай – не хочу! Вместо кресла я теперь император!
Вместо кресла стою на террасе у холодильника. Чистота, красота! Свобода! Аж девать себя некуда. Даже мысли некуда притулиться…
Даже зайца некуда посадить…
– Ты куда это, бабушка?..
– А я, Федь, вот подумала: зря мы его с тобой, как думаешь?
– Да я тоже думаю, хорошо, что тачку теть-Зине сразу же не отдали…
Вот в обратный путь собрались мы с бабушкой, гремим тачкой по камушкам.
– Скорей, бабушка!
– Да иду, иду…
– Может, я вперед побегу, займу?
– Побеги… Феденька… бога ради…
– Что, Лесеевна, кресло туда-сюда катаете?
– И не говори, Андреевна, подышать вывозили…
– А кресло-то у тебя, Лесеевна, какое роскошное… я присяду?
– Не приведи господи! Что ты, Андреевна, вон же стул…
Еле-еле назад на террасу его мы вволокли! Уж тащили-тащили, уж еле втиснули! Пледом чистым накрыли, подушечками украсили. Подложили книжки. Ни пружин, ни клочьев не видно. Вязочку на спинку навесили. Ручки протерли! Ну не кресло просто, а одно любование!
Отошли подальше. В холодильник втиснулись. Вот любуемся издали, глаз не можем с бабушкой отвести…
Я сейчас Царь-Зайца сбегаю принесу, посажу его, успокою.
Слава богу, опять всё на месте у нас. Вот недаром такое дело большое проделали! Гору сдвинули! Целую комбинацию провернули. День недаром прошел, на душе спокойно, на сердце радостно!
– Все как было стало у нас, да, бабушка? Даже лучше!
Из тетради Фединой: холода
Третий день холода! Вон как тучами затянуло, ни просветика! Живи тут на даче этой, как рыба в аквариуме. Пузыри пускай. И хозяин плохую собаку в такую погоду из дома не выгонит. Да она и сама в такую гулять не пойдет…
Еле-еле лужей протиснешься до калитки, а обратно хоть отжимай. Натопили буржуйку с бабушкой, паром дышим, вздыхаем, вещи теплые из шкафа достали. Зимовать, видно, придется нам это лето…
– Ладно, Федь, бог даст, наладится…
– Не обманывай себя, бабушка, ничего просто так не наладится, ничего не устроится, не обойдется, бабушка, просто так. Нужно дело брать в свои руки! Нужно знать свои права, настаивать, требовать!
– На чем настаивать, Федь, на погоде?
– А что, бабушка? Только молиться теперь? Разве нет у человека права законного, чтобы лето как лето?
– Ну пойди, Федя, небу кулаком погрози, дождик отключи, подуй с крылечка на тучки…
– Сюда, бабушка!
– Что ты, Федь?
– Видишь в небе синюю дырочку?
– И правда, Федь…
– Это я! Я в него, бабушка!!! Из рогатки!!!
Не уйдешь от себя, не денешься. Уж куда только не ходил, где не прятался, где не бегал!
Неужели всю жизнь с таким неподходящим, несогласным, упрямым и въедливым придется мне прожить человеком?!
Говоришь-говоришь, доказываешь! Споришь, ссоришься, предлагаешь, делаешь выводы, приводишь доводы, ни один другого не слушает, каждый думает, он умней, правей, каждый только себя и слушает, эгоист! Только знает, как бы другого перекричать… Надоело!
Хоть совсем с собой больше не разговаривай…
– У тебя есть голос внутренний, бабушка?
– Есть, он у каждого, Федя, есть.
– И часто он тебе возражает?
– Часто, Федь.
– Ты тогда посоветуйся с ним, пожалуйста… про собаку…
Вот о правде правду сказала бабушка. Правда даже один на один с собой неприятная. Даже и себя – всегда так бывает – и не удержишься обмануть…
– Ну, сколько там?
– Стой спокойно.
– Ну как там?
– Головой не верти.
– Ну что там, бабушка?!
– Погоди… Федь, а Федь? Ты кого обманываешь, себя или Андрей Константиныча, когда на цыпочки-то встаешь?..
– Какого еще Андрей Константиныча?
– Вот и я все думаю, Федь, какого?
– Да зачем мне обманывать его, бабушка, если даже ты не знаешь его?!
– Зачем?
– А не знаю я зачем, бабушка! Не всё в мире делается зачем. Бывает, что и просто так что-то сделаешь, по инстинкту…
– Так ты инстинктивно мухлюешь, Федь?
– Произвольно… Потому что мне победа важна, и не над каким-то Андрей Константинычем – над собой!
– Все, отметила, Федь. Отходи.
– Это что?! Может, ты мне волосы слишком сильно прижала линейкой своей?
– Как обычно прижала, Федь.
– Может, мало шею я вытянул?
– Да куда уж дальше тянуть…
– Или пятки не под тем углом я прижал?.. Или плечи слишком сильно в стенку вдавились? Это тоже ведь целые миллиметры…
– Ну давай, Федь, еще разок перемеримся…
Я не вырос… Даже хуже: еще с прошлой осени приуменьшился… Миллиметра с прошлого года не вытянул! Сантиметрика жалкого не прибавил… Вот они, бабушкины гарантии! Весь год даром морковку ел…
– Просто люди, Федь, растут не с морковки и цыпочек, а отсюда…
– В смысле, бабушка?
– В смысле, Федя. В смысле, что «вот тут» ты с прошлого года не вырос.
– Нет, я вырос, вырос я, бабушка! Просто прошлой осенью, когда ты меня мерила, что я на цыпочки вставал – не заметила…
Вот вечерним дозором обходим мы с бабушкой владенья свои. Перед сном калитку запереть от грабителей. Амбарный замок тяжелый на засов вешаем.
Все головы сломают себе грабители: как такой открыть?.. Если сразу, что забор у нас еще до малины кончается, не заметят.
Вечер теплый, плавится солнышко. Не идешь, а плывешь как будто по саду. Тут у нас ирисы, тут пионы роскошные, розы чайные, розы красные, флоксы, лилии…
– Убери велосипед-то, Федя, с дороги!
– Я домой еще на нем, бабушка, от калитки поеду!
Далеко слышно в такой тишине все запахи…
– Кабачки кто-то жарит, слышишь, бабушка?
– Слышу, Федь.
– А справа варенье варят малинное…
Завтра пятница, все приедут. Мы послушаем с бабушкой шашлыки.
– Ежик, бабушка… умоляю… вместо собаки…
– Федя, нет.
– Прямо южный-южный вечер, да, бабушка? Вот бы сейчас на поезде…
– Мы и так всю ночь, Федь, с тобой, как на поезде, дом от каждого ветерка качает.
Все равно! Если б было все в нашей власти с бабушкой, никогда бы не кончилось это лето.
Из тетради Фединой: про долгую память
– Что вздыхаешь, Фитилек?
Что вздыхаю я? Лето жалко!
– Да оно началось только, Феденька, да и сколько их у тебя еще будет…
– Я про это именно лето жалею, бабушка, да и остальные когда-нибудь кончатся…
– Помолчи, Федя, ты, Христа ради, память пришью…
– Подожди пришивать пока, я тетрадку возьму.
– Это зачем еще, Федя, тетрадку-то?
– А с таблицей умноженья чтоб пришилась…
…Ты бы тоже, бабушка, память свою, кстати, заштопала. А то вон она у тебя какая дырявая…
Все в заплатках ходим мы с бабушкой, на платке носовом у бабушки узелочки связаны…
– Это к чему, дай бог памяти, узелок я этот завязывала? Не помнишь, Федь?
– Этот не помню, бабушка, а вот этот – за газ платить.
– Да за газ-то заплатили уже с тобой, Федя, вроде бы…
– Тогда вот этот, сверху, наверное, чтоб второй раз за газ не платить…
Всё! Лето!
Седьмое только число июня в календаре обвела вечером в кружок бабушка. А я стер. Забудет бабушка завтра, опять тот же день обведет. А я хоть один денек сэкономлю. Завтра тоже повторю махонацию эту.
Долгое-долгое будет лето…
Так и кажется – вот сейчас, сейчас! Счастье руками схватишь, обнимешь, в себя запрячешь… Мое!
Тут река моя, и беседка моя, и бочка моя, и мои головастики в ней, мое это все с бабушкой, мое, наше. Стрекочи, шмельные пчельни медовые, янтарные дни, грибные дождики, грозы грозные… калитка кривенькая, стружки верстачные, сарай, лучами расчерченный, тележка гремучая, на тележке на подушке Царь-Заяц промок…
Радуга!
Радуга…
– Мост, Федя, радуга из Града Небесного. Только после дождя в очищенном небе видна…
Ладно, согласен в этот раз я с бабушкой, не человеческих пока дело рук в небе этот мост семицветный.
Из поля растет, в поле уходит. Недолго стоит. Не успеешь до начала никогда добежать. На велосипеде даже никак не успеешь, вверх поднимется, в небе растает…
Красивый мост в Граде Небесном, да. Но вот вырасту, построю хрустальный мост над рекой, семицветный. Пусть люди ходят, машины ездят, радуются пусть все красоте такой. Вечная будет радуга.
А пока в альбом зарисую, не забыть потом. Семь Цветов у фломастеров. А столбы под мостом карандашом бесцветным, стеклá они будут прозрачного, чтоб не видно было, как над землей мост мой в небе держится…
Травы по небо, небо по забор. Лепится к забору крапива жгучая, репухи, лепейники, ребеда, где же это воланчик мой… мамочки… Бабушка!!! Бабушка… у нас дядька под забором мертвый лежит…
– Где, Федя?
– Тут лежал, бабушка… Да вон же он, в лопухи перелег…
Перелег мертвый в лопухи, лежит, бормочет, пить хочет.
– Принести воды ему, бабушка?
– Да, пожалуй что, принеси, Федь, ведерко, воскресим…
Худо-бедно, а два пакета сморчков набрали уже мы с бабушкой. А возни с ними будет…
Синим-синим незабудковым ковром по поляне, как будто небо осыпалось. Край скользкий пошел, наступишь – чавкает. Как облизывается гнилая сонная ряска. Сунешь палку – по рукав уйдет, вынешь – пиявки…
– Ау! Бабушка!
– Господи помилуй, Федя, что ж ты в самое ухо кричишь?!