Мотор запел на повышенных оборотах, разгоняя истребитель. Если сейчас пневматики шасси поскользнутся на грязи… Стоп – нервы в тугой узел. Наконец-то «Кобра» отрывается от земли!
Вслед за командиром взлетают и остальные девять истребителей. Теперь весь авиаполк сократился до размеров одной неполной авиаэскадрильи. К моменту Прохоровского сражения авиация Воронежского фронта, в отличие от наземных частей, значительных пополнений не получила.
Александр развернул свой истребитель и повел свою группу туда, где разворачивалось одно из самых грандиозных танковых сражений Великой Отечественной войны.
Спустя неделю упорных боев германское командование решило прорваться к Курску через излучину реки Псёл. Одновременно танковые соединения группы Вернера Кемпфа начали готовить прорыв к Прохоровке с юга через село Ржавец. Таким образом фельдмаршал Манштейн рассчитывал взять в «клещи» и окружить нашу 69-ю армию. Для этого немецкое командование выбрало наиболее боеспособные танковые подразделения: 3-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС. Для достижения решающего успеха планировалось использовать еще и 24-й танковый корпус, который был единственным серьезным резервом Группы армий «Юг» вермахта.
Одним из решающих факторов, определивших направление прорыва немецких войск, стали эффективные действия немецкой воздушной разведки. Экипажи разведывательных самолетов, несомненно, обратили внимание на то, что советские позиции в районе реки Псёл и станции Прохоровка были не полностью оборудованы и что этот рубеж занимали относительно малочисленные части. Данные обстоятельства и решил использовать Манштейн.
Но это было не совсем так. Гвардейские 5-я общевойсковая и 5-я танковая армии уже 7 июля быстрым маршем начали перебрасываться к Прохоровке. Танкистам генерала Ротмистрова предстояло преодолеть более 250 километров, что представлялось весьма трудной и необычной задачей, усложнявшейся еще и опасностью налетов люфтваффе. Именно поэтому генерал Конев лично на самолете По-2 с воздуха наблюдал за первым этапом марша.
По воспоминаниям Ротмистрова, обеспечению ПВО танковой армии на марше уделялось исключительно большое внимание. Опасаясь, что германская авиация разбомбит эшелоны или железнодорожные мосты, командование отказалось от использования железной дороги при переброске танков на столь большое расстояние. Решили также не прятать танковые колонны в лесах с наступлением рассвета, а совершать марш круглосуточно. Командарм специально запросил у Сталина обеспечение прикрытия передвижения танкистов сильными патрулями истребителей и получил «добро».
11 июля 3-й танковый корпус в ожесточенных боях сумел пробить «брешь на север» в советской обороне. В этот день немецкие танкисты устремились от Мелихово к станции Прохоровка с юга, заняв плацдарм общей площадью более 60 квадратных километров. Поздним вечером около семидесяти немецких танков ворвались в населенный пункт Ржавец. Западнее Прохоровки наши соединения не позволили эсэсовцам развить успех, но обстановка оставалась предельно сложной. Генерал Ватутин решил разгромить соединения 2-го танкового корпуса СС и ликвидировать возникший прорыв.
Но ни один штабной план еще никогда не выдерживал столкновения с реальностью.
Советское командование приняло решение ударить немцам именно во фланг, а не в лоб, считая, что так скорее можно дезорганизовать наступление танкового корпуса СС и самим потом перейти в контрнаступление. Но и немцы тоже решили ударить по нашему флангу, только левому, то есть на восток. Случилось так, что решения обоих командований противоборствующих сторон совпали, что и привело к встречному танковому бою.
Под крыльями остроносых истребителей сотни бронированных монстров сошлись в смертельной битве. Здесь сейчас решалась судьба всей войны. Наши танки были в очень тяжелом положении. Немецкие «Панцеры» имели более мощные пушки и броню, чем наши «тридцатьчетверки», составляющие основу танковых войск. Гитлеровские «звери» расстреливали их с полутора километров. А большинству наших боевых машин нужно было подойти метров на 300–350. И немногие смогли преодолеть эти смертельные метры. И тем не менее советские танкисты и артиллеристы не сдавались, а яростно контратаковали врага! Встречный бой превратился в своеобразную «танковую рукопашную», где нередко наши машины таранили бронированных «зверей» «Панцерваффе»!
А над боевыми порядками висели «хейнкели», «юнкерсы», «мессеры», «фокке-вульфы». Постоянные бомбежки немецкой авиации наносили огромные потери нашим танкам и пехоте.
Так, штаб 31-й танковой бригады 29-го танкового корпуса докладывал вышестоящему командованию:
«Танки несли большие потери от авиации и артогня противника… В 10 часов 30 минут танки достигли рубежа совхоза «Октябрьский». Дальнейшее продвижение остановлено беспрерывным воздействием авиации противника. Прикрытие наступающих танков с воздуха отсутствовало до 13 часов. С 13 часов прикрытие осуществлялось группами истребителей от двух до десяти машин».
Именно этой десяткой и стали «аэрокобры» майора Александра Волина.
– Прием, я – Леопард-1. Наблюдаю три девятки «лаптежников» под прикрытием восьми «худых». Второе звено – сковывает боем истребители прикрытия, я со своими ребятами атакую «лапти». Пара – остается в резерве с превышением тысяча метров. В атаку!
Майор Волин свалил свой истребитель в пикирование, нацеливаясь на ведущего «Юнкерса-87». Советский летчик шел в лобовую, и «фриц» не выдержал, дрогнул: задрал нос своего «пикировщика» стараясь отвернуть. Александр всадил в грязно-белое «брюхо» с нелепо торчащими «ногами» неубирающегося шасси короткую очередь из трех огневых точек. Этого хватило: объятые пламенем лохмотья беспорядочно провалились сквозь облака.
Тут же младший лейтенант Погорелов «зажег» еще одного «Юнкерса». Вторая пара тоже сбила один пикирующий бомбардировщик. Потеряв сразу три самолета, «пикировщики» поломали строй и принялись сбрасывать бомбы кто куда. В основном – на головы своих же доблестных «панцергренадеров». Никому не хотелось стать следующим в прицеле советского истребителя.
А рядом крутят смертоносную «карусель» маневренного воздушного боя «аэрокобры» второго звена. Один «мессер» уже задымил и прочертил небо черной полосой.
Так, с этими – все. Задание выполнено – бомбовый удар сорван.
– Я – Леопард-1, выходим из боя.
– Вас понял.
Волин направил свое звено на помощь второй четверке. Увидев, что ситуация поменялась не в их пользу, «мессершмитты-109Г-4» поспешили спикировать и убраться восвояси.
– Командир, на высоте три тысячи идут «хейнкели-111», прячутся в облаках. Вступаю в бой! – поступил доклад от ведущего резервной пары.
– Понял тебя, иду на помощь. – Волин взял ручку управления на себя, переводя остроносую «Аэрокобру» в набор высоты. – Леопарды, прием, атакуем «бомбовозы»!
И снова – облака под ногами, и крутится будто взбесившийся горизонт. Трещат пулеметные и пушечные очереди, рвут воздух лопасти винтов, чертят белыми следами инверсии консоли крыльев гладь неба. И время от времени срывается вниз огненным метеором подбитый самолет…
Во уже и указатель аварийного остатка топлива мигает на приборной доске – пора возвращаться. А на смену остроносым свирепым «аэрокобрам» спешат легкокрылые «яковлевы» и лобастые «лавочкины». Просохли аэродромы, и советское авиационное командование наращивает количество самолетов в воздухе.
Вслед за «расчистившими» небо истребителями поднимаются бронированные «ильюшины» и резкие «петляковы». Эти будут «работать» по танкам эсэсовцев.
Только бы по своим не попасть: в эфире – мат, разноголосица! Все говорят – никто не слушает!
Как раз одним из недостатков при организации контрудара наших войск было почти полное отсутствие взаимодействия между штабами авиационных и танковых соединений. Не имелось надежной связи штабов танковой армии и корпусов наземных войск со штабом Воздушной армии и аэродромами истребительной авиации, что усложнило вызов авиации на поле боя. Во время встречного танкового сражения линии фронта практически не существовало, а авианаводчики с радиостанциями не успели прибыть на передний край будущего сражения. Все это дополнительно усложняло ситуацию.
Наши танкисты и пехотинцы и раньше-то не обозначали свой передний край ракетами из опасения немецких бомбежек. И естественно, что, например, части 2-го гвардейского танкового корпуса неоднократно в течение 12 июля атаковывались группами до полусотни «юнкерсов». А потом не менее мощный удар по ним нанесли свои же штурмовики. В итоге пришлось с серьезными потерями отойти на 3–4 километра в глубь своей территории.
В оправдание летчикам Ил-2 можно сказать, что задачи 1-му штурмовому авиакорпусу неоднократно менялись в течение дня, и разобраться в наземной обстановке, когда поле боя заволокло многочисленными дымами, без помощи авианаводчиков было очень трудно.
Справедливости ради нужно сказать, что и немецкие летчики не отличались точностью и вниманием. Бомбардировщики с черными крестами на крыльях повадились сбрасывать бомбы на головы своих солдат, чтобы уйти от советских истребителей. И это уже считалось обыденностью! Но были примеры и более «адресного» боевого применения по своим. Из отчетов штаба 3-го немецкого танкового корпуса следовало, что шесть «хейнкелей» весьма «метко» сбросили свой груз на командный пункт. Погибло пять офицеров, среди них – командир 144-го танкового гренадерского полка майор фон Биберштайн и командир одного из батальонов 6-й танковой дивизии кавалер Рыцарского креста капитан Екель. Также пятнадцать унтер-офицеров, а 56 солдат были ранены.
И снова майор Волин поднимает истребители в воздух. Теперь их только шестеро. За прошедшие два вылета потеряны четыре «аэрокобры». Сбито пять бомбардировщиков противника и два «мессершмитта-109» эскорта.
Солнце уже клонится к закату. Под крыльями истребителей – почерневшие от копоти остовы горящих танков. Сорванные внутренней детонацией башни, разбросанные опорные катки, изорванные стальные ленты гусениц. Человеческие тела в обгоревших танковых комбинезонах, разбитые орудия и грузовики, мертвые лошади… И распластанные на земле, сгоревшие дотла остовы сбитых самолетов.