По воскресеньям Петя ходил с ней на пруды в Измайловский парк, иногда ездили на дачу, но он это дело не любил, там для него сразу же находилась какая-нибудь дурацкая работа: то клубнику прополоть, то грядки под огурцы подготовить. Барщина сплошная. Пока не сделаешь, не будет покоя. Насте тоже доставалось: перемыть горы посуды в умывальнике под сосной – гостей обычно набиралось прилично.
Виделись они с Настей урывками, та уходила из дому последней, а возвращалась ближе к полуночи, когда все уже спали, Петя ходил ее встречать на автобусную остановку: район у него был не для ночных прогулок.
К своей работе Петя вдруг потерял всякий интерес, до конца в голове не укладывалось то, чем они теперь занимались. Конечно, они кропотливо делали свое дело, рылись в архивах и сводили концы с концами. Но о том, для чего все это делалось, Петя старался не думать. Только по утрам, когда он просыпался и шел умываться, внутри какая-то муть поднималась, и он явственно представлял себе суть выражения «душа болит».
Антон спасался домом, голова его была занята то новой квартирой (они «строили» кооператив), то курсами вождения в школе ДОСААФ – словом, всякой всячиной. Вера без конца звонила ему на работу, и список дел непрерывно пополнялся. О каких-то вещах он говорил с ней по телефону загадками, в конце концов выяснилось, что Антон ходит на интенсивные курсы английского и еще куда-то, в непонятное место, изучать экономику. Вся эта таинственность была неприятна, и отнюдь их не сближала.
Кира залег на дно. К его работе формально было не придраться, но как-то так выходило, что все, что он делал, не имело никакого практического результата. Он просто начал водить за нос систему, игра эта была опасная, тем более с таким начальником.
Зато Кира нашел для себя дело, которое его полностью увлекло. Его товарищ по университету, тоже филолог, с которым они посещали семинары Мелетинского, позвал его в Тарту, в летнюю школу по семиотике. Что это была за хрень, Петя не представлял, да и название не с первого раза запомнил. Кира приехал окрыленный, очарованный руководителем этой школы Лотманом. По секрету рассказал, что общался там с одним американцем, вернее, нашим эмигрантом, крупнейшим лингвистом XX века Якобсоном, другом аж Маяковского. Тот приехал специально, потому как тартуско-московская семиотическая школа объединила лучшие умы: Пятигорского, Гаспарова, Успенского… Пете эти фамилии ничего не говорили, а когда он поинтересовался, какие вопросы в этой школе обсуждаются, то и вовсе понял, что лучше ему в эти дебри не лезть. Вторичные моделирующие системы, бинарные оппозиции в культуре, ритуалы и архетипы – звучало это все по-марсиански. Единственное, что хоть как-то укладывалось у него в голове, – это попытки совместить математику и лингвистику, Киру это направление захватило больше всего, и он подолгу рассказывал Пете удивительные вещи, от которых веяло шарлатанством и колдовством.
Глава 33
Обычно этот стол всегда стоял пустой, за ним Филиппыч проводил небольшие совещания в своем кабинете. А тут он был весь завален какими-то рукописями. С краю лежали два больших конверта, один белый, другой коричневый, Петя успел прочитать несколько названий: «Улыбка Будды», «Республика труда». Автор Пете был неизвестен – некто Степан Хлынов.
Филиппыч поймал Петин взгляд:
– Изъяли весь его архив. Слишком все далеко зашло.
– А кто это?
– Солженицын Александр Исаевич. Слышал о таком?
– Ну конечно. А почему он Хлынов?
– Маскируется.
– А что с ним не так?
– С ним все не так. Он в самой серьезной категории врагов режима.
Ого! Вот так все повернулось. Год назад кандидат на Ленинскую премию, две тысячи книжек «Нового мира» у делегатов пленума в Кремлевском дворце. Хрущев, которому несколько дней подряд читают эту рукопись в Пицунде. Двадцать экземпляров, отпечатанных для членов Президиума ЦК. Очереди в киосках. И тут на тебе – враг. Что-то все-таки не то происходит.
Петя не сдержался:
– Как-то это все напоминает иные времена. Когда за день человека из героя во врага превращали.
– Остынь. Ну что стоишь? Работы мало?
Антон позвал покататься. Тесть подарил им машину, новомодный «Москвич-408» темно-зеленого цвета, неделю назад он получил права, но ездить по Москве еще опасался. Нужна была компания, и она нашлась в лице Пети и Эдика, который в очередной раз приехал по своим кибернетическим делам в Москву.
Сели у дома, Петя успел прочитать сзади хромированную надпись – «Moskvich Carat». Антон объяснил, что у него экспортная версия, для Швеции, половина всех новых «Москвичей» в этом году ушла на экспорт. Долго не трогался, все прилаживал зеркала, потом потихоньку поехали. Садовое было совсем пустое, вечер уже, катились и катились, пока не проехали его целиком. На втором круге ушли от Калужской площади направо и скоро въехали прямо на смотровую площадку на Ленинских горах. Антон очень нервничал за рулем, ругал всех подряд, и теперь ему нужен был какой-то отдых. Слева был ларек «Прохладительные напитки», но название оказалось обманчивым. Помимо ситро там подавали пиво и даже водку.
Антон поскучнел – новая жизнь начиналась, за баранкой не побалуешь, а Эдик с Петей себе, конечно, позволили. Взяли по паре пузатых кружек с пивом и графин водки. Антон с нервов даже от газировки отказался.
У ног была Москва, Лужники вставали этаким Колизеем, высотки, колокольни, трубы. Закат только был зловещим.
– Ну что, кибернетик? Чем порадуешь? – спросил Антон, глядя куда-то в даль.
– Устал я, – вдруг сказал Эдик.
– В отпуск сходи.
– Ты не понял. Я от всего устал.
Антон с интересом посмотрел на своего друга – такое он слышал от него впервые.
– Все без толку. Математикой не спастись.
– А кого нужно спасать?
– Всех нас. Всё нужно спасть. Или ты хочешь так по кругу всю жизнь и ходить?
– О чем ты? Мне все нравится. – Антон кивнул на Москву.
– И еще хорошо, когда «Moskvich» под жопой.
– Эдик, я никогда не думал, что ты завистливый. Женился бы на Вере – и дело с концом.
– Дурак ты, Антон.
Он встал и внезапно толкнул Антона, не сильно, но, видимо, расчетливо. Антон упал, кружки со стола слетели – в общем поднялся шум.
Дальше все было как в дурном сне. Кто-то свистнул в свисток, наверное, женщина из ларька. Минуты не прошло, как нарисовался сержант, и доказывать что-то было уже бесполезно. Подъехал мотоцикл, Эдика, как зачинщика, посадили в люльку, Антона сзади, на седло. Пете места не хватило, но в отделение, похоже, его никто везти не собирался. Он подошел к сержанту:
– А куда их повезли?
– Куда надо, туда и повезли.
– Мне нужно к ним.
Сержант посмотрел на него, развернулся и пошел не спеша. Петя за ним. Минут через десять они вошли в отделение, Петя сразу обратился к дежурному:
– Сюда моих друзей привезли.
– Ну, привезли.
– А что с ними будет?
– Разберемся.
– Я вас очень прошу, они ничего плохого не совершали. Ну знаете, бывает… Дело такое… Мужское…
– Знаю, бывает. Разберемся. – Он посмотрел на Петю и, видимо, почувствовал запах. – Давай иди отсюда.
– А они где?
– Да тут сидят. – Дежурный нехорошо улыбнулся. – К ним хочешь?
– Хочу.
– Ну, пошли.
Дежурный открыл решетчатую дверь, пустил Петю вовнутрь. Сзади щелкнул замок.
Напротив спал какой-то мужчина. Спал крепко, от него сильно пахло водкой. Эдик с Антоном сидели рядом, но смотрели в разные стороны.
– Вы что, сдурели? – спросил Петя. – Вам только этого не хватало?
– Может, и не хватало, – наконец ответил Эдик. – Мне, может, вообще сейчас только этого и не хватало.
Антон отвернулся и провел рукой по лицу, оно сморщилось, как мочалка. Таким злым его Петя еще не видел.
Эдик сидел и смотрел в одну точку.
– Представляете, мы же в шаге были в одном… Столько уже сделали, только кнопку включи.
Петя не сразу сообразил, о чем это он.
– Какую кнопку?
– Канторович ведь спасение придумал. – Эдик начал раскачиваться из стороны в сторону. – Для всей нашей плановой системы спасение, мать ее… Только вводи правильные параметры, и все – машина начнет выдавать точнейшие инструкции, система начнет сама себя оптимизировать и балансировать, и так до бесконечности.
– Ну и что случилось? – спросил Петя. – Что теперь не так?
– Малость одна не получилась. Вызвали к Косыгину на финальную консультацию, прошлись по всем пунктам. Всё приняли. Всё! Один только, всего один пункт не прошел. Но без него все прахом.
Эдик откинулся на полку – видимо, это и были нары. Мужчина рядом на секунду открыл глаза и перевернулся на другой бок.
– Кого вызвали? Канторовича?
– Нет. Ему рекомендовали не ехать. Заместитель поехал. Аганбегян.
– А почему?
– Посчитали, что армянин лучше, чем еврей.
Антон усмехнулся. Он по-прежнему смотрел в другую сторону.
– И что за пункт не прошел? – С Эдиком важно было сейчас разговаривать.
– В цены уперлись. Не позволим, говорят, дать их рассчитывать какой-то там машине. Вы, говорят, что, с ума сошли, хотите, чтобы все вышло из-под контроля? Но это же иллюзия чистой воды, Петя!
Эдик снова сел. Он потихоньку приходил в себя, видимо так его внутри все терзало, что он трезвел на глазах, да и выпить они успели не сказать чтобы много.
– Бог знает кем назначенные цены на четверть миллиона наименований единиц продукции рождают бесконечные косяки и коллапсы, и все эти непредсказуемые последствия считаются контролируемыми. И только потому, что эти цены придумали в комитете!
В камеру ввели еще одного мужчину, был он абсолютно лысый и трезвый, но выглядел так, что стало страшно.
– А Косыгин что? – непонятно для чего спросил Петя.
– Косыгин назвал идею с ценами единого уровня умной и привлекательной. Но непрактичной.
Лысый хмуро посмотрел на них, пытаясь понять суть разговора.