«Гробом» корабль величают за форму корпуса — похожий на гроб продолговатый металлический ящик. Высокая кормовая рубка смотрится надгробием, а единственная мачта совсем не к месту. Но большой ход кораблю и не нужен, у него другая задача — он может поднимать огромный вес. Л'хассов на «Небесной ласточке» то ли восемнадцать, то ли все двадцать восемь, так что поднять каменную плиту для него пара пустяков.
Правда, не все так просто. Бывает, что пропустят под плиту канаты, поднимут корабль и начинают мучить л'хассы, заставляя ее поднять. А л'хассы жуть как не любят, когда им непосильную работу предлагают. Настолько, что вместо того чтобы корабль вместе с грузом поднять, они и сам корабль на высоте не удерживают, и тогда он падает на землю.
Работают на «Гробе» все как один парни рисковые, некоторым не один раз вниз летать приходилось. Платят им хорошо, даже очень, и еще Коллегия всякие вольности позволяет, но желающих не то чтобы очень много.
О «Небесной ласточке» и вел речь Мелвин, о ней ведь по всему герцогству молва идет. Конечно, среди тех, кто хоть какое-то отношение к небу имеет. Да, забыл еще добавить, шкипером на «Ласточке» лет пятнадцать уже бывший пиратский капитан, здоровенный такой мужичина со шрамом через все лицо и одноглазый.
Мы опустили «Небесный странник» на песчаный пляж у самой воды.
Глядя на манящую гладь воды, я подумал: «Не знаю, получится ли у нас с акулами, но искупаться стоит точно. Конечно, не для того, чтобы акул к берегу подманить, да и не в самом заливе».
Недалеко от места посадки корабля нашлась небольшая лагуна, соединенная с морем неглубоким проливом. То, что в ней акул нет, мы еще сверху увидели. Мне отец еще в детстве рассказывал, что акулы могут дышать, только когда движутся, у них так жабры устроены. Так что их в лагуне точно быть не могло — не умеют они, как щуки, в траве прятаться, подстерегая добычу.
Первым по трапу на землю спустился Аделард с алебардой, за ним Родриг с длинным двуручным мечом. Предосторожность не лишняя, мало ли кто мог прятаться в густых зарослях? Энди я на всякий случай оставил на корабле — никаких ему купаний, он у меня еще долго будет свои грехи отрабатывать.
Обе наши дамы, Николь и Мирра, купаться отправились за огромный камень, уходивший далеко в лагуну, прикрывавший их от слишком любопытных взглядов. Не скажу, что они стали подругами, но женщинам всегда есть что сказать друг другу, даже если встретились они в первый раз, в отличие от нас, мужчин.
Ну а мне, господину Мелвину, Амбруазу, Ларду, Гвену, Роду и Рианелю, явно не собиравшемуся погружаться в воду выше колен, и ходить далеко не нужно — вот оно, море, теплое, как мамины руки.
Впрочем, долго купаться нам не пришлось. Едва мы вошли во вкус, как из-за камня, скрывающего наших прелестниц, раздался громкий отчаянный визг, перемежаемый призывами о помощи. Визжали обе девушки, и мы, натягивая штаны на ходу, помчались на их зов.
Первой мыслью, пришедшей мне в голову когда я оказался за камнем, была — Николь красива даже в тех местах, где я ее до сих пор еще не видел. Частично она все же успела прикрыться, прижав к себе сложенное пополам платье, а вот Мирра почему-то прикрыла ладонями только лицо, не переставая визжать. Вероятно, так ей не было страшно.
Поначалу я даже забыл, зачем прибежал, а именно — спасти жизнь гибнущих девушек от страшного монстра. Не каждый раз удается поглядеть на то, о чем больше догадываешься. Правда, и монстра-то никакого не оказалось. Всего-то чрексун, вылезший на песочек полакомиться пальмовыми крабами. Они тут водились в изобилии, так и шныряли под ногами.
Вообще-то чрексуны действительно не очень приятны на вид. Жуткая смесь осьминога, тряпичника — есть в море такая рыба — и трепанга. Голова чрексуна походила бы на человеческую, если бы не отсутствие шеи, дырка вместо носа и довольно устрашающего вида жвала. И еще глаза, большие голубые глаза с круглым, как у людей, зрачком, но с абсолютно идиотским выражением. Но так и у людей бывает. Чрексуном его назвали потому, что на берегу он произносит звуки, чем-то похожие на «чрекс-чрекс».
Кроме жуткого вида, чрексуны во всем остальном абсолютно безобидны. Питаются ракушками и крабами, не брезгуют и падалью. Иногда они достигают больших, чуть ли не гигантских размеров, но на человека в жизни не нападут. Мне с ними много раз приходилось сталкиваться, ведь родился я на берегу Кораллового моря, а чрексунов в нем тьма. Этот, что так напугал наших девушек, сжимал в жвалах краба и был весьма средних размеров — с теленка, не больше. Ребенок, можно сказать.
Конечно же, мы не пялились на обнаженную Мирру, прижавшую ладони к глазам и визжащую. А когда она убирала руки от глаз и вновь видела чрексуна, то кричала:
— А-а-а! Уберите его отсюда! — И, закрыв глаза, опять: — А-а-а!
Мы выстроились на берегу между ней и чрексуном, топая на него ногами и призывая убраться в море, а Лард даже угрожал ему алебардой. И лишь изредка оборачивались, чтобы убедиться в том, что Мирра все еще не успела одеться, причем делали это не все вместе, а по очереди. У Мирры, кстати, фигура тоже ничего, только немного плосковата на мой вкус.
Когда я оглянулся в очередной раз, Николь, успевшая накинуть платье, подошла к Мирре и обняла ее за плечи, пытаясь успокоить. На ее беду, Мирра в тот момент закрыла глаза и потому испустила совсем уж истошный визг, заставивший Николь отскочить далеко в сторону.
Скачками, бросив на произвол судьбы корабль, примчался Энди.
«Мерзавец, — в очередной раз убедился я. — Возможно, кто-нибудь в это время наблюдает за „Небесным странником“ из кустов, поджидая удобный момент, чтобы завладеть кораблем».
Энди подскочил к Мирре, пытаясь одновременно сделать сразу три дела: успокоить, прикрыть ее своим телом от наших глаз и натянуть платье. Кончилось все дело тем, что чрексун выплюнул краба нам под ноги, произнес «чрекс-чрекс», а затем не спеша уполз в воды лагуны. Взгляд у него при этом показался мне не тупым, как обычно, а слегка презрительным. Мол, стоило ли устраивать из-за ерунды столько много шума?
Дамам купаться отчего-то расхотелось, и они, сопровождаемые Энди, вернулись на корабль. Перед этим я все же успел спросить у Николь:
— Ну, и чего ты визжала? С Миррой понятно, она в своей глуши и слышать-то о чрексунах не слыхала, откуда они возьмутся в озере? Но ты-то родилась в Месанте, а он чуть ли не наполовину на сваях в море стоит.
— Он показался из воды так внезапно, — потупив глаза, ответила она, вероятно, гадая, что я успел разглядеть.
«Не все, Николь, далеко не все. Но то, что увидел, мне очень понравилось».
— Николь, у тебя великолепная фигура, — заявил я ей вслед, как будто впервые это обнаружил. Она засмущалась так, что даже со спины стало заметно, как мило порозовели ее уши.
Мы еще немного поплескались в воде, хотя почему-то особенного желания уже не было. Не повезло нам и с супом из акульих плавников. Вероятно, все акулы, каким-то невероятным образом узнавшие о том, что мы сюда заглянули специально, решили на время убраться из залива. Нам даже не удалось увидеть ни одного торчавшего из воды акульего плавника.
И все же одну акулу Энди нашел — дохлую и лежавшую на мели. С какой-то особой целью он прогулялся далеко по берегу, там ее и обнаружил. Затем вернулся на корабль и потребовал у Аделарда алебарду, чтобы вырубить акульи челюсти, уж не знаю, зачем они ему понадобились. Аделард дал алебарду крайне неохотно. В итоге Энди вернулся ни с чем, на алебарде появилось множество зазубрин, а сам он пропах запахом тухлой рыбы настолько, что Мирра, не выдержав, заявила ему, чтобы в ближайшее время он держался от нее подальше.
— Даже после того, как хорошенько вымоешься и выстираешь всю свою одежду, — добавила она.
И все же было здорово. Вечером мы разожгли на берегу огромный костер, и на нем Амбруаз запек по особому рецепту выловленную Аделардом кефаль. Видимо, особых рецептов у Амбруаза великое множество, потому что радует он нас ими едва ли не ежедневно. Затем мы единодушно сошлись во мнении, что ром Мелвина слишком хорош для бхайров, им можно продавать и похуже. И уже в самом конце Рианель с Николь под аккомпанемент цитры спели на два голоса песню о несчастных влюбленных, вынужденных расстаться навечно. Песня была такая трогательная, а пели они так замечательно, что я украдкой смахнул скупую мужскую слезу…
Чтобы прибыть в нужное место, нам действительно хватило трех дней.
Реку Линис, являющуюся естественной границей между герцогством и землями бхайров, мы пересекли ночью. Ночь выдалась лунной, высота — небольшой, так что ее хорошо было видно. Вообще-то я рассчитывал посмотреть на столицу бхайров — Бхайрат, но после того как под нами блеснула лента реки, Мелвин попросил изменить курс на север. Жаль, бывать в Бхайрате мне не приходилось еще ни разу. А сколько рассказов я о нем слышал!..
Бхайрат находится в самой глубине пустыни, чуть ли не в ее центре, и расположен он в оазисе. Но самое интересное в том, что там находится город Древних, причем не какие-нибудь там руины. Говорят, что в Бхайрате прекрасно сохранились жилые дома, дворец правителя, занимающий целый квартал, стены, окружающие город по периметру. До сих пор работает созданный Древними водопровод, питающий многочисленные фонтаны. Рек там поблизости нет, и потому вода подается глубоко из-под земли особыми механизмами, и они еще ни разу не ломались. Ни разу! В них только л'хассы меняют, чья сила и качает воду из невероятно глубоких колодцев. Да уж, умели Древние строить!
Еще в Бхайрате, рассказывают, совсем задарма можно купить многие вещи, доставшиеся бхайрам от Древних в наследство. Причем все они великолепно сохранились, а многие из них даже работают.
Я видел несколько вещей Древних из тех, что продолжают работать, но одна меня поразила особенно. Больше всего она походила на ручную мельницу для пряностей, разве что меньшего размера. Сбоку тоже имелась кривая ручка, а с торцов — множество мелких отверстий. Крутишь ручку и говоришь что-нибудь в тот из торцов, что выглядит полукруглым, а потом вертишь ручку в другую сторону и слушаешь все, что сказал. Можно много раз слушать, пока опять ручку в другую