— Может, знаете историю этой крепости?
Сафронов пожал плечами.
— Я — нет. Может быть, вы знаете?
— Даже старики не вспоминали!
Махтум лихо сдвинул ушанку, выпятил грудь, ядовито улыбнулся и сказал:
— А я вот знаю!
Оба инженера обернулись к нему.
— Ну-ка, Махтум!
Шофер сделал вид, что не расслышал, и начал неторопливо вышагивать вдоль полуразвалившейся стены. Решив, что он хочет найти какое-то примечательное место, инженеры двинулись следом, но Махтум нигде не задерживался и только прибавлял шагу. Аннатувак наконец потерял терпение.
— Куда ты идешь, Махтум?
Наслаждаясь невинной местью за волка, брошенного на дороге, Махтум, не оборачиваясь, ответил:
— Хочу измерить, сколько тут шагов в окружности.
— Разве история крепости связана с твоими шагами?
— Торопливость от шайтана, — наставительно сказал Махтум, — терпение от создателя.
Аннатувак догнал Махтума и, схватив за плечи, повернул к себе лицом.
— Разыгрываешь нас, что ли? За кого нас принимаешь?
— Вас, товарищ Аннатувак, за начальника, а товарища Андрея — за главного инженера, — ответил Махтум с полной серьезностью.
— У тебя все шарики в порядке? Или совсем голова перестала работать?
— Действительно, товарищ начальник, она у меня сейчас неважно работает. Все думаю, думаю…
— О чем?
— Думаю, что произошло там, на дороге. Съели ли волки труп или кто унес? Или все еще лежит на том же месте?
Взбешенный Аннатувак схватил шофера за плечи и так встряхнул, что ушанка слетела с головы.
— Давай рассказывай, что слышал о крепости.
Сафронов, которого развеселило упрямство Махтума, подошел поближе.
— Значит, вас интересует история крепости? — переспросил Махтум и нагнулся. — Подождите, сейчас шапку надену… Не знаю, когда она развалилась, эта крепость, только построена была четыре тысячи лет тому назад.
— Откуда узнал?
— Помнил я, товарищ Аннатувак… — Махтум погладил свою голову и взглянул на шапку, — но вот замерзла голова, и все забыл. Если мозги не согрею, пожалуй, и не вспомню.
Аннатувак, побежденный упрямством шофера, пожаловался:
— Видите, Андрей Николаевич, как он над нами издевается…
— Когда воля не в твоих руках, товарищ начальник, слабеет язык, — кротко заметил Махтум.
— Ну, надевай шапку, пусть соберутся мысли и окрепнет язык!
Махтум отряхнул шапку, надел на голову, потом присел на камень и начал рассказ.
— Историю этой крепости я слышал от Сапджана-ага…
— Кто этот Сапджан?
— Садовника из Дашрабата зовут Сапджан. Однажды возле Дашрабата мы встретились у старой крепости. Я говорю: «Ба, какая старая крепость! Интересно, когда ее построили»?! Сапджан-ага ответил: «Две тысячи лет тому назад». Я удивился. Тогда он сказал: «Ты этому не удивляйся. Вот на Балхане есть развалины крепости. Ее построили четыре тысячи лет тому назад — вот чему ты удивляйся!» Так он об этой крепости говорил.
— Откуда же садовник знает про крепость? — спросил Сафронов.
— Сапджан обошел все крепости с одним ученым. Тот все рассказывал…
— Кто же этот ученый?
— Как его звали? — Шофер почесал затылок. — Что-то связанное с телом человека. Подожди-ка… Не то круглый, не то гладкий… Нет, не то… Вспомнил, вспомнил! Толстый!
— Археолог Толстов?
Кто же в Туркмении не знает Сергея Павловича Толстова, много лет ведущего археологические изыскания в западных пустынях! Поэтому инженеры поверили рассказу Махтума. Только Сафронов подумал: «Толстов, верно, сказал, что крепость выстроена четыреста лет назад, а Махтум ради красного словца приумножил в десять раз — на него это похоже…»
Довольный собой и своим рассказом, Махтум снова надел шайку набекрень.
— Да, товарищи, — важно сказал он, — не думайте, что в голове шофера — пыльца камыша. Если что еще не освоили после пятнадцати лет учения, обращайтесь к малограмотному Махтуму. Не стыдно спросить, чего сам не знаешь, и у простого человека.
— Кстати, уж расскажи нам, какой хан построил эту крепость, что за народ жил здесь? — сказал Аннатувак.
На этот раз Махтум немного смутился.
— По правде говоря, этого Сапджан не знал. Если он не ошибается, этого не мог бы сказать и Толстов.
Сафронов задумался над происхождением слова Балхан. Когда-то он слышал и даже в свою тетрадь записал, будто Балхан происходит от слова вулкан. Но это толкование и тогда казалось неправдоподобным, — ведь по всему каспийскому побережью туркмены называют вулканы «патлавук».
— Аннатувак Таганович, откуда это слово — Балхан?
Човдуров искоса поглядел на Махтума.
— Где уж мне знать, это пусть Махтум расскажет.
— Сказать правду, не слыхал, не знаю этого, — признался шофер и вдруг просиял, словно нашел игрушку. — Впрочем, если не ошибаюсь, Балхан происходит от «Бей уллакан» [5].
— Нет, Махтум, не так, — мягко возразил Човдуров. — Балхан происходит от слов «Бал акан» [6].
— «Протекал мед»? Подходит! Только я нигде не вижу тут меда.
— А видишь, какая жизнь была когда-то вокруг этой крепости?
— Ну, когда это было…
— В древности Узбой протекал между Большим и Малым Балханами к Каспийскому морю. В те времена это был прекрасный край, поэтому реку называли Узбой, то есть «Красивый берег», а воду его сравнивали с медом. Вот откуда название Балхан! А когда Аму-Дарья сменила свое русло, отказалась от Узбоя, жизнь в этом краю заглохла, и остались на память только развалины крепости.
Аннатувак закурил. Сафронов продолжил рассказ о прошлых днях этого края:
— Ты, должно быть, удивляешься, Махтум, что в Небит-Даге так хорошо принялись бульвары и сады. Отойди на километр — ни травинки. А ведь все очень просто: нашли под землей воду — озеленили город. Вспомни-ка, встречал ли ты здесь, на западе, хоть один благодатный уголок, кроме долины реки Атрека? А недалеко то время, когда снова в наших краях потечет мед. Но покуда, как говорят, до прихода палки годится и кулак — надо искать воду и под землей и ценить каждую каплю не меньше, чем нефть…
Удрученный ученостью начальников, Махтум начал заводить «газик». Машина двинулась по плоской вершине Балхана. Тут уже не было никакой дороги, и шофер прокладывал колею по своему разумению, делая неожиданные зигзаги и виражи.
Все утро Сафронов любовался Човдуровым. Во всем, что тот говорил и делал, было столько детского и привлекательного, что трудно представить, как тяжел, упрям, хвастлив бывает он временами. Сегодняшняя стычка с Махтумом вовсе не была похожа на ссору начальника с подчиненным. Так ссориться могли только два товарища: один — простодушный, вспыльчивый, нетерпеливый, другой — хитрец, прикидывающийся простаком. А как Човдуров интересуется историей Туркмении, как неожиданно обнаруживает интерес к филологии. Хотелось бы знать, способен ли он когда-нибудь трезво оценить свое собственное поведение? Задумывался ли хоть раз в жизни над самим собой?
— Аннатувак Таганович, расскажите-ка о своем детстве. Ну, хотя бы о вашем самом первом воспоминании… — вдруг сказал Сафронов.
— А почему вас это интересует?
— Да потому же, почему я спросил вас о Балхане. Все что-то хочется понять, во всем разобраться…
Аннатувак задумался.
— Как ни странно, — помолчав, сказал он, — самое раннее воспоминание жизни связано у меня с этой горой. Мы ведь здешние, прибалханские. Когда был маленьким, мы жили у колодца Молла-Кара Сами знаете — пустыня. Курорта тогда не было. Дров ближе, чем за пятнадцать километров, не найдешь. На себе не дотащишь. И вот отец купил ишака у соседа. Как хвалил сосед своего ишака: «Быстроходный осел! Дисциплинированный осел! Очень порядочный осел!» И на следующий день после покупки мы с двоюродным братом поехали за саксаулом к подножию Балхана. Мне — восемь лет, брату — девять. Мучились, мучились, пока нарубили… Саксаул — это же не дерево — чугун! Пришло время укладывать дрова — осел не ложится. Мы и уговаривали его, мы и били его — ничего не помогает. Уперся, как… осел, и — никакого к нему подхода! Верно говорят: с ослиным упрямством ничего не поделаешь. На всю жизнь запомнил…
Сафронов с трудом удерживал улыбку.
— А где теперь ваш брат?
— На Челекене. Разнорабочим на промыслах.
— Как странно. Вместе росли, а теперь ему до вас и рукой не достать…
— Ничего странного. Не захотел учиться, вот и мыкает горе. Да если бы и захотел, может, тоже недалеко ушел бы. Я вот кончал с Васькой Сметаниным, вы его знаете — он сейчас инженером в производственном отделе на Кум-Даге. Как пришел из института на эту должность, так и сидит по сей день на том же месте. Лежачий камень…
— Кулиев, кажется, тоже вместе с вами кончал? — поддел Сафронов.
— Кулиев теперь работал в Ашхабаде заместителем председателя совнархоза.
— У него связи, — отмахнулся Аннатувак, — я сколько лет работаю, представления не имею, как это продвигаться по знакомству…
— А у Сангалиева, вашего друга, который теперь в Красноводском райкоме партии, тоже связи?
— Так он же по партийной линии пошел, — простодушно удивился сравнению Аннатувак. — А я нефтяник! Меня с бурения бульдозером не выковыряешь.
Сафронову стало скучно. Таким он видел Аннатувака каждый день на работе. Разговор известный: Аннатувак все знает лучше всех, Аннатувак всего добивался сам, и все прочие ему в подметки не годятся.
«Газик» между тем спускался с пологого склона и наконец остановился перед глубоким ущельем. Аннатувак и Сафронов вышли из машины и глянули с обрыва. Вспугнутое шумом, стадо айраков скакало по камням противоположного склона. Встреча была совсем неожиданная, и Аннатувак не сразу даже схватился за двустволку, но быстро опомнился, и вслед айракам загремел выстрел. Пока Аннатувак перезаряжал ружье, стадо, выскочившее на плоскогорье, пустилось вскачь, оставляя за собой облачка пыли. Однако выстрел был метким: один айрак бился на земле, вспахивая желтый песок крутыми рогами. Копыта разбрасывали камни, трава оросилась кровью. Стиснув зубы, красивое животное водило по сторонам выкатившимися невидящими глазами.