Ольгу обдало жаром. Неужели Мамыш отправила Нурджана к отцу, чтобы они больше не встречались? И он послушался?
— Я не знаю, — сказала Ольга, — он мне не звонил.
— Вот тебе и на! — удивилась Айгюль. — Ну, садись в машину, подвезу до автобуса. Значит, не звонил, говоришь?
Ольга молчала. Она устроилась в «газике» рядом с Айгюль и старалась изо всех сил не выдать себя, казаться спокойной. На крутом повороте машину тряхнуло. Ольга почти упала на Човдурову, и та почувствовала, что девушка дрожит мелкой дрожью.
— Ты простудилась? Больна?
— Нет, просто голова болит. Домой бы поскорее.
— От головной боли не бывает озноба. Зачем скрываешь от меня? Я же не враг тебе…
Ольга уронила голову на плечо Айгюль и горько заплакала, впервые за два дня.
Глава сорок четвертаяБрат и сестра
Аннатувак Човдуров никогда не был педантом и мелочным человеком, он прекрасно понимал, что успех любого предприятия решает удар на главном направлении, и тут был беспощаден и к себе и к другим. Когда товарищи удивлялись его гигантской пробивной силе, он, пожимая плечами, говорил: «Но я никогда бы не простил себе ни одной упущенной возможности!» И верно, добиваясь цели, не упускал ни одной возможности, какой бы бесплодной ни казалась попытка на первый взгляд.
С такой же обстоятельностью он относился и к своим домашним делам. Честь семьи, ее вес в общественном мнении были для него очень существенны. В свое время, когда Тыллагюзель искала у Аннатувака поддержки, чтобы расстроить брак Айгюль с Керимом, она не нашла сочувствия. Самый церемониал сватовства, национальность будущего зятя не имели никакого значения в глазах Аннатувака. Иначе обстояло дело с Тойджаном. После разговора с Дурдыевым, после бесплодной попытки запутать самого Атаджанова в голове, как заноза, сидела мысль, которая однажды с такой ясностью возникла: «Он играет нами, Човдуровыми!» Здесь тоже нельзя было упустить последней возможности, и Аннатувак решил раскрыть глаза Айгюль. По телефону он предупредил сестру о своем приходе.
Торжественное это предупреждение насторожило Айгюль. Брат не часто баловал родственников посещениями. В отсутствие Тагана это намерение казалось совсем странным, но Айгюль не была теперь склонна беспокоиться о чем-нибудь заранее. После примирения с Тойджаном вся жизнь представлялась ей сказочно прекрасной. Мало ли что могло случиться с Аннатуваком? Он помрачнел за последнее время, но как будто сделался мягче. Люди меняются, растут. Может быть, как ни трудно представить себе такую честь, он хочет о чем-нибудь посоветоваться с сестрой? Все бывает… Айгюль улыбалась воспоминаниям. Как и во всех туркменских семьях, в семье Човдуровых мальчика любили больше и больше прощали ему, но самым забавным казалось сейчас, что и она мирилась с установленным порядком, старалась заботиться о брате, во всем угождать ему. Когда выросли, перестали вспоминать об этом, и при встречах Аннатувак любил говорить с сестрой о делах, как бы подчеркивая, что он теперь изменился, стал новым, передовым человеком. Айгюль не очень-то верила в серьезность этих перемен.
Когда брат появился, Айгюль приняла его весело и приветливо, усадила за большой стол, прямо против окна. Косые лучи заходящего солнца освещали усталое лицо Аннатувака, оно смягчилось, казалось спокойным и добродушным.
Тыллагюзель, думая, что у детей секретный разговор, удалилась на кухню, но, кажется, эта предосторожность была излишней. Аннатувак рассказывал Айгюль о Кум-Даге. Кум-дагские промыслы были любимым детищем Нефтяного объединения. Благодаря счастливому расположению пластов нефть там добывалась легко, скважины залегали неглубоко, и кум-дагский трест из года в год завоевывал Красное знамя республики. Когда Аннатувак рассказывал о кум-дагских буровых, лицо его принимало самодовольно-скромное выражение, как у счастливого отца, когда он слышит об успехах отличника-сына. Айгюль с удовольствием поддерживала эту мирную беседу, и постепенно ее безоблачное настроение начало раздражать брата. Неужели она воображает, что он явился сюда без всякой цели, только чтобы поделиться впечатлениями о Кум-Даге?
Терпение его наконец лопнуло, именно тогда, когда сестра подробно, со знанием дела, толковала о способе вторичной добычи нефти, широко применявшейся в Кум-Даге.
— Айгюль! — перебил Аннатувак и опустил голову, словно стыдясь того, что собирался сказать. Помолчав немного, он продолжал: — Конечно, не очень-то хорошо заводить мне этот разговор, но раз уж начал — скажу: ведь тебе как будто не мало лет?
К Айгюль сразу вернулась настороженность.
— Не пойму, что ты хочешь сказать?
— Могу яснее: ты долго еще будешь одна?
Заметив, как пальцы Аннатувака нервно катают по столу спичечный коробок, Айгюль поняла, что он волнуется, и насмешливо ответила:
— Собрался замуж меня выдавать?
— У тебя всегда хватало самостоятельности влюбляться без помощи родителей и брата.
— О чем же тогда беспокоиться?
— Да Лучше уж замуж, чем быть предметом сплетен для всего города…
Айгюль подумала, что он вспоминает случай с Керимом, и решительно прервала:
— Не стоит возвращаться к прошлому.
— А как избежать повторения в будущем?
Девушка пристально посмотрела на брата.
— Хотела бы я знать, куда ты гнешь? — сказала она как бы про себя. — В голове чужие мысли, на языке колючки… Не мучай себя, выкладывай все, что тебя смущает, и успокойся.
Аннатувак уже собрался ответить грубостью, но в комнату вошла Тыллагюзель с чайниками. Он натянуто улыбнулся и обратился к матери:
— Мне очень жаль тебя…
Тыллагюзель испугалась, старательно поплевала себе за ворот и, удивленно подняв брови, спросила:
— Что-нибудь случилось, Тувак-джан?
— Трудно сказать точно, но скоро, кажется, ты останешься одна.
Тыллагюзель совсем разволновалась.
— Неужели опять война? Тебя снова забирают в армию?
— Нет, нет, не волнуйся. Речь не обо мне, а об Айгюль.
— Об Айгюль?
— Что же пугаешься, не век же дочь будет жить с тобой?
— Ах, ты об этом? Конечно, если в доме останутся два старика, жить будет неинтересно, я думаю…
— Ну и как же ты готовишься к свадьбе?
— К свадьбе? — переспросила Тыллагюзель и посмотрела на Айгюль. Она никак не могла понять, рассказала ли дочь Аннатуваку о Тойджане, и наконец нашла дипломатический ответ: — Спрашивай у Айгюль. Она лучше знает.
— Но, по-моему, Айгюль не торопится?
Сердце Тыллагюзель растаяло от внимания Аннатувака к сестре. Ей очень захотелось поделиться своей радостью.
— Недавно Айгюль сказала: «Мама, ай, мама…», — таинственно начала Тыллагюзель.
Действительно, вернувшись домой после примирения с Тойджаном, Айгюль сказала: «Мама, ай, мама, не сегодня, так завтра будем справлять свадьбу. Только той будет у нас в доме. Как ты на это смотришь? Не говори потом, что не слышала, — народу соберется много!» Испугавшись, что мать повторит ее слова, Айгюль перебила:
— Мама, ай, мама, занялась бы ты ужином!
Старуха сразу поняла намек.
— Вий, ну и память у меня! Тесто, наверно, убежало!
Аннатуваку было совершенно достаточно и того, что успела сказать Тыллагюзель.
— Я вижу, вы уже готовитесь к свадьбе?
— Возможно, — бодро сказала Айгюль.
— Так неожиданно, не сказав никому…
— Ах, зачем трезвонить людям о деле, которое еще только начинается?
— Ты считаешь меня посторонним человеком?
Айгюль стало жалко брата.
— Кем же мне считать брата своего, как не душой своей?
— Зачем же тогда тайны?
— Какие еще тайны?
— Неужели тебе мало, что однажды обманулась?
— Я уже просила не говорить об этом!
Аннатувак хлопнул себя по колену.
— Ну, есть ли в твоей голове хоть капля разума?
— Где же мне, бедной женщине, блистать умом? — улыбнулась Айгюль. — Была бы умная, не пачкалась бы в нефти, а тоже сидела бы где-нибудь директором.
Она хорошо знала, как побольнее уколоть брата.
— Айгюль, — прорычал он, — мне не до шуток!
— Не может быть! — расхохоталась Айгюль. — Бедный мой! Тебе все еще кажется, что продолжается наше детство?
— Это ты не забывай, что я уже отец ребенка!
— Ах, прости, пожалуйста! И поэтому с тобой надо говорить, склонив голову, безропотно соглашаясь?
— Айгюль! — крикнул Аннатувак, потухшая папироса вылетела изо рта и испачкала пеплом белую скатерть, но он ничего не замечал. — Думаешь, я не знаю, в чьи сети ты попала?
— Тем лучше. Но зачем же кричать?
— Затем, что я не хочу, чтобы ты позорила нашу семью!
— Ты в своем уме?
В неистовстве Аннатувак уже бил кулаком по столу, папиросная коробка подпрыгивала, папиросы высыпались на стол.
— Ты даже не можешь понять, что попала в лапы предателя! Он отравляет все вокруг себя! — закричал он.
— Это о чем ты хочешь мне рассказать? — тихо спросила Айгюль.
— О том, о чем говорит весь город! — крикнул Аннатувак. — Атаджанов живет с Ольгой Сафроновой!
— Кле-ве-та! — перекрыв Аннатувака, крикнула Айгюль.
Тыллагюзель прибежала из кухни и испуганно сказала:
— Айгюль-джан, ты звала меня?
Сейчас Айгюль была взволнована больше, чем брат. Он нашелся раньше.
— Мама, тебя никто не звал. Лучше последи-ка за своим тестом, как бы оно не убежало из миски…
— Не до теста, когда от вашего крика того и гляди стекла вылетят из окон, — проворчала Тыллагюзель, неохотно удаляясь.
— Так ты хочешь сказать, что никогда не слышала о связи Атаджанова с Ольгой?
— Второй раз слышу, но если бы слышала тысячу второй, так же не поверила бы, как сейчас!
— Надо же так потерять голову! Забыть о своем достоинстве, о чести семьи наконец!
— В самом деле поразительно! — согласилась Айгюль, она уже овладела собой и могла снова говорить в ироническом тоне. — Просто поразительно, как образованный человек, инженер, начальник конторы, опускается до уровня Эшебиби.