В этот удар Мидир вложил всё, что накопилось в душе — досаду, злость, отчаянье, боль… Копьё попало Касьяну в живот и пробило насквозь. Он рухнул, как бык на скотобойне.
— Что же ты, братец, не дал разгуляться… — Короткопалые руки вцепились в древко копья и переломили пополам. — Чую твою силу, продажная душа…
Он выкашлял сгусток чёрной крови и затих. Тяжёлые веки сомкнулись. Отступив в сторону, Мидир смотрел, как дрогнула под Завистником земля, взгорбилась, пошла волной. Бесчувственное тело перевернулось, покатилось прямо в провал между корнями дуба. Земля чмокнула и сомкнулась. Осталась только полоса пожухшей травы, порванная лента с орденом и сломанное копьё.
— Вот это по-нашему! — Из гущи веток высунулась встрёпанная сорока. — Не говоря дурного слова, да в рожу!
— Я бы сказала, что здесь уместнее другая пословица, — насмешливо произнёс женский голос. — Хоть разорваться, да не поддаться.
— Берегись, господин мой! — завопил Анчутка. — Окружают!
Мидир опустил щит и медленно повернулся. А вот и шестеро из Неблагого совета. Самые воинственные явились. Припал к земле чёрный пёс-буги. Скалит клыки жеребец-кельпи, по кошачьи присев перед прыжком. Ворча, перекидывает с руки на руку дубинку лохматый великан-гругаш. Белоснежные волосы глайстиг стелются леденящим душу туманом. Плотоядно ухмыляется карлик в красном колпаке, сжимая в жилистых руках топор на длинной рукояти. Угрюмый спригган, такой уродливый, что даже среди своих прячется под плащом с капюшоном, шумно втягивает в себя воздух, раздуваясь до гигантских размеров.
Со спины кельпи слетела большая ворона. Взметнулись, затмевая закат, чёрные крылья и опали пелериной шёлкового платья.
— Ты лишился своего оружия, Мидир, — Элис пнула обломки копья. — Какая жалость. Для тебя.
Дилан едва успел отпрыгнуть и прижаться к стене, когда в подземелье рухнул истекающий чёрной кровью Касьян.
— Добегался, братец! — Полоз покачал головой. — Эк он тебя… Ну ничего, сон всё вылечит. Главное, поспать подольше.
Он крякнул, закидывая Касьяна себе на плечо.
— Отъелся, боров… А ты что глазами моргаешь, королевич? Последний шанс у тебя. Решай — вверх или вниз?
Дилан не понял, о каком шансе идёт речь, но даже на миг не засомневался, куда ему нужно.
— Вверх.
— Тогда иди, — Полоз прощально махнул рукой, шагнул в стену и исчез.
Лаз наверху снова открылся, и оттуда послышалась многоголосая перебранка. Дилан торопливо поднялся по ступеням, выглянул наружу.
Мидир стоял, подбоченившись. Пурпурный плащ валялся у его ног, и камни пояса сияли, каждый своим светом — зелёным, синим, фиолетовым… Каким-то чудом цвета не смешивались, но сплетались в единую ленту… «Нет, — подумал Дилан, — это больше похоже на верёвку аркана».
Неблагие фэйри корчились в многоцветных петлях, визжали, рычали, скулили. Только королева стояла прямо, и её глаза на заострившемся лице полыхали бессильной яростью.
— Соскучился по королевской власти, Мидир? Хочешь мою корону? А удержишь ли? Ведь Полоз тебе это украшение не навеки подарил. Возвращать, небось, придётся?
— Придётся, — согласился Мидир, — но сначала я вас всех удавлю.
— А может, договоримся? — прохрипел гругаш. Его спутанные космы трещали, как хворост в костре. — Тебе ведь ещё столичным властям объяснять, куда ревизор делся. Один не справишься.
— Ах, да, ревизор! — Мидир подобрал с земли ленту с красным крестом. — Сомневаюсь, что его будут искать. Кому надо, тот и сам всё поймёт, если уже не понял.
— И кто же это? — Элис заинтересованно прищурилась.
— Имя не знаю, но Полоз уверен, что при императорском дворе завёлся колдун, который и вызвал Касьяна.
— Стало быть, и про нас тот колдун знает… — Гругаш задумчиво пожевал губами. — Объединяться надо, Мидир. Враг-то у нас, получается, общий. Говори, какую виру хочешь, и отпусти нас.
— Нет такой виры… — Мидир замолчал и потряс головой. — Принесите клятву, что никто из вас — ни сам, ни через посредников, не причинит вреда мне и моим слугам — помыслами, действием или бездействием.
— Узнаю судейские замашки! — Элис заулыбалась. — Это всё, что ты хочешь?
— Нет. Ты уедешь и заберёшь с собой весь Неблагой совет.
— Куда ты хочешь нас отравить?
— Не в Сибирь, не бойся. Отправляйтесь в Петербург, отыщите этого не в меру способного колдуна и уничтожьте его. Это и будет ваша вира.
Неблагие фэйри застонали.
— Опять с места срываться?!
— Да помилуй, к чему это? Укоренились уже, прижились.
— Всем-то зачем? Одного отправить, ну, двоих!
— Двоих? — Мидир улыбнулся исключительно скверной улыбкой. — Как скажете. Только сами уж решите — кого. А остальных я здесь и похороню. Укореню навеки!
Они снова загалдели.
— Согласятся, никуда не денутся, — послышалось за плечом у Дилана. Он обернулся и увидел Хризолита.
— Вернулся уже?! — С дуба спрыгнул Анчутка, наскоро подвязывая армяк стеблем плюща. — Ты что, госпожу на полдороге бросил?
— Я её к нашей чуди проводил. — Хризолит смахнул с рукава рубашки древесную труху. — У них свои дороги — от холма к холму. По ним до моря быстрее добираться, чем змеиными тропам. А меня папенька за поясом прислал.
— Сынок, стало быть? — Анчутка смерил его насмешливым взглядом. — А скрывал с чего? Непризнанный, что ли?
Глаза Хризолита опасно сверкнули:
— Да как ты смеешь!
— Перестаньте! — вмешался Дилан. — Хватит лаяться. Ты цел? — спросил он у беса. — А где Алёна с Ивкой?
— Здесь где-то, прячутся. А твоя паутинка меня здорово выручила! Касьян как глянул! Ну, думаю, всё, отлетался. А взгляд-то весь в запутку утянуло. Только опояску сожгло. И яблоко я потерял. А ты сам запутку придумал?
— Нет, меня один гоблин научил, в Аннуине ещё. Мы дружили… То есть, я думал, что дружили, а потом оказалось, что он шпион.
— Его казнили? — спросил Хризолит.
— Затравили собаками, — Дилан прикусил губу, болью выталкивая воспоминания за дверь, в глубину памяти.
— Тихо! — шикнул Анчутка. — К согласию, вроде, пришли.
Королева выторговала три дня на сборы, после чего неблагие поочерёдно поклялись — с явной неохотой, выцеживая слова сквозь зубы.
— А кто дела будет без нас делать? — спросил гругаш. — Судить, споры разбирать?
— Так и быть, возьму эти хлопоты на себя. — Мидир поднял плащ, накинул, скрывая пояс. Цветные верёвки истончились и растаяли. — Передайте всем, чтобы с жалобами ко мне шли.
— Обдерёт он просителей, как липку, — хмыкнул Хризолит.
— Да уж, наш Мидир Гордеич своего не упустит, — кивнул Анчутка. — Заодно и хозяйство поправит.
Ограда усадьбы Ардагова покосилась, ворота треснули. Изнутри тянуло гарью и слышались протяжные причитания:
— Ох, да на кого же ты оставил меня, молодёшеньку, ох и худо будет мне, горькой сиротинушке!..
— Микентий погиб?! — ахнул Дилан.
— Да это Нихренаська напоказ убивается! — отмахнулся Анчутка. — Ничего, отлежится её муженёк в погребе месяц-другой и как новенький вылезет. Домовые-дворовые помирают только вместе с хозяйством, да и то не всегда.
Дилан сел на выступающий из земли корень. Странная получилась победа. И почему-то не утихает смутное беспокойство, точит и точит червячок сомнения… Но ведь всё закончилось! Вот и неблагие рассаживаются в своих бричках, свистит кнут, кони срываются с места…
— Дилан! Анчутка! — окликнул их Мидир. — Подите сюда.
Они подбежали к нему. Господин Ардагов, уже снова в сюртуке и накрахмаленной рубашке, протянул им пояс.
— Верните хозяину.
Хризолита, который ждал у дуба, он словно не замечал. Анчутка испуганно глянул на сияющие в сумерках самоцветы и отпрянул, спрятав руки за спину. Дилан робко принял пояс, подивившись, какой он, оказывается, лёгкий.
— И найдите моё копьё, — сказал Мидир. Голос его звучал спокойно, но плечи опустились, а золотые волосы поникли, скрывая лицо. — Оно где-то там. — Он неопределённо махнул рукой в сторону дуба и медленно, приволакивая ноги, словно к сапогам его прицепили пудовые ядра, зашагал к воротам.
— Отыщем, господин мой! — бодро откликнулся Анчутка.
Он обогнал Дилана и зашарил в зарослях крапивы слева от дуба.
— Не там ищешь, — сказал Хризолит. — Вот оно!
Он перепрыгнул через толстый обомшелый корень, наклонился…
— Берегись!
Ивка и Алёна выскочили из-за дуба, врезались в Хризолита, толкнули с такой силой, что он отлетел на сажень. А там, где он только что стоял, вылетели из травы обломки копья и пронзили русалок.
Анчутка вскрикнул подстреленным зайцем. Дилан замер, прижимая к себе пояс, потом очнулся, подбежал, чуть не столкнувшись с Анчуткой и Хризолитом.
Ивка и Алёна лежали, раскинув руки. На бледных лицах удивление, застывшие глаза смотрят в светлое летнее небо. Дилан потянулся вынуть обломки копья, но Анчутка схватил его за руку.
— Не трогай! Как бы хуже не было.
— Куда уж хуже, — процедил Хризолит. — Это копьё сделано из ветки Древа жизни. Для нежити — верная гибель. Да и меня бы изувечило. Королева наворожила, не иначе! Хотела Мидира с Полозом рассорить.
— Мидир Гордеич! — Анчутка вскочил, но господин Ардагов уже скрылся в воротах усадьбы.
— Надо же, не тают! — Хризолит с интересом рассматривал русалок. — Дилан, а ведь ты прав. Они не совсем нежить.
— Воробушек, ты у нас лекарь! — Анчутка затряс Дилана за плечи. — Давай, лечи! Я для тебя что угодно сделаю! Я тебе век служить буду!
— Погоди. — Дилан отдал Хризолиту пояс, присел, ощупывая раны. Изъязвленные чёрной кровью пять наконечников копья смотрели вверх, а чистые, хоть и расщеплённые концы вонзились брату и сестре в грудь.
«Как же их лечить? — Дилан охлопал себя по карманам. — У меня ведь ничего не осталось! Только нож и уцелел…»
— Анчутка, придержи их. — Он взялся за обломки и дёрнул. Тела русалок содрогнулись, потекла прозрачная, как вода, жидкость, пропитала тонкие рубашки.