Неблагой уезд — страница 3 из 19

— Да как же это?.. Помилуй, батюшка! — забормотал разом спавший с лица Микентий.

— Помилуй! — заголосили остальные. — Обычай ведь!.. Спокон веков!.. К справедливости твоей взываем!

— Я всегда справедлив, но сегодня я ещё справедливее! — Мидир топнул ногой. — Блуда не потерплю! Чтоб отныне у каждого домового и дворового непременно жена была. Как это по вашему? Домовуха?

— Кикимора, — услужливо подсказала сорока.

— Вот, чтобы каждый женился на кикиморе! И гуляйте потом на здоровье, но только с жёнами!

Над толпой прокатился протяжный стон. Деревни господина Ардагова не бедствовали, и домашние нечистики замухрышками не были. Все как на подбор — упитанные и горластые.

— Это что, бунт? — В небесно-голубых глазах Мидира полыхнули молнии.

— Никак нет, ваше высокородие! — залебезил Микентий. — Этот стон у нас песней зовётся.

— Да нет у нас кикимор! — взвыл протолкавшийся к крыльцу рослый домовой. — Хоть все подворья обыщи! Нету!

— А нет, так будут! — скрипуче хохотнула сорока. — В аккурат к вечеру татарский коробейник до вашей деревни доедет. Он кикиморами торгует — оптом и враздробь. Ведьмы по три шутки покупают за пять пудов муки.

Толпа онемела.

— Так дорого? — удивился Мидир. — Ну, за оптовую закупку коробейник должен скидку дать. А ежели у кого со средствами туго, я готов одолжить. Не чужие, рассчитаемся.

Он не успел моргнуть, как на дворе опустело. Желающих оказаться в должниках у хозяина не было. Все знали, что Мидир способен потребовать в счёт долга отражение звезды из крещенской проруби или того хуже — череп петуха, зарытого под порогом чьей-нибудь бани.

— Анчутка, иди сюда! — Мидир поманил пальцем сороку.

Та снялась с крыши, кувыркнулась в воздухе и приземлилась уже тощим бесом в красном длиннополом армяке, подпоясанным плетёным из соломы кушаком. Из-под армяка виднелись большие птичьи лапы с перепонками, как у гуся. Из-за этих лап беса дразнили Беспятым, но господин Ардагов к водоплавающим птицам относился с уважением и обидное прозвище никогда не употреблял.

Анчутка служил Мидиру на птичьих правах — за еду в голодные зимы и блестящие безделушки круглый год.

— Чего желаешь, господин мой?

— Как там Дилан поживает?

— Мается, — Анчутка вздохнул. — Ему хозяин приказал цветок папоротника отыскать. Перед королевой решил выслужиться, сморчок недосоленный!

— При чём здесь королева? — насторожился Мидир.

— Так ей кто-то сказку про Аленький цветочек рассказал. Мол, краше его во всём свете нету. А Макарыч сдуру и сунулся — наверняка, говорит, это про цветок папоротника сказка. Вот королева и потребовала, чтобы ей этот цветок отыскали.

Мидир мрачно кивнул. Что Почечуев вхож к Элис Робертовне — не секрет. При такой-то жене! Именно Степанида Аполлинаровна поставляет неблагой королеве травы и готовые зелья. Даже странно, что она до сих пор не раздобыла цветок папоротника. Ведь с такой редкостью Элис наверняка выиграет «Войну цветов». Разве что добыть эту редкость чревато неприятными последствиями?

— Расскажи мне про цветок папоротника. Что это и как его добывают?

Анчутка вдохновенно поднял глаза к небу:

— Сам не видел, врать не буду, да мне тот цвет без надобности. А только говорят, что расцветает папоротник один раз в году — в ночь на Купалу. Выстреливает бутон из земли с треском, будто из мушкета пальнули! А раскрывается золотым и кровавым пламенем. Оттого и зовут его жар-цвет. Пока он цветёт, клады из земли поднимаются, загораются синими огоньками. Ежели хочешь добыть цветок, в Купальскую ночь иди в лес, в самую чащобу, прихватив с собой белую скатерть и нож. Ищи заросли папоротника попышнее, очерчивай круг ножом, расстилай скатерть и сиди в круге, глаз с папоротника не спуская. Как только распустится цветок, в тот же миг срывай его и спеши домой, накрывшись скатертью.

— Да при чём здесь скатерть? — не понял Мидир.

— Ну так, чтобы лесавкам было, на чём пир устроить, — Анчутка ухмыльнулся от уха до уха. — И ножик поострее наточить надобно, чтоб не мучиться долго. Сто лет живу, а до сих пор не слышал, чтобы хоть один добытчик жар-цвета из лесу выбрался.

Мидир невольно улыбнулся, но тут же посуровел. По всему выходило, что Дилана нужно спасать. Почечуев, видать, решил, что если добудет мальчишка цветок — хорошо, а если сгинет — не жалко. Нет, сам Иван Макарович не рискнул бы ссориться с соседом. Не иначе как Элис постаралась внушить некроманту эту мысль. Видать, заподозрила, что Мидир отправил Дилана к Почечуевым шпионить. Или решила через смерть знатного воспитанника разорить Мидира вчистую, чтобы не покупал больше жене золотые, во всех смыслах этого слова, розы. Да, заигралась королева. Пора напомнить ей, кто в Неблагом уезде самый умелый игрок.

— Только это всё чепухня, — добавил Анчутка. — Хоть ты весь лес ископыть, впустую ночь потратишь. Где цветок появится, один Леший знает, да никому не сказывает, разве что за богатую жертву. Почечуев намедни на поляне трёх чёрных телят зарезал. А потом в дупло слушал, аж прилип ухом к сосне.

— И что услышал?

— Дилан сказал, что дорогу ему указали. Прямиком в то место, где Чёрный ручей в болото впадает. Там русалки с болотницами хороводы водят. — Анчутка помолчал. — Ещё я слышал, господин мой, что цвет папоротника — это душа русалки. Из тех, кто помоложе, кто жизнь свою человеческую не забыл. И оттого жар-цвет всегда разный. Оно понятно, что от хорошей жизни не топятся, а всё же причины у всех отличные. И чем больше горя в душе, чем больше злости на обидчиков, тем ярче горит цвет папоротника.

— И сжечь может?

— Виновного-то? Запросто! Зря что ли Почечуев на Купалу второй год из дома носа не высовывает. Да и жёнушка его в эту ночь травы только в своём саду собирает. Горит на них русалочья душа. Ох, ярко горит!

— Если я правильно понял, — нахмуренное чело господина Ардагова понемногу разглаживалось, — цветок папоротника появляется один на весь лес? Превосходно! Отправляйся с Диланом. Постарайся, чтобы он отыскал цветок и при этом не пострадал. Почечуев должен получить свой жар-цвет. Справишься?

— Ну дак… — Анчутка почесал за ухом. — Найти-то можно, господин мой. А вот из леса вынести… Да и не возьмёт Почечуев цветок в руки. Его жена хрустальный ларец приготовила, заговорённый.

— Ты ведь знаешь, кто из русалок мечтает отомстить Почечуевым, верно? — вкрадчиво спросил Мидир.

Анчутка отвёл глаза.

— Не моё это дело…

— А тебе и не придётся ничего делать. Просто расскажи всё Дилану. Да прибавь, что ежели с Почечуевыми несчастный случай приключится — по их собственной вине — пусть ко мне возвращается. Я всегда за справедливость, ты знаешь.

Анчутка молча кивнул и подпрыгнул, на лету оборачиваясь сорокой. Мидир посмотрел ему вслед, потирая руки. Приятно, когда тебя понимают с полуслова. Надо будет взять Анчутку на жалованье. Пусть за Диланом постоянно присматривает, а не от случая к случаю. Может, хоть чему-то полезному научит.

Мидир покачал головой. И как только в роду владыки Аннуина уродилось эдакое недоразумение? Потратить бы его, как разменную монету, да нельзя. Ну ничего, как говорится, в умелых руках и шестёрка туза бьёт.

* * *

Анчутка поспешно летел в сторону леса. До встречи с Диланом оставалась куча времени, но сперва нужно ещё кое с кем переведаться.

Пролетая над дорогой, он заметил маленькую поникшую фигурку. На краю канавы сидела, пригорюнившись, бездомная кикимора Нихренаська. Сарафан из дерюги порвался, похожие на паклю грязные космы выбились из-под платка, куриные ноги, все в натоптышах, посерели от пыли. По весне кикимору выгнали из города Пустовойска и с тех пор она скиталась по Неблагому уезду. Ни в одну деревню её не пускали. Анчутка, сам бездомный, втайне сочувствовал непутёвой кикиморе.

— Слышь, Нихренаська! — крикнул он. — Шкандыбай к усадьбе Мидира Гордеича! Нынче на твоей улице праздник! Будешь в женихах, как в сору рыться. Выбирай да не забудь — это я твоё счастье обеспечил!

Кикимора встрепенулась, хотела что-то сказать, но Анчутка уже умчался.

В первую очередь следовало отвлечь Лешего. Без его позволения цветок папоротника из леса не вынесешь. Жертва требуется — человеческая. А Дилан, по своему мягкосердечию, не то что ребёнка, даже кутёнка зарезать не сможет, стало быть, придётся исхитряться…

На опушке леса Анчутка свернул, по просеке долетел до большого озера, скрытого за стеной высоких плакучих ив. Здесь в летние дни любил отдыхать Водяной. Анчутка опустился на ветку, склонившуюся над водой, всмотрелся.

Водяной растянулся на мелководье у самого берега. Щурился на солнечные блики, лениво почёсывая брюхо своего любимца — огромного сома. Поговаривали, что это усатое чудище способно одним махом проглотить годовалого телёнка.

Эх, а ведь когда-то это озеро принадлежало Анчутке! Как приятно было скользить гоголем по тёплой, как парное молоко, воде, подкарауливать на вечерней зорьке рыбаков, прицеплять им на крючки заранее припасённые стоптанные лапти заместо рыбы… Не ходят больше на озеро рыбаки, всех сом распугал. Даже просека зарастать начала.

И чего Водяному в реке не сиделось? Глаза его выпученные, завидущие! И питомец его, проглот жадный, весь в хозяина! Кабы не он, зимовали бы Ивка с Алёной на озёрном дне — чистом и привольном. А не в речных омутах, в тесноте и обиде. И Леший, как назло, с Водяным на один голос поёт! Ну да ладно, Анчутка и сам не промах. Не маленький уже, набоялся, хватит! Тем более, Дилану помочь надо. Вот ведь, как всё одно к одному сложилось…

У корней ивы Анчутка приметил три пустых бочки из-под пива. Должно быть, Водяного уже успели поздравить. В Неблагом уезде все знали, что на Купалу водный хозяин именинник.

— С праздничком, дядюшка! — Анчутка подскочил на ветке, поклонился, разведя крылья.

Водяной благосклонно глянул на него и пробулькал что-то невнятное. Ишь, как его развезло-то на солнышке после пива!

— Ух, и могучая же у тебя рыбина! — восхитился Анчутка. — Любого зверя одолеет. Зря Леший хвастался…