— Но ведь он помчался вслед за тобой, чтобы окольцевать тебя, разве не так?
— Но он здесь не был. Он сюда не приезжал. Ты, наверно, вычитал, что он был в гостинице в Ридинге… — Ей было тягостно вспоминать о его появлении в «Джордже». Она-то считала, что он объявился там по чистой случайности.
— Вычитал? Да он сам говорил мне в день вашего отъезда, что будет гнать лошадей всю ночь, чтобы перехватить тебя в Ридинге.
— Как? Он заходил в день отъезда? — воскликнула Пруденс, пытаясь понять, где тут правда, а где вымысел.
— Он был просто не в себе. Весь кипел от ревности. Ну к этому, как его — Барселоне, Мадриду…
— Откуда он узнал, что Севилья поехал в Бат? В Файнфилдзе ему, ясно, никто не докладывал.
— Мне как-то не пришло в голову спросить его, откуда он это знает, но ему все было известно.
— Уж не вы ли, дядюшка, и доложили ему?
— Не помню. — Впервые в жизни Кларенс сослался на свое незнание. — Но он знал, это точно. Я дал ему твой адрес, а он сказал, что будет ехать без остановки и догонит вас. То, что ты поехала с Севильей, явно взбесило его.
— Но при чем тут Севилья? Он уже уехал из Бата, когда мы туда поехали.
— Ну и хитрущая же ты, однако! Играешь ими, как тебе заблагорассудится.
Пруденс не стала разубеждать Кларенса, поскольку сама дала ему повод так думать, но ей сейчас хотелось узнать все о Даммлере.
— Так Даммлер решил, что я поехала с Севильей?
— Нет, я сказал ему, что ты поехала с матерью и на четверке лошадей. — Четверка, разумеется, волновала Кларенса больше. О ней он, конечно, упомянул как о главном факте. — Он страшно заревновал. «Я ему нос разобью», — кричал он. Он готов был рвать и метать от злости.
Эта картина явно была плодом дядюшкиного воображения, и не стоило принимать ее за чистую монету.
— А где он сейчас? — продолжил Кларенс. — Поехал в свое аббатство, чтобы подготовить там все для свадьбы, где же еще.
За кого только из ее знакомых дядюшка уже не выдавал племянницу, так что все это можно было пропустить мимо ушей.
— Никакой свадьбы не будет.
— Ты отвергла его? — спросил Кларенс разочарованно. — А по мне так он отличный жених.
— Он не делал мне предложение.
— Как всегда, скромничаешь. Но разве этого надо стесняться? Маркиз и, насколько я слышал, славный стихоплет. Хотя оно, конечно, понятно; теперь, когда ты приглашена в Карлтон-Хаус, что тебе одноглазый поэтишка? По такому случаю они могут и внести изменения в положение о королевских браках. Только актерки и паписты не должны и близко подходить ко дворцу. Герцог Кларенс всегда был не равнодушен к тебе…
Мать и дочь переглянулись, и Пруденс вздохнула. Дядюшка Кларенс неисправим. Толку от него никакого. Она поспешила удалиться, пока он не выдал ее за кого-нибудь еще из королевской семьи.
Единственное, что Пруденс уяснила, так это то, что Даммлер действительно был на Гросвенор-сквер, но что именно он говорил, навсегда останется тайной. Вместе с тем тот факт, что он заезжал к ним, заставил ее задуматься. Он явился в «Джордж» специально, чтобы повидаться с ней, и если был у дядюшки Кларенса днем, то, выходит, действительно полночи скакал без остановки. А потом эта безобразная сцена ревности. Она надеялась вскоре увидеться с ним, но. прошло десять дней, а от него не было ни слуху ни духу.
А дни проходили весело. Пруденс стала знаменитостью, ее приглашали во все дома. У нее появились постоянные поклонники, приглашающие ее на прогулки в коляске, пешком и сопутствующие ей на балах. Это были в основном отставные военные и вдовцы, но их было много. И еще — не забавно ли? — как снег на голову свалился Роналд Спрингер. Годами она вздыхала о нем, а теперь, когда забыла его, он всем своим видом показывает, что увлечен ею. Не было дня, чтобы он под тем или иным предлогом не заглянул к ним. Теперь, когда Пруденс вращалась среди таких светских людей, как Даммлер и Севилья, его скромная провинциальная элегантность ее не прельщала. Ничего романтического от ее отношения к нему у нее не осталось; скорее ей просто льстил его интерес. Она вспоминала с улыбкой, что Даммлер всегда отзывался о нем критически. Напряженная светская жизнь требовала обновления гардероба. Пруденс стала объектом подражания для батской светской молодежи. Если на воскресную службу она надевала к своему желтому платью из тафты шляпку с зелеными ленточками, можно было ожидать, что в понедельник в витрине ателье появится похожий гарнитур. Прикрепив однажды к зонтику от солнца букетик цветов, она на следующий день с удовольствием наблюдала аналогичные букетики на зонтиках многих прогуливающихся дам. Окрыленная таким успехом, Пруденс отважилась на большее. Ее наряды, оставаясь, впрочем, в рамках приличия, стали немного более фривольными, более смелыми и декольтированными чуть больше принятого. Полковник Бересдорф даже позволил себе комплимент на тему ее плеч, что они, дескать, «как у Венеры Милосской». Чтобы как-то ответить на частые приглашения, Пруденс открыла нечто вроде салона, куда приглашалась избранная публика и где говорили о литературе. Пару раз она рискнула даже появиться в обществе без матери, в сопровождении мужчин. Для этой цели Пруденс, конечно, выбрала достаточно пожилого поклонника, чтобы в зародыше погасить возможные сплетни о легкомысленном поведении, хотя Спрингеру это не понравилось. Впрочем, свои визиты он не прекратил.
Правда, некоторые блюстительницы нравов посмотрели на это косо. Говорили, что графиня Клефская, считавшаяся столпом приличий, отозвалась о ее подвигах неодобрительно. Еще двадцать лет назад она была в этой области беспрекословной судьей, но за это время нравы несколько изменились, и от ее суждений стало отдавать нафталином. Тем не менее графиня не утратила своей позиции, и никто не осмеливался входить с нею в конфликт. Узнав о неблагосклонном отзыве графини, Пруденс сократила выходы без сопровождения матери. Но напрямую графиня не высказывалась. Ей нравилось, когда к ним наезжали знатные люди, и до тех пор, пока мисс Маллоу не выходила за общепринятые рамки, графиня предпочитала быть к ней снисходительной. Она только наблюдала и ждала.
Да, Бат оказался гораздо милее, чем Пруденс могла ожидать, и тем не менее она с удовольствием обошлась бы без этого внимания и вернулась бы в свой уютный кабинет, если бы Даммлер посещал ее, как раньше. Мысль же о том, что она упустила шанс на что-то большее, удручала ее. Десять дней прошло, и молчание Даммлера стало пугать Пруденс.
По утрам Кларенс отправлялся в зал для питья целебных вод, где Пруденс встречали с неизменным ажиотажем, и проходил мимо витрины, где был выставлен ее портрет.
— Сегодня вечером в Верхнем зале дают концерт, — заметил он, оторвавшись от газеты.
— Да, но будет только итальянский певец, — добавила миссис Маллоу. — Едва ли тебе это понравится.
— Почему же? Итальянцы лучшие певцы. Конечно, мы пойдем.
Кларенс купил новый камзол, предвкушая посещения Карлтон-Хаус в будущем, и ему не терпелось покрасоваться в нем. Он приобрел три билета заранее, чтобы у них были лучшие места. Уилма не хотела идти, но Пруденс понимала, что от дядюшки так просто не отделаешься, и на концерт она пошла с удовольствием.
Однако только она села на свое место, как в зал вошла графиня Клефская под руку с высоким молодым человеком. Они заняли места в другом конце зала. Это был лорд Даммлер, и если он и посмотрел в сторону сцены, то лишь мельком. Всю первую половину концерта Даммлер смотрел в сторону Пруденс, так что, в конце концов, она не могла сделать вид, будто не замечает его.
Глава 18
Пруденс боялась антракта и надеялась, что его не будет. Итальянец вызвал бурные аплодисменты. Даммлер все так же не отрывал глаз от нее и лишь в конце каждого номера слегка хлопал в ладоши, даже не глядя на сцену. Дядюшка заказал столик в антракте, и миссис Маллоу пошла под руку с Кларенсом выпить чашку чаю. Сейчас Даммлер подойдет. Что-нибудь скажет — что именно, Пруденс не могла вообразить. Наверное, представит их графине Клефской. Они не встречались, но Пруденс знала графиню в лицо. И что Даммлер делает в компании этой ханжи?
Он не подошел. Она не стала рыскать по залу в поисках его, однако, когда они снова заняли свои места, он издали поклонился им.
Всю вторую часть концерта Даммлер смотрел на сцену. Лишь раз десять повернул голову в сторону Пруденс, что от нее не ускользнуло, хотя она не смотрела в его сторону. Когда публика стала расходиться, Даммлер не попался им на глаза, и Пруденс поехала домой со смешанными чувствами. К счастью, Кларенс вообще не заметил его. Не придется выслушивать, что он специально приехал в Бат, чтобы на ней жениться. И все же зачем он приехал?
Покинув Пруденс в «Джордже», Даммлер вне себя от ярости уехал в Лондон. Первым делом он заехал к тетке и рассказал ей, что она ошиблась в отношении Севильи и характера его предложения Пруденс.
— Знаю, — ответила Хетти. — Он был у меня. Какой ужас эта история с ее матерью. Он мне рассказал, что, к счастью, оказался там и привел им доктора Найтона. Подумать только, что они себе позволяют в этих гостиницах! Как себя чувствует миссис Маллоу?
— С ней все в порядке. Что еще сказал Севилья?
— Я была к нему несправедлива. Он очень расстроен, что Пруденс отвергла его. Он, надо понимать, хотел сделать новую попытку. Севилья считает, что ее невинность очень мила и заставляет относиться к ней с должным уважением. Я, правда, так и не уразумела, как эти белокурые красавицы… да ладно. Он говорил очень искренне и просил держать его в курсе. Кстати, что еще ты можешь сообщить?
— Через пару дней они едут в Бат.
— А еще?
— Я еще мне дали отставку.
— Глупец! Она отставила тебя? Да что она о себе думает, эта девчонка!
— У меня не было возможности сделать ей предложение. Она такое наговорила мне, впрочем, я того заслужил, Хетти. Моя праздность, распущенность, пьянство…
— Да о чем ты? Ты выпиваешь, дай бог, бутылку вина в день. А другие…