В четверг вечером в соборе Апостола Петра молили Господа открыть им человека Божия – и с престола раздался голос:
– Божий человек – в доме Евфимиана. Ищите там.
В храме присутствовали римский император Гонорий, а также Папа Римский Иннокентий I. Они обратились к Евфимиану, но тот ничего не знал.
Тогда слуга, приставленный к святому Алексию, рассказал Евфимиану о его праведности.
Евфимиан поспешил к преподобному Алексию, но не застал его в живых. Лик почившего святого сиял нездешним светом. В руке преподобный Алексий держал свиток.
Тело святого Алексия с подобающими почестями перенесли и положили на ложе. Император и Папа Римский преклонили колена, прося святого разжать руку. И святой Алексий исполнил их просьбу.
Свиток с жизнеописанием преподобного был прочитан чтецом храма во имя святого апостола Петра. Родные Алексия с плачем припали к телу святого. При виде такого события многие плакали.
Ложе с телом святого Алексия выставили посреди главной площади. К нему начал стекаться народ, чтобы очиститься и исцелиться. И исцелились!
Видя такую благодать, император Гонорий и Папа Иннокентий I сами понесли тело святого в погребальной процессии.
Останки святого Алексия, человека Божия, погребены в храме во имя святого Вонифатия. Было это, как гласит предание, в 1417 году.
Житие Алексия, человека Божия, – с давних пор одно из самых любимых в России.
Земное богатство и слава – тлен в сравнении с духовным возвышением Божия человека. Алексий засвидетельствовал это собственной жизнью. В русских условиях (возможно, в силу особенностей национального характера) это имело огромное значение.
В «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790 год) Александра Николаевича Радищева есть следующая сценка. В городе Клин, недалеко от Москвы, слепой солдат просит милостыню. И привлекает он внимание милосердных людей песней (которую пело не одно поколение убогих, кормившихся подаянием):
Как было во городе во Риме,
Там жил да был Евфимиан князь…
Радищев замечает: «Неискусный хотя его напев, но нежностию изречения сопровождаемый, проницал в сердца его слушателей… Никто из предстоящих не остался без зыбления внутрь глубокого, когда клинский певец, дошед до разлуки своего ироя, едва прерывающимся ежемгновенно гласом изрекал свое повествование… Сколь сладко неязвительное чувствование скорби! Колико сердце оно обновляет и оного чувствительность…»
Общее и безусловное признание святости Божьего человека давало поруганной бедности право «в духе» взглянуть на богатых и властных сверху вниз, а то и пожалеть их, лишенных благодати. Ведь это не им сказано: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28).
«С чистым взором ребенка она молилась за нас, грешных»О блаженной Параскеве Дивеевской
Ирина, в будущем блаженная Параскева Дивеевская (ее еще называли Паша Саровская), родилась в 1795 году в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии в семье крепостного крестьянина.
В семнадцать лет ее выдали замуж. Родные мужа любили Ирину за кроткий нрав и трудолюбие.
Прошло пятнадцать лет. Помещики Булгины продали Ирину с мужем помещикам Шмидтам.
Вскоре муж Ирины умер. Шмидты попытались выдать Ирину замуж вторично, но, услышав слова: «Хоть убейте, замуж больше не пойду», решили оставить ее у себя.
Ирина работала у помещиков Шмидтов экономкой. Через какое-то время она была оклеветана прислугой.
Хозяева, заподозрив Ирину в краже, отдали ее на истязание солдатам. После жестоких побоев, не выдержав несправедливости, Ирина сбежала в Киев.
Беглянку обнаружили в монастыре. За побег крепостной крестьянке долго пришлось томиться в остроге. В конце концов ее по этапу отправили к хозяевам.
Проработав два года огородницей в поместье Шмидтов, Ирина опять решилась на побег. Во время этого побега Ирина тайно приняла постриг с именем Параскевы, получив благословение старцев на юродство Христа ради.
Блаженную задержала полиция и вернула хозяевам.
Но вскоре хозяева сами выгнали Параскеву.
Пять лет Паша Саровская, полураздетая, голодная, бродила по селу, затем тридцать лет жила в вырытых ею же самой землянках в Саровском лесу.
Окрестные крестьяне и паломники, приходившие в Саров, глубоко чтили подвижницу, просили ее молитв. Ей приносили еду, оставляли деньги. А она раздавала все неимущим.
Жизнь отшельницы была сопряжена с большими опасностями. Однажды ее жестоко избили разбойники, которые требовали у нее денег, но их у блаженной Параскевы не было. После этого она целый год проболела.
В Дивеевский монастырь она пришла осенью 1884 года.
Подойдя к воротам монастыря, она ударила по столбу и сказала:
– Вот как сокрушу этот столб, так и начнут умирать, успевай только могилы копать.
Вскоре умерла блаженная Пелагия Ивановна Серебренникова, которой сам преподобный Серафим вверил своих сирот – дивеевских инокинь; за ней умер монастырский священник; потом одна за другой несколько монахинь…
Архимандрит Серафим (Чичагов) рассказывал: «Во время своего житья в Саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она имела вид Марии Египетской. Худая, высокая, совсем сожженная солнцем и поэтому черная и страшная.
Она носила короткие волосы, а раньше все поражались ее длинным, до земли волосам, которые мешали ей в лесу и не соответствовали тайному постригу.
Босая, в мужской монашеской рубахе-свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, с серьезным выражением лица, она приходила в монастырь и наводила страх на всех, не знающих ее…»
Архимандрит Серафим отмечал, что внешность блаженной Паши Саровской менялась от ее настроения. Она бывала то чрезмерно строгой, сердитой и грозной, то ласковой и доброй: «Детские, добрые, светлые, глубокие и ясные глаза ее поражают настолько, что исчезает всякое сомнение в ее чистоте, праведности и высоком подвиге. Они свидетельствуют, что все ее странности (иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки) – лишь наружная оболочка, преднамеренно скрывающая смирение, кротость, любовь и сострадание…»
И вот еще замечательная подробность, запечатленная архимандритом Серафимом: «Облекаясь иногда в сарафаны, она, как превратившаяся в незлобное дитя, любит яркие красные цвета и иногда одевает на себя несколько сарафанов сразу, как, например, когда встречает почетных гостей или в предзнаменование радости и веселия для входящего к ней лица».
Все ночи блаженная проводила в молитве, а днем после церковной службы жала серпом траву, вязала чулки и выполняла другие работы, непрестанно молясь.
С каждым годом возрастало число обращавшихся к Паше Саровской за советами, с просьбами помолиться за них.
Очевидцы рассказывали, что Прасковья Ивановна жила в небольшом домике, слева от монастырских ворот. Там у нее была одна просторная и светлая комната, в которой вся стена напротив двери была закрыта большими иконами: в центре – Распятие, справа Божия Матерь, слева – апостол Иоанн Богослов. В этом же домике, в правом углу от входа, была крохотная келья, служащая спальней. Ночами она там молилась. Спала блаженная очень мало.
Под окнами ее домика всегда можно было увидеть паломников. Имя Прасковьи Ивановны было известно не только в народе, но и в высших кругах общества.
Люди шли к блаженной за советом и утешением нескончаемой вереницей, и Господь через Свою верную рабу открывал им будущее, врачевал душевные и телесные недуги.
Корреспондент одной из московских газет писал: «Мы были поражены и обрадованы тем, что эта блаженная с чистым взором ребенка молилась за нас, грешных. Радостная и довольная, она отпустила нас с миром, благословив на дорогу… Она – редкий человек на земле, и надо радоваться, что такими людьми еще богата земля Русская».
Из воспоминаний монахини Серафимы (Булгаковой): «В конце Х1Х столетия начал ездить к нам в Саров будущий митрополит Серафим, тогда еще блестящий гвардейский полковник Леонид Чичагов…
Когда Чичагов приехал в первый раз, Прасковья Ивановна встретила его, посмотрела и говорит:
– А рукава-то ведь поповские.
И вскоре он принял священство.
Прасковья Ивановна настойчиво говорила ему:
– Подавай прошение государю, чтобы нам мощи открывали (то есть мощи Серафима Саровского. – Сост.).
Чичагов стал собирать материалы, написал «Летопись…» (то есть «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». – Сост.) и поднес ее государю. Когда государь ее прочитал, он возгорелся желанием открыть мощи».
О своей первой встрече с блаженной старицей архимандрит Серафим (Чичагов) рассказывал следующее: «Меня проводили к домику, где жила Паша.
Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая на постели (она была старая и больная), воскликнула:
– Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю. Преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.
Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принят государем и передать ему в уста то, что она мне поручает…
В смущении я покинул келью старицы…
Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова…
И вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря… Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд… напечатать и поднести императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей…»
В дом блаженной Паши Саровской в 1903 году, после канонизации преподобного Серафима, приехали император Николай II и императрица Александра Федоровна. Перед приходом гостей блаженная Паша велела вынести все стулья и усадила императорскую чету на ковер.