Меня передернуло от этих мыслей. Нет, это все происходит в параллельном мире.
Я хочу есть. Как в детстве, когда выходишь в парк кормить уток — больше всего на свете хочется макнуть кусок булки в молоко и рассасывать прямо во рту.
Голуби подбирались все ближе. Потом их что-то спугнуло… Я не услышала ни звука среди уличной какофонии происходящего. Они разом упорхнули, еще более обнажив осень, да что там осень — начало ноября, перед глазами.
На телефоне была утренняя sms от Макса: «Если ты в Москве — подъезжай в „Вертинский“ — пообедаем, у меня там по работе встреча в два, к трем жду», поэтому я и назначила Василию Ивановичу встречу здесь. А Максу ответила «ок».
Все знают эти отвратительные слова — «ок», «хор», «норм», так пусто и звонко от этого, что даже голуби оставили меня. Я хотела дождаться момента свободы и пойти в сторону набережной.
— У нас с тобой глаза цвета Москвы-реки, — написала я Другу из Бронкса.
— Такие же грязные? — переспросил он.
— Нет, такие же родные.
Вдруг я обнаружила на своем плече экскременты одного из покинувших меня голубей.
— К деньгам, — констатировала действительность. Этот факт синхронно подтвердили мои соседи по ситуации.
Пятидесятилетний смуглый мужчина, с глубокими прокуренными морщинами, он ел мороженое, и было понятно, как этот новомодный вкус пломбира его обременяет, но он ел, пытаясь из крохотных наслаждений, как из пазла, собрать одно большое прошлое.
Его пальто было смятым в изгибах, в некоторых складках затаился пепел, а в кармане льготный билет, вряд ли по инвалидности, за спиной багаж опыта, ценность которого — воспоминания.
События. Осознание. Смирение. Воспоминания. И как ни странно, в любом из случаев ностальгия.
Макс вышел из машины и направился в сторону злачного ресторана «Вертинский», постоял около входа полминутки, из соседней машины вышла Ника, точнее выпрыгнула с помощью костылей. Ей сменили гипс — и поскольку травма была на левой ноге — она умудрялась водить.
Я не выдержала и позвонила Максу:
— Прости, что снова мешаю тебе, как там твоя встреча по работе?
Я смотрела, как он нежно поцеловал ее в щеку. И, поддерживая, повел внутрь.
— Хорошо, вот только подъехал, сейчас своего финансиста жду.
Сказать ему «ты лжешь»? И потерять? Это не компромиссы. Это чужое бесчувствие в твою сторону.
Подавленные приступы одиночества хуже толпы перед сломавшимся эскалатором, хотя второго я не видела лет десять. Отпразднуем день рождения этому одиночеству.
У меня передозировка лицемерием.
Макс спустя пару минут снова оказался в поле моего зрения — он вышел что-то забрать из машины. Хлопнул дверью с такой силой, что голуби, мигрировавшие в ту сторону, снова разлетелись, кто куда.
Я закрыла глаза, а когда открыла, его уже не было. Идеальный мужчина может только присниться.
По губам меня била осень. По чувствам близость. Зимы.
Горестный пепел обиды я стряхивала холодными и грустными пальцами.
Приехал Василий Иванович:
— Ну что, Машенька? Готовы?
— Вам не кажется, что я совершаю нечто не совсем верное?
— Я вам уже говорил, если не хотите быть похожей на всех этих женщин — не копайтесь.
— Я не хочу быть обманутой.
— Забавная вы, Машенька, — он протянул мне диск, — вы уже обмануты, и уже обманываете. Представьте себе, он, так же как и вы, сейчас копается в чужих жизнях. Неужели вам нечего скрывать?
— Думаю, что нет.
— А перед лицом Бога?
— Возьметесь за разведку? Есть он или нет, если найдете — попросите передать моему отцу привет! — Я посмотрела на Василия Ивановича с обвинением, как будто он был виноват во всех истеричных песнопениях, что крутят по радио для самобичевания.
Помните, что делали с гонцами, принесшими плохую весть?
— Кстати, насчет сокрытия — вы же тоже дружбу от него скрываете?
— Откуда вы знаете?
— Я с Женей пообщался — такая профессия, она мне рассказала, как сильно ревнует к вам Сашу. И вы знаете — за дело. А знает ли Макс, что вы с Сашей ночевали вдвоем у тебя на даче в твой день рождения? И кто знает, что там было?
— Но у них же отношения — она должна ему доверять и понимать, что если бы между нами что-то могло быть, оно уже было бы.
— Проповедуя такой стиль отношений, вы решили меня нанять, чтобы выяснить подробности о жизни своего жениха?
— Я ему об этом со временем расскажу. И поверьте, мне уже стыдно за сделанное.
Врала. Блефовала.
Мы смотрели пристально друг на друга. Он с мудростью и пониманием. Я внимала к жалости.
— Хорошо. — Он удалился. — Вот диск, тут его жизнь, в папке «Максим», минимальная информация. И новости о Жене. У них с Эмилем ничего не было. Саше она изменяла с другим. Но браслет у нее действительно украли.
«Плохо! Как же мне плохо», — подумала я. Открыла ноутбук, вставила диск. И прямо на лавочке начала изучать «узнанное».
Его мать умерла от рака, когда ему было чуть больше двадцати. Лимфосаркома. Отец военный — сейчас работает в Министерстве обороны.
Макс действительно никогда не был женат.
Я видела частично его фотографии с документов — с первого паспорта, со второго, с военного билета. Даже пару детских фотографий видела. Прочитала статью в журнале как об отличившемся октябренке.
За конфликтные отношения с преподавателями в мае 1992 г. был исключен с факультета военного переводчика Военного университета. В ноябре 1992 г. был призван на службу в ракетную дивизию в Татищево.
Василий Иванович потрудился и приложил карту, из которой я узнала, что Татищево находится в Саратовской области, а также приложил пару статей, в которых рассказывалось, что служить в Татищево в те времена боялись все.
Макс закончил службу старшим лейтенантом.
Это значило, что все у него получилось. И он не боялся армейских забав.
В середине девяностых Макс вместе с двумя армейскими друзьями открыл небольшую компанию по установке пластиковых окон, часто делая совместные проекты с так называемым «департаментом облагораживания денег Москвы». В марте 1997 г. одного из них, Сергея Филимонова, убили в подъезде собственного дома на Фрунзенской набережной.
До сих пор Макс помогает жене и сыну Филимонова, крестным отцом которого является. Я вспомнила, как мы проезжали церковь, в которой он крестил сына Сергея. Я поняла, почему он не хотел рассказывать мне эту историю.
Интересно, а он мстил за него?
А в журнале «Друг» один раз написали про его собаку — водолаза по имени Маршал… Жуков, что ли???
Я увидела фотографию собаки.
Дальше я не смогла прочесть, потому что начала рыдать в полный голос. Я получила то, что хотела. Пришло полное осознание того, что я сволочь и на самом деле люблю порядочного человека, который просто не разменивается по мелочам.
Что касательно меня…
Все скрыто.
Капал дождь.
Все скрыто.
Дождь зарядил свою волну осени. К нему прибавился снег. Они слились в потоке.
Все ложь.
Наступала зима, имея численное превосходство снежинок над каплями дождя.
Правда.
А потом из-за туч выберется солнце, и настроение загрузит новую фоновую заставку на жизненный дисплей.
— Знаешь, у меня есть мечты! Правда, есть! Они смешные, и я не хочу тебе в них признаваться, — начала я нести в трубку Максу, который подумал, что я напилась или еще того хуже…
— Ты же прямо сейчас мне в этом признаешься, к чему такое предисловие?
— Мне бы тоже хотелось, чтобы армия сейчас была престижна, а не пристанище для лохов.
Ведь по факту бытия, мужчина, который не служил, — и не мужчина вовсе.
— Что это с тобой?
— Вот умеешь ты отбить всякое желание делиться.
— Ну и не делись тогда. Твои мечты — это твои мечты. Но мечта номер один мне понравилась.
Интересно, Макс хоть раз в жизни ошибался?
Боюсь, что во мне.
— А еще я хочу научиться рисовать!
— Давай ты мне все это при встрече расскажешь, ты скоро подъедешь?
Когда (так и хочется написать это английское as soon as, в переводе — отложить на восьмой день недели) я выйду замуж и, может, обрету женское счастье, такое призрачное и недосягаемое, обязательно научусь рисовать. Непременно в минуты ожидания ближнего. Иначе какой во всем смысл?
Я почему-то склонна влюбляться осенью. Не весной, как все нормальные люди, мои репродуктивные амбиции особенно остро воспламеняются к октябрю. Так получилась, что к ноябрю я полюбила.
Мой Интернет не покидал меня даже на улице!
Открыв прогноз погоды, я поняла, что ближайшие пару месяцев я буду любить, в холод так просто прижиматься к любимым — кожа не прилипает к другой коже.
— А еще мне страшно. Мне же когда-то тоже будет тридцать, и будут те, кому будет двадцать, и ты начнешь мне изменять… А для меня ты будешь одним-единственным, и ты уйдешь от меня. Сначала мы просто перестанем проводить вместе выходные — потому что у тебя женщина — как баланс. Его просто надо свести — чтобы циферки примерно сошлись…
— Может, ты приедешь и мы поговорим об этом лично?
Я видела, как он помогает Нике сесть в машину, целует ее в щеку и возвращается в ресторан.
— Мне так нужна любовь или теплота! — продолжала я.
— Давай я подарю тебе плед. Согревать будешь себе душу.
Кстати, о тепле, когда я просматривала прогноз погоды — так оказывается, все далеко не так, как я представляла, думая, что левая температура для пессимистов, а правая — для оптимистов, оказывается, это просто дневные и ночные показатели.
Я закрыла ноутбук и ушла согревать сердце самым любимым человеком на земле. Прошу занести в протокол, с пониженным содержанием кофеина в крови и прочих телесных сегментах.
Дождливая тучка № 7Не кладите сердце в морозильник
Я все отдам
За продолжение пути.
Оставлю позади
Свою беспечную свободу.
Не потерять бы в серебре ее одну,
Заветную.