идной. В ней, беспомощно свернувшейся в позе зародыша, трудно было увидеть мятежницу, ставшую семнадцать лет назад причиной стольких смертей и разрушений. Неужто она и впрямь вдохновенными речами и обещаниями перемен увлекла за собой легионы латерранцев? Эта хрупкая, крошечная человеческая скорлупка в грязно-голубой тюремной робе была когда-то вдохновительницей кровавой резни и многочисленных бедствий. А теперь она лишь таращилась немигающим взглядом в пустоту своей клетки.
Глядя на ее слабое, дрожащее тело, Марцелл поймал себя на том, что думает об отце. О его последних днях в такой же камере, иссохшем теле на столе мертвецкой.
Но тут он вспомнил, где находится, и поспешно выбросил эти мысли из головы.
– Прокляни ее Сол! – скаля зубы, выбранился патриарх.
Марцелл откашлялся и заговорил в телеком, с трудом сохраняя ровный уверенный тон:
«Комендант Галлан, не было ли за последние недели каких-либо… происшествий, связанных с охраной камеры?»
И поразился идиотизму собственного вопроса. Женщина на экране едва ли могла устоять на ногах, где уж ей замышлять убийство.
В окошке в углу экрана появилось маленькое лицо коменданта. Марцелл подключил динамик телекома, чтобы патриарх мог слышать ответ:
«Никак нет, не было».
Патриарх выхватил у Марцелла телеком.
«Она с кем-нибудь говорила? – требовательно вопросил он. – Получала или посылала сообщения?»
«Никак нет, месье патриарх, – без малейшей заминки отрапортовал комендант. – Согласно приказу Гражданка Руссо находится в полной изоляции. Правила ее содержания не менялись».
Хмыкнув, Паресс швырнул телеком Марцеллу.
– Затребовать архивные съемки камеры? – предложил тот.
– Нет! – рявкнул правитель Латерры. – Это ни к чему!
Прерывая связь и возвращая телеком в карман, юноша не сумел сдержать легкого чувства гордости. Он справился с ситуацией, успокоил патриарха. Причем сделал это без помощи деда.
Патриарх, рухнув в первое попавшееся кресло, закрыл глаза руками. Марцелл задумался, означает ли это разрешение удалиться. Он отчаянно стремился в надежное укрытие своих комнат, где можно было бы, оставшись в одиночестве, смыть с себя грязь и кровь и улучить минуту на размышления. А главное, избавиться наконец от этой рубахи, тяжелым якорем оттягивавшей грудь его мундира.
Из-за этого Марцелл с каждой секундой все больше ощущал себя изменником – как отец.
Но не успел он обдумать способ побега, как звон в аудионаклейке предупредил его о срочном сообщении. Вытаскивая телеком, Марцелл заметил, что Шамон уже достал свой и круглыми глазами уставился на экран.
– Что там? – спросил заметивший его взгляд патриарх и, вскочив с кресла, направился к советнику.
Тот опустил телеком и мрачно известил всех присутствующих:
– Последние новости из Министерства. Относительно расследования убийства.
Матрона обратила к Шамону осунувшееся лицо. Стайка фрейлин прервала суету, чтобы не упустить ни слова.
– Подозреваемый установлен и задержан, – сообщил советник.
Марцелл вздохнул. В комнате стояла мертвая тишина.
Не дождавшись продолжения, матрона хрипло, безнадежно зашептала:
– Кто? Кто это сделал?
Шамон переглянулся с другим советником, словно собираясь с силами, и объявил:
– Надетта Эпернэ.
Стены салона внезапно закружились. Марцелл ухватился за спинку кресла, вцепился в нее, чтобы не упасть, и мысленно сказал себе, что наверняка ослышался: это сказывается рана на лбу. Он не слишком хорошо знал Надетту, но не раз видел ее с воспитанницей. И знал, как дорога ей Мари.
– Что? – взревел патриарх, не менее Марцелла ошеломленный этим известием. – Неужели Надетта?
– Да, именно она, – отозвался Шамон поразительно твердым, учитывая обстоятельства, голосом. – По-видимому, ваша дочь была отравлена собственной гувернанткой.
Глава 18Шатин
Гран-палас!
Одно из богатейших, роскошнейших, самых дорогостоящих зданий во всей системе Дивэ. Оно строилось, чтобы показать друзьям – а заодно и врагам, – какого успеха и могущества добился Режим за краткие 505 лет существования. Здесь собирали правителей крупных союзников Латерры – таких планет, как Рейхенштат, Новая, Юэсония, Кайши, Сансара и прочих, – чтобы напоить их вином, накормить и впечатлить.
Из членов третьего сословия в Гран-палас допускались только слуги и – один раз в год – победители Восхождения, приглашенные на банкет с патриархом и матроной. Шатин за все восемнадцать лет своей жизни даже не мечтала попасть в Ледом, а уж тем более в Гран-палас.
И вот она здесь, в сопровождении самого инспектора Лимьера проходит в разукрашенные титаном двери, которые наверняка стоят столько, что на эти деньги сотня семей из Трюмов могла бы кормиться целый год.
Шатин, подволакивая еще не отошедшую после действия парализатора ногу, прошла через вестибюль, по длинному шикарному коридору с пурпурными шелковыми коврами и картинами в титановых рамах. Шатин очень старалась не пялиться по сторонам и не разевать рот – да только это было невозможно. Глаза отказывались верить увиденному. Мозг не успевал ухватить все и подсчитать, сколько это стоит. Прежде Шатин видела разные части дворца на «пленке». Но оказаться внутри – это совсем другое дело!
Обернувшись к висевшей слева картине, она замедлила шаг, остановилась. Портрет изображал девушку в желто-голубой шали, оглянувшуюся через плечо. В ухе у нее висел белый шарик, напомнивший Шатин звезду в темном небе.
Она задумалась, сколько можно выручить за такую картину. Тысячу жетонов? Сто тысяч? Может быть, и больше, но у Шатин это просто в голове не укладывалось, поскольку с подобными суммами она никогда не сталкивалась. Едва ли столько ларгов когда-либо собиралось на счету у третьего сословия.
– Даже не думай, – отчеканил резкий голос Лимьера у нее за спиной, – тут такая охрана, что за дверь ни за что не вынесешь.
Шатин стиснула зубы: этот невыносимый киборг ни одной ее мысли не упустит. Однако, овладев собой, девушка обернулась к нему, одарив самой лучезарной и невинной улыбкой:
– О чем это вы, инспектор? Я просто залюбовался произведением искусства.
Она перешла к следующей картине. Если только ее можно было так назвать. Больше походило на то, что кто-то плескал на стену красками из ведра и растирал их как попало.
Шатин одобрительно поцокала языком, проговорила, ловко подражая напевному, переливчатому выговору матроны:
– Вы только посмотри-ите! Фа-антастика! Просто боже-ественно. Это ваша работа, инспектор? Или одного из ваших дроидов?
В ответ Лимьер так пихнул ее в онемевшую ляжку, что Шатин чуть не повалилась прямо на картину.
– Пошел, – скомандовал он.
Шатин, продолжая изображать матрону, фальшиво хихикнула, играя несуществующим локоном:
– О, инспектор, как вы вспыльчивы! Возьмите еще копченого лосося, успокойте нервы!
– Шагай, шваль!
Шатин ненавидела это слово, частенько употреблявшееся по отношению к третьему сословию. В душе снова вскипела ярость. Как он смеет называть ее швалью? Ей хотя бы знакомы настоящие человеческие чувства, чего не скажешь об этом киборге.
– Что за выражения инспектор? Где же ваши манеры? – прочирикала она, разворачиваясь, чтобы продолжить игру. Но, приплясывая в подражание полоумной матроне, совсем не заметила, что коридор кончился. И внезапно налетела на что-то жесткое и основательное. Пошатнувшись, Шатин отступила и взглянула в строгие карие глаза, которые были ей слишком хорошо знакомы. Она часто видела их на экране «пленки», но все бы отдала, чтобы никогда не видеть в реальности. Это лицо пугало ее больше инспектора Лимьера, больше дроидов, даже больше Бастилии.
При виде высокой фигуры в безупречном белом мундире у нее похолодела спина. С трудом сглотнув, Шатин поспешила почтительно потупить взгляд. И вытолкнула из пересохшего саднящего горла прерывистый писк:
– Добрый вечер, генерал д’Бонфакон.
Глава 19Шатин
– Ты всегда такой тихоня? – спросил генерал.
Шатин сидела в роскошном, обитом деревом кабинете д’Бонфакона. В горле ком, ладони зажаты между коленей. С тех пор как ее сюда привели, она смотрела вверх, чтобы опять не встретиться глазами с генералом. Она еще не опомнилась от смертельного стыда, когда буквально вприпляску налетела на него в коридоре. А ведь Шатин никогда ничего не стыдилась.
Да и плясать ей прежде не доводилось.
Она понятия не имела, что это на нее нашло.
– Ах, какая благовоспитанность! – с явной насмешкой добавил генерал.
Шатин лишь молча кивнула.
– А вот инспектор Лимьер в своем докладе описывает тебя несколько иначе. Помнится, он намекал, что ты не ладишь с властями. Он многое рассказал о тебе, твоих родителях и твоем необычном… образе жизни. – Генерал поцокал языком. – Мы, в Министерстве, под «честным трудом» понимаем нечто иное.
Шатин до боли прикусила себе щеку. Больше всего ей хотелось броситься наутек. Да что такое происходит? Неужели ее притащили сюда только для того, чтобы убедить почаще смотреть «пленку»? И собирать побольше очков для Восхождения? Платить взносы, поддерживая грабительский Режим, который одним нажатием кнопки стирает твои добытые тяжким трудом жетоны?
– То ли дело твоя сестра, – продолжал генерал. – Вот она – безупречный образец третьего сословия.
– Сестра у меня легковерная, – еле слышно пробормотала Шатин, не в силах уже сдержать досаду.
Генерал ответил коротким лающим смешком:
– То же самое я мог бы сказать о тебе.
Шатин недовольно хмыкнула, хотя после событий этого дня готова была допустить, что генерал прав. Неужели она и правда так же доверчива, как Азель?
– Как ты видишь, я знаю о тебе практически все, что стоит знать, Тео. – В улыбке генерала мелькнула издевка. – Или, лучше сказать, Шатин?
Вскинув голову, она встретилась с собеседником глазами. Сколько бы она ни старалась сделать каменное лицо, но навряд ли сумела скрыть потрясение. Генерал, поднявшись, медленно обошел стол и остановился в опасной близости к Шатин. Она так стиснула руки коленями, что в пальцах, казалось, не осталось ни капли крови.