Она выражалась настолько странно, что Марцелл снова задался вопросом: да кто такая эта девушка? Ну разве может представительница третьего сословия так разговаривать? А Алуэтт продолжала:
– Мы должны учиться на ошибках истории, а не повторять их. – Она уставилась на опустевший помост, на котором еще совсем недавно находилась живая Надетта. – Так нельзя.
Крики в толпе нарастали, а с ними росло и беспокойство Марцелла. Не время было стоять здесь, обсуждая моральную сторону смертной казни. Лимьер абсолютно прав. Нового бунта не избежать.
Марцелл протянул руку, сжал в ладони стиснутый кулачок Алуэтт. Кожа у девушки была холодной и влажной, и она вздрогнула от его прикосновения.
– Позволь я отведу тебя домой, – попросил Марцелл. Она покачала головой. – Поверь, тебе нечего здесь делать. Где ты живешь?
Алуэтт снова замотала головой:
– Не нужно меня провожать! Пусти! Мне надо идти!
Она резко выдернула свой кулак, и при этом движении что-то выпорхнуло у нее из руки. Марцелл нагнулся, подхватил упавший предмет с земли и, внимательно рассмотрев его, увидел нечто похожее на смятый пожелтевший листок бумаги, какие прежде использовали в Первом Мире.
Он развернул находку.
Это и впрямь оказался лист бумаги.
На котором кто-то нарисовал карту. Схему пути к месту, очень хорошо известному Марцеллу. Он частенько сбегал туда, когда нуждался в одиночестве. Это было единственное место на Латерре, где он чувствовал себя свободным и одиноким.
Онемев от изумления, юноша всматривался в примитивные изображения деревьев. В кружки, явно обозначавшие хижины. Да, так и есть: озеро, река. Без сомнения, перед ним была карта располагавшегося в лесу старого лагеря дезертиров.
Но ведь этот лагерь давным-давно заброшен. Даже если девушка, как он и предполагал, из дезертиров, то что ей там делать?
Алуэтт выхватила у него листок.
– Мне надо идти, – повторила она.
Ошеломленный Марцелл смотрел на нее.
– Туда? – Он указал на карту. Лицо девушки дрогнуло, но она ничего не ответила. – Я знаю, где это, – добавил он.
Алуэтт изумленно распахнула глаза:
– Правда? Ты знаешь…
Конец фразы утонул в шуме. Множество голосов слилось воедино и взметнулось в общем безумном вопле. Марцелл толком не разбирал слов – там было что-то про «клинок», – но интуитивно ощущал, как переменилась атмосфера на Зыбуне. Затем он почувствовал, что его толкают в спину. Толпа хлынула к помосту, увлекая с собой Марцелла и Алуэтт. Несколько человек, сумевших взобраться на помост, принялись ломать смертоносное устройство, выкрикивая: «Долой Министерство!»
Марцелл медленно развернулся кругом, оценивая угрозу. Обещанное инспектором подкрепление дроидов уже прибыло и приступило к выполнению своих функций.
В голове мелькнули распоряжения Лимьера. «Вы – мишень!.. Уходите, д’Бонфакон!.. Это приказ!» Но если бы все было так просто; юноша чувствовал, что буквально разрывается надвое. Одна его половина стремилась ослушаться инспектора. Остаться, чтобы защищать Режим. Вести себя как командор, которым он так хотел стать. А другая признавала, что Лимьер прав. Внук генерала д’Бонфакона и впрямь был мишенью. И всякий, кто находился рядом с ним, тоже подвергался опасности.
Марцелл перевел взгляд на Алуэтт, потом на карту.
– Идем, – сказал он. – Я выведу тебя отсюда. И отведу, куда захочешь. Ну же, не будем терять времени! – Он протянул руку.
Девушка сперва взглянула на его ладонь, а потом несколько долгих секунд изучала его лицо.
– Не беспокойся, – тихо заверил ее Марцелл. – Мне можно доверять.
Он чувствовал, как толпа теснит их. Алуэтт еще один долгий миг смотрела на протянутую ей руку. А потом глубоко вздохнула и вложила в его ладонь свою.
Глава 43Шатин
Шатин толком не поняла, как это случилось. Только что вся толпа хотела, чтобы преступницу поскорее казнили, и вот уже они требуют отомстить за погибшую гувернантку. Да и не просто требуют. Орут во все горло. Вопят как ненормальные. А потом началась драка.
Иногда Шатин готова была поклясться, что все третье сословие – сплошь сумасшедшие. Эти люди долго ждали спасения от жалкого жребия, с энтузиазмом участвовали в безнадежной лотерее. Они послушно проглатывали все вранье насчет честного труда и честного шанса, которое скармливало им Министерство. А теперь вдруг словно бы с цепи сорвались, превращая в оружие все, что попало под руку, атакуя офицеров, полицейских и даже дроидов.
Кто же бросается на дроидов?
«Нет, точно психи», – подумала Шатин, глядя, как какой-то мужчина вскакивает дроиду на спину, а тот вертится, пытаясь его стряхнуть.
Упав на колени, Шатин поползла прочь, пытаясь выбраться из свалки. Мать давным-давно научила ее этому трюку: пробираться по грязной земле Зыбуна ползком. Получалось на удивление ловко: по пути можно заодно без труда обшарить карманы.
Впрочем, сейчас Шатин было не до того, чтобы красть под шумок безделушки и хлебные корки. Девушка искала Марцелла. Потеряв из виду Алуэтт, она наконец высмотрела его в центре Зыбуна, посреди бескрайнего людского моря. Это было как раз перед тем, как жуткая машина отрезала гувернантке голову, словно кусок мяса на разделочной доске в дворцовой кухне. Ужасный смрад до сих пор стоял в ноздрях. Шатин и раньше не раз доводилось нюхать запекшуюся кровь: как-никак она выросла в Трюмах. Но в этом зловонии было что-то особенное: от него в животе все буквально переворачивалось.
В последний момент она отвела глаза.
Ей и без того хватало тревожных воспоминаний для ночных кошмаров. Лишних не требовалось.
В общем, Шатин отвернулась, и тут этот глупый мальчишка – Марцелл – растворился как дым.
Ненадолго подняв взгляд, Шатин успела увидеть, как к ней, преследуя кого-то, ломятся трое глушил. Девушка подтянула колени к груди и ловко откатилась влево, забившись под прилавок. По острому кислому запаху догадалась, что торговали с него капустой. И далеко не свежей.
Осторожно выглянув наружу, она заметила, что дроиды добрались до своей добычи: в лапе у одного, размахивая руками и бешено лягаясь, болталась женщина.
«Надо же, еще брыкается!» – подивилась про себя Шатин.
Интересно, понимала ли эта женщина, за что дерется? Или просто подражала толпе, поддалась стадному чувству? Пропиталась энергией всеобщей ярости, от которой вибрировали и кости самой Шатин.
Если Мабель не лгала, уверяя, что «Авангард» старается обойтись без насилия, то мятежники явно просчитались.
– Смешно, – вслух пробормотала Шатин.
– Ш-ш-ш, – зашипел вдруг кто-то сзади, напугав ее.
Она рывком развернулась и разглядела в тени прилавка мальчишку. Она не заметила его, когда закатывалась в укрытие, и это было тревожным знаком. Ведь Шатин замечала все.
Мальчишка был тощий, одет в лохмотья. Зато на голове у него что-то блестело. Два пластиковых диска в оправе из пермастали. Пара защитных очков – такие, как помнилось Шатин, носили шахтеры в Монфере. Только малышу они были так велики, что скрывали почти всю голову. Он походил на большое насекомое.
Оборвыш сердито оскалился на Шатин.
– Увидят! – шепнул он, прикрывая рот ладонью.
– Извини, – шепнула в ответ Шатин.
Она смутно помнила этого мальчика. И раньше видела, как он болтался по Трюмам, но имени не знала. Таких ребятишек здесь называли «Oubliés»[19]. Дети без дома и без родителей. Заброшенные или сироты.
Забытые.
В сущности, он был такой же трюмный крысеныш, как и Шатин.
– Тебе здесь делать нечего, – заявил ей мальчишка. – Этот лоток и брюхо Тибула – мои места.
Она не сдержала улыбку.
Да, абсолютно такой же, как и она сама.
– Ты знаешь, как забраться в статую Тибула? – спросила Шатин, удивляясь, как сама до этого не додумалась.
Мальчишка сверкнул озорной улыбкой.
– Да! Там просто fantastique! Лучшее укрытие от глушил. – И тут же помрачнел. – Но ты даже не надейся. Сказано, мое место. – Он указал на землю под Шатин и на саму Шатин. – Ты на чужой территории.
– Сейчас уйду. Буквально через пару минут.
Она выглянула из-под прилавка, выискивая среди людей Марцелла.
– Тогда плати за аренду: десять ларгов в минуту.
Он выжидающе протянул к ней руку, задрал рукав над «пленкой».
Шатин спрятала голову обратно и возмутилась:
– Еще чего не хватало!
– Не хочешь платить – убирайся, – сказал мальчишка.
Шатин вздохнула:
– Понимаешь, я кое-кого ищу. Как только найду, так сразу и уберусь, ладно?
– А на кого он похож?
– Дурацкая прическа, дурацкий блестящий плащик и придурочная такая улыбочка.
– А, офицер д’Бонфакон? Как же, как же, знаю. Я его видел.
Шатин встрепенулась:
– Видел? Где? Когда? Куда он шел?
Мальчишка скрестил руки на груди:
– Такие сведения даром не даются.
– Сколько? – простонала Шатин.
– Двенадцать ларгов.
– Три.
– Семь.
– Ладно, согласен.
Закатив глаза, Шатин отстучала на своей «пленке» перевод жетонов.
– Вот. Теперь рассказывай, что знаешь.
Мальчик глянул на «пленку», подтвердившую перевод. И поднял глаза:
– О чем?
– Рассказывай, что тебе известно про того офицера.
– Про какого еще офицера?
Шатин скрипнула зубами:
– Про офицера д’Бонфакона. Ты же сказал, что сегодня видел его.
Мальчишка сел на пятки:
– Ничего подобного я не говорил. Я сказал, что вообще его видел.
Не будь Шатин так изумлена, что мальчишка сумел ее одурачить, тут же закатила бы ему затрещину.
– Знаешь, да ты настоящий пройдоха. – Она даже почувствовала к нему что-то вроде уважения. Пожалуй, такого ловкача можно было бы даже взять в напарники, если бы, конечно, Шатин твердо не вознамерилась покинуть Латерру.
Он довольно улыбнулся:
– Спасибо.
– Тебе бы на Министерство работать, – не удержалась Шатин от язвительного замечания.