Теперь она стояла лицом к преследователю и, выключив свет, ждала в темноте, вслушиваясь в шум леса, вслушиваясь в звуки этого мира. Туман плотно окутал Алуэтт, словно бы заключив ее в скорлупу.
А главное, он ее скрывал.
И она услышала звук, который ожидала. Басовитое мурлыканье мотора и отрывистые щелчки веток и листьев, хлещущих проносящегося между деревьев человека.
«Рано, – сказала она себе. – Еще несколько секунд».
Звук мотора усилился, и девушка занесла палец над приборной доской.
Второе мото вылетело из тумана.
Пора!
Алуэтт резко включила фару, осветив стену тумана ярким лучом. Превратив ее в занавес рассеянного света.
Ездок пытался сохранить управление, но светящийся туман на миг ослепил его. Мото врезалось в дерево, выбив человека из седла. Трижды перевернувшись, он ткнулся лицом в землю среди подлеска.
Алуэтт, соскочив со своего мото, медленно приблизилась к месту крушения. Искареженное второе мото, шипя, лежало у основания ствола – толку от него больше не было. Алуэтт шумно вздохнула. Она хотела всего лишь ослепить преследователя. Задержать, сбить со следа. Ранить она никого не собиралась.
– Ох, Солнца, – прошептала она. – Пожалуйста, не умирай.
С колотящимся о ребра сердцем девушка нерешительно подступила к неподвижному телу. Тело было маленьким. Слишком маленьким для сержанта или инспектора полиции. К тому же теперь она видела, что на ездоке не форменный мундир, а самая обычная одежда.
Неужели она убила подростка?
Алуэтт протянула дрожащую руку к плечу преследователя. Хотела перевернуть, увидеть лицо, оценить тяжесть ранения. Если он еще жив, она могла бы…
Но тут водитель второго мото глухо застонал, и Алуэтт шарахнулась в сторону.
Она с облегчением смотрела, как незнакомец медленно, с мучительным трудом приподнимается на колени, а потом и встает. Когда же тот наконец обернулся, Алуэтт распахнула от изумления глаза. Это был парнишка с Зыбуна. Тот самый, которого она потеряла в толпе.
Но зачем он ее преследовал?
А паренек, как видно, еще не оправился от падения. Он стоял, опершись руками о колени, как будто силился совладать с тошнотой. Что-то в нем переменилось. Капюшон уже не прикрывал головы, и Алуэтт видела спутанный узел темно-русых волос на затылке.
Услышав, как тяжело дышит пострадавший, она испытала такую вину, что позабыла об удивлении. И уже открыла было рот, чтобы извиниться, но тут мальчик, выпрямившись, в упор посмотрел на нее. И столько было в этом его взгляде ядовитой ярости, что Алуэтт буквально онемела.
Так на нее еще никто не смотрел.
Враждебность, парнишки действовала на нее магическим образом, и Алуэтт как завороженная застыла на месте. И вдруг испытала странное чувство, что они знакомы, причем очень давно, встречались когда-то, много лет тому назад.
Мальчик сглотнул, хотел что-то сказать – попытался сказать, – но звука не вышло. Впрочем, это ничего не меняло. Пристальный взгляд говорил о ненависти громче любых слов.
И тут откуда ни возьмись в сознании Алуэтт всплыло женское имя. Чужое и в то же время странно знакомое.
Шатин…
Однако наваждение тут же прошло: неподалеку раздался звук шагов и хруст веток. Рядом был кто-то еще.
Алуэтт обернулась на шум и сквозь сплетающиеся в тумане ветви высмотрела вдали слабый огонек.
Отцовский фонарь?
Должно быть, так. Верно, она ближе к поляне, чем думала. Значит, не опоздала. Папа еще здесь!
Бросив последний взгляд на мальчика, Алуэтт метнулась в лес. Она бежала сквозь темноту на свет. Ветки цепляли ее за одежду, плети лиан свивались над землей, чтобы поставить ей подножку, но Алуэтт не останавливалась. Ближе к источнику света стали слышны и другие звуки: шорохи, скрежет, глухие удары.
– Папочка! – крикнула она, вылетая наконец на поляну.
Однако увидела там совсем не то, что ожидала. Гуго Торо сидел на земле, привалившись к стволу дерева, руки его были связаны за спиной, а рот заткнут грязной тряпкой.
– Папочка! – снова воскликнула Алуэтт, бросаясь к нему. Но не успела она сделать и трех шагов, как уголком глаза поймала в сыром воздухе странную рябь, словно дрогнул окутавший ее кокон бабочки. А потом в левой ноге взорвалась резкая, огненно-жгучая боль.
И девушка с воплем рухнула наземь.
Глава 66Марцелл
«Обнаружена микрокамера, – доложил телеком. – Модель неизвестна. Происхождение неизвестно. Производится попытка соединения. Пожалуйста, ждите».
Судорожно вздохнув, Марцелл нетерпеливо заходил по комнате. Он вернулся в свою спальню – в южное крыло дворца, запер дверь на засов, задернул шторы. Возвращаясь из флигеля прислуги, он чувствовал, как микрокамера камнем оттягивает ему карман. Сейчас ему пришлось еще хуже, чем с тюремной робой отца за пазухой. Он боялся, что каждый, кто попадался ему навстречу: камердинер, горничная, советник, – заподозрит неладное.
Ведь расхаживать с наследством «Авангарда» в кармане равносильно государственной измене. Может, разумнее выкинуть микрокамеру, раздавить ее каблуком?
Признаться, мелькнула у него в голове такая мысль. Но Марцелл тут же коснулся разбитой щеки, ощутил, как саднят ребра и живот, и его вновь ужалили ядовитые слова деда: «Да ты настоящий слабак. Глупый мальчишка!»
И мысль мигом улетучилась.
Остановившись, Марцелл опасливо склонился над кроватью, на которой рядом с телекомом лежала найденная микрокамера. Так ребенок выглядывает из укрытия, играя в прятки.
Только в этой игре тот, кого застукали, попадал в тюрьму.
Отправлялся в изгнание.
Лишался всего.
Как его отец.
Сердце бешено колотилось в груди.
«Производится попытка соединения, – повторил телеком. – Пожалуйста, ждите».
Марцелл не знал, сумеет ли телеком соединиться со странным устройством. Он сразу распознал в нем микрокамеру слежения, но не той модели, которую использовало Министерство. Эта была более примитивной, устаревшей и, вполне возможно, изготовленной кустарным способом.
Марцелл заломил руки. А вдруг установить соединение не получится? Хотя, может, это и к лучшему?
Тогда ему не придется смотреть записи с этой камеры. Можно будет жить как прежде, словно бы событий минувшей недели и не было вовсе. Как будто он не снимал рубаху с тела отца. Не ездил в Монфер. Не виделся со своей бывшей гувернанткой. Не сдружился с подлой трюмной крысой, принимая ее за славного парнишку. Не заглядывал в бездонные глаза прекрасной незнакомки, оказавшейся подручной «Авангарда».
Но еще до того, как телеком объявил свой приговор, Марцелл успел понять, что не желает, чтобы все было по-старому. Да, прошедшая неделя выдалась мучительной и разбила ему сердце, но пути назад в любом случае нет.
Марцелл не хотел возвращаться к трусливому неведению, снова становиться избалованным хлыщом из второго сословия.
Он слишком многое повидал. Слишком далеко зашел.
Телеком прогудел: «Соединение установлено».
Юноша перевел дыхание и нерешительно вернулся к кровати. Поднял телеком и уставился на экран.
На микрокамере обнаружилась одна-единственная запись, и сейчас аппарат запрашивал, транслировать ли ее содержание.
При виде даты в углу экрана в горле у Марцелла мгновенно встал ком: семнадцать лет назад, за два дня до того страшного взрыва на медном руднике, где погибло шестьсот рабочих.
За четыре дня до того, как отца отправили на Бастилию.
За две недели до того, как прекратились бои, Гражданка Руссо была арестована, а Восстание 488 года подавлено.
Теперь Марцелл не сомневался: это и есть то самое доказательство, о котором говорила Мабель.
Дрожащей рукой, сдерживая биение сердца, он занес палец над экраном, задержал дыхание и выбрал опцию «просмотр».
И тут же весь экран заполнило лицо деда, словно тот заглядывал в самую камеру. Смотрел на Марцелла в упор.
– Солнца! – Юноша с криком выронил телеком на кровать.
Латерра, да что происходит? Мистика какая-то!
Моргнув, он опустил взгляд. С экрана на него по-прежнему смотрел дед.
«Запрос на аэролинк от генерала д’Бонфакона», – доложил телеком.
Марцелл перевел дух. Никакой мистики: просто запрос от деда пришел как раз в тот момент, когда он решил начать просмотр.
Чувствуя себя глупым ребенком, напугавшимся собственной тени, Марцелл поднял аппарат и уже занес палец, чтобы принять вызов. Движение было инстинктивным. Рефлекторным.
Генерал вызывает – ты отвечаешь.
Обычное дело. Иначе и быть не может.
По крайней мере, сколько Марцелл себя помнил, по-другому не бывало.
Но сейчас он почему-то медлил.
«Запрос на аэролинк от генерала д’Бонфакона», – повторил телеком.
Юноша представил, как беснуется дед: «Отвечай, негодный трус! Ну же, отвечай!»
Подняв глаза, Марцелл наткнулся взглядом на свое отражение в зеркале. Ну и видок у него! Волосы всклокочены, на шее наливается синяк, правда воротник его почти целиком скрывает. Обычная тактика деда: он всегда старался не оставлять видимых следов. Чтобы вся Латерра не узнала грязного секрета генерала д’Бонфакона.
Первым побуждением Марцелла было пригладить волосы, поправить одежду. Привести себя в порядок. Как и приличествует офицеру Министерства.
Однако ничего этого он делать не стал, а просто шевельнул пальцем, поспешно ударив по экрану.
«Запрос отклонен», – подтвердил телеком, напомнив Марцеллу о содеянном.
Юноша поморщился, приготовившись к уколу стыда.
Но ощутил лишь облегчение.
Словно бы сорвал с себя тяжелую и холодную, насквозь промокшую одежду.
Потрясенный этим неожиданным чувством, Марцелл не заметил, что воспроизведение записи с микрокамеры началось, пока снова не увидел лица деда. На этот раз не во весь экран, а в отдалении, в тени. Дед сидел за рабочим столом у себя в кабинете.
Интересно, как Мабель удалось спрятать микрокамеру в кабинете генерала д’Бонфакона?
«Прошу прощения, – говорил кому-то генерал, – но мне это решение представляется необдуманным и безрассудным. Уверен, мы найдем другое, если…»