Алуэтт остановилась.
Шаги тоже замолкли.
Она развернулась, занося отвертку как оружие, – и уронила ее на пол.
– Марцелл?
Голос сорвался и перешел в шепот, и на миг, на кратчайший миг Алуэтт ощутила, что пустота в груди чуть-чуть заполнилась. А потом в голову закралась беспокойная мысль. Он как будто поджидал ее рядом с машинным залом. А ведь она не говорила ему, где живет.
– Как ты меня нашел? – спросила Алуэтт.
Он шагнул к ней. Но как-то неуверенно и опасливо, словно он ее боялся. И пустым голосом ответил:
– По крови.
– По крови?
– Когда мы впервые повстречались в коридоре, ты сказала, что шла по каплям моей крови. Так меня и отыскала. Теперь они почти исчезли. Высохли. Но я разглядел следы.
Сердце у нее снова зачастило при воспоминании о багровых капельках, уводящих от машинного зала. Неужели она все испортила и Марцелл уже нашел их убежище? Обитель в опасности?
Правда, сестра Жаке сказала недавно, что Марцелла можно не опасаться, но откуда ей знать? Она ведь с ним даже не знакома.
Алуэтт отчаянно вглядывалась в лицо юноши, отыскивая ответ.
Но ничего понять не могла: вид у Марцелла был очень странный, словно бы он пребывал в глубокой задумчивости. Или даже в трансе.
Он встал перед ней, протянул руку, осторожно подхватил ладонью ее четки. И уставился на металлическую табличку.
– Жаворонок, – сказал он громко, будто что-то поняв.
Алуэтт сглотнула, уже не сомневаясь, что случилась беда.
– Марцелл, что происходит?
Моргнув, он наконец взглянул на нее. Невыразительно произнес:
– Ты меня боишься.
– Что?
– Там, в лесу, ты по-настоящему испугалась, когда узнала, что мой дед – генерал д’Бонфакон. Я думал, это потому, что ты из дезертиров.
– Ты и впрямь так решил? – удивилась девушка.
Марцелл хмыкнул:
– Но на самом деле дезертиры тут ни при чем, верно? Тут другое. – Он словно бы выплюнул последнее слово. – Так почему ты так перепугалась там, в лагере?
Тот самый страх, о котором он говорил, вдруг вернулся к ней, разрывая грудь и стягивая ее узлом.
– Но… – начала Алуэтт.
– Я все понял, когда вспомнил про это… – Он кивнул на нитку бус. – Помнишь, ты показала мне бирку? Заставила прочитать. Ты сама открыла мне свое прозвище.
Алуэтт наморщила лоб:
– Марцелл! Да о чем ты говоришь?
Марцелл так посмотрел на Алуэтт, что у нее закружилась голова.
– Ты что, и вправду не знаешь?
– Чего не знаю?
И тут в его глазах блеснуло новое чувство. Нечто похожее на гнев.
– Не морочь мне голову! Я не потерплю больше лжи. Особенно от тебя. Не могу я… – Голос его сорвался, и Алуэтт заметила, как влажно блеснули глаза юноши. Марцелл выронил нитку бус и тыльной стороной ладони утер слезы.
– Эй! Ш-ш-ш. Все хорошо. – Она погладила его по щеке.
Он вздрогнул от прикосновения, а потом подался было ей навстречу, но тут же отшатнулся обратно.
– Да что с тобой? – спросила Алуэтт.
– Я только что из Управления полиции. Допрашивал двух арестованных членов «Авангарда», – медленно, с запинкой заговорил Марцелл. И жадно вгляделся в лицо собеседницы, как если бы ждал от нее разрешения говорить дальше.
– Ну и?.. – поторопила его она.
Он прищурился:
– «Авангард» – давний враг Режима. – Марцелл еще помолчал, изучая ее лицо. – Они стояли за Восстанием четыреста восемьдесят восьмого года. Семнадцать лет назад. Того самого, что возглавила Гражданка Руссо.
В груди Алуэтт бурлили вопросы. Уж не тронулся ли этот парень умом? Латерра, о чем он говорит? Восстание? «Авангард»? Какая-то гражданка? Ничего подобного она в «Хрониках» не читала. Если бы на Латерре случались восстания, сестры бы ей непременно про это рассказали. Принципаль Франсин заставила бы воспитанницу до изнеможения зубрить их историю. Анализировать со всех точек зрения. Политика, экономика, стратегия. Так же как она изучала все войны Первого Мира.
Вздохнув, Марцелл полез в карман и вытащил странный предмет, на взгляд Алуэтт – похожий на сложенный вдвое лист бумаги. Но когда д’Бонфакон, развернув его, провел пальцем по поверхности, заставив ее засветиться, Алуэтт сообразила, что он держит в руках телеком – устройство, которым второе сословие пользовалось для связи.
Несколько раз стукнув по экрану, Марцелл развернул его к Алуэтт:
– Узнаешь этих женщин?
Алуэтт чуть не задохнулась от изумления. С экрана на нее смотрели сестра Жаке и сестра Дениза. Только обе были не похожи на себя. Лица женщин угрюмо застыли, словно бы окаменели. От светлой улыбки сестры Жаке и следа не осталось.
Алуэтт стегнула Марцелла взглядом:
– Что происходит? Что ты сделал с сестрами? Откуда на твоем телекоме их портреты? – В горле у нее встал ком. – Это я во всем виновата, да? Вы вышли на них через меня?
– Алуэтт. – Резкость тона отрезвила ее, как пощечина. – Повторяю: мы задержали двух боевиков. Их взяли прошлой ночью в Министерстве при попытке взломать кабинет коменданта Галлана. Они пытались разрушить систему охраны Бастилии. – Он кивнул на экран и снова обратил взгляд к девушке. – Нет ни малейших сомнений: эти женщины из «Авангарда».
Взломать кабинет коменданта?
Задержали в Министерстве?
Разрушить систему охраны Бастилии?
Что за чушь! Не могли Жаке и Дениза оказаться в Министерстве. Это же в Ледоме, а туда пускают только первое и второе сословие. Ну, может, конечно, и делают когда исключение для третьего, но ведь у сестер даже «пленок» нет. Как бы они обошли полицейских и дроидов на пропускном пункте, которых в Министерстве наверняка полным-полно?
Но почти сразу ей вспомнилась последняя встреча с Жаке и Денизой. Это было только вчера. Алуэтт сидела на кровати, смотрела, как собираются сестры. Что ответила Жаке на ее вопрос: куда они уходят? «Этого я, к сожалению, сказать не могу».
Алуэтт покачала головой. Нет. И все равно она не могла поверить. Просто отказывалась верить. Сестры – это… сестры. Они ведут тихую, мирную жизнь в Обители…
И никак не могут быть боевиками какого-то там «Авангарда»!
С какой стати им взламывать систему охраны Бастилии или возглавлять восстание?!
– Дай сюда! – выпалила Алуэтт.
Едва она выхватила устройство из рук Марцелла, чтобы лучше разглядеть экран, как аппарат у нее в руках завибрировал и изображения сестер вдруг размылись в пиксельный туман.
– Где они?..
Слова застряли у Алуэтт в глотке, потому что пиксели вдруг рассеялись, словно бы пар над отцовским чайником, а потом сложились по-новому, и на экране замигало сообщение: «Когда жаворонок прилетит домой, Режим падет».
Алуэтт недоверчиво бегала глазами по ярким белым буквам.
– Что это? – спросил Марцелл и, не дав девушке времени вникнуть в смысл фразы, вернул себе телеком.
Но как только устройство оказалось у него, буквы тут же испарились.
Марцелл потряс телеком, покрутил его в руках.
– Куда все подевалось? И что вообще это было? – Он бросил взгляд на Алуэтт. – Там же было какое-то сообщение, да? Что в нем говорилось? У меня не получилось прочитать.
В груди Алуэтт поднимались самые противоречивые чувства. Досада, страх, смятение.
– А у меня получилось, – она снова выхватила телеком, – так что дай сюда.
Аппарат снова задрожал, и вот оно. То же загадочное послание: «Когда жаворонок прилетит домой, Режим падет».
Что это значит? О каком «жаворонке» речь?
В голове у нее метались вопросы, а взгляд бегал по строчке.
Бессмыслица какая-то.
– Я знаю, кто это подстроил! – выпалил Марцелл, словно на него снизошло озарение. – Та странная женщина, арестантка со шрамом на лице. Она что-то сделала с моим телекомом там, в допросной. Должно быть, взломала программу. Она велела мне найти тебя. Хотела передать тебе сообщение. Покажи!
Подавшись к Алуэтт, Марцелл выдернул телеком у нее из рук. И снова слова растаяли. Заинтригованный д’Бонфакон поднес устройство ближе к девушке. Сообщение вернулось.
– Твои бусы, – отсутствующим голосом произнес Марцелл.
Алуэтт распахнула глаза, инстинктивно прикрыла четки ладонью.
– Что с ними?
– Они каким-то образом включают сообщение. Смотри.
Он стал двигать устройство взад-вперед. Рядом с Алуэтт таинственные слова проявлялись, чтобы тотчас распасться хаосом пикселей, едва он отводил телеком.
Марцелл покачал головой:
– В этой металлической бирке скрыт какой-то сенсор или…
– Стой! – Алуэтт отскочила подальше от телекома. – Arrête! Ты сам не понимаешь, что говоришь.
– Алуэтт… – Марцелл шагнул за ней, но она отшатнулась еще дальше. – Прости. Я думал, ты знаешь. Я думал, ты с ними заодно. Я думал, «Авангард» специально подослал тебя…
– Нет! Пожалуйста, замолчи! Тут какая-то чудовищная ошибка.
– Никакой ошибки, Алуэтт. Я…
Но девушка уже не слушала. Оттолкнув его, она бросилась бежать по коридору, и сама толком не зная куда. Лишь бы подальше от него. От его пронзительных глаз и нелепых обвинений.
– Подожди, Алуэтт! – раздавалось у нее за спиной. – Пожалуйста, постой!
Но она не остановилась ни на секунду. Она бежала. Обратно, по коридорам и лестницам, что привели ее сюда. В спасительное убежище.
Алуэтт отперла вентиляционную шахту и слетела по трапу в Обитель. Теперь она поняла, куда ей надо. Точно знала, как доказать, что Марцелл ошибся.
Главный коридор Обители пустовал. Должно быть, сестры еще спали. Она пронеслась дальше, к тяжелой деревянной двери в конце. К той, что прежде для нее всегда была закрыта. К той, за которую воспитаннице не разрешали ходить.
«Пока сама не станешь сестрой», – говорили ей.
Что ж, теперь она сестра. Ей вручили четки. Она имеет полное право войти в Зал собраний. Алуэтт миновала коридор, уводящий к спальням сестер. Оставила позади выход в общий зал. И кухню.
Из двери столовой вдруг показалась принципаль Франсин – усталая, с красными глазами. Словно всю ночь не ложилась.